Уже к концу третьих суток По Дэмерон приходит к трем выводам.
    Во-первых, дети — это удовольствие для отъявленных и неприкрытых мазохистов, а родители — святые люди (забраки, мон-каламари, сефи, катары соответственно), и ему стоит поблагодарить папу, что тот в свое время не выкинул его к хренам в джунгли выживать самостоятельно.
    Во-вторых, адмирал Бусики-Браслетики — бессердечная, жестокая женщина, безнаказанно применяющая зверские и антигуманные пытки к бедным, несчастным коммандерам, которые, конечно, провинились, но не настолько.
    В-третьих, он сходит с ума.
    Он должен сходить с ума. Иначе это не объяснить.
    По смотрит на пустую постель Ракушки. Она была там всего секунду назад. По мысленно восстанавливает цепочку событий. Вот он накрыл Ракушку одеялом. Вот он отвернулся, чтобы ответить Куколке, что больше никакого сока на ночь, уже давно спать пора. Вот Куколка начала канючить, и кто-то задал ему еще какой-то вопрос, и дальше все заголосили наперебой. Вот он повернулся обратно, а Ракушки нет.
    Как эти дети ухитряются перемещаться с такой скоростью и настолько бесшумно, видят звезды, По не представляет. Это невозможно. Это физически не-воз-мож-но!
    — Так. Кто видел, куда делась Ракушка? — решает не паниковать он.
    — Она хотела в туалет, — звучит чей-то голос.
    — И вы ей разрешили, — радостно подтверждает Куколка. — Можно мне сок?
    — Нет. Когда я ей разрешал?
    — Ну почему? — заводит уже знакомую шарманку Куколка.
    — Она спросила: «Можно в туалет», — а вы сказали: «Да-да», — отвечает тот же голос. Остроушка.
    — Когда я, — начинает было По, но тут же осекается. На фоне Куколка продолжает повторять бесконечное «ну почему ну почему ну почему».
    Ладно. Допустим, где-то в суматохе он каким-то образом умудрился разрешить пятилетней мон-каламари отправиться в туалет. Нет смысла спорить с детьми о том, что ничего подобного он не разрешал. Во-первых, они все равно победят. Во-вторых, найти Ракушку важнее, чем доказывать сборищу несовершеннолетних, кто тут прав и главный. За последние двое суток По убедился, что этот магический человек явно не он.
    — Сидите здесь, ладно? Я принесу тебе сок, — повышает голос он, только чтобы Куколка замолчала. Та тут же улыбается ему так, будто он ее «самый-самый лучший друг». — Только пообещайте мне, что будете здесь, когда я вернусь с Ракушкой?
    По смотрит на эти невинные лица, которые кивают ему, и не верит ни единому кивку. В первые сутки этот финт бы еще прошел. Но это уже третьи, и По поднабрался опыта.
    — Кто-нибудь еще что-нибудь хочет? Принесу только тем, кого найду здесь, когда вернусь.
    — А если не найдете?
    — Съем и выпью все сам.
    — Я хотела попросить книжку. Но не хочу, чтобы вы ее ели.
    По сокрушенно вздыхает.
    — Ладно. Книжку есть не буду. Что-нибудь еще?
    Через пять минут, с трудом удерживая в голове весь список заказов, По бороздит просторы базы в поисках Ракушки. И через десять минут бороздит. И через пятнадцать. И через двадцать. И через сорок. На этой базе, крифф подери, не так много туалетов! И ни в одном из них нет Ракушки. И обратно она не возвращалась — По проверял. Куда она делась? Ну не растворилась же в воздухе? Как эти дети это делают, честное слово? Научили бы разведку — цены бы им не было.
    Наконец, спустя час поисков По в крайней степени отчаяния оседает на ящик в ангаре.
    Наверное, вот сейчас настало время паниковать, но у него просто нет сил.

    Поскольку сил на панику нет, По решает просто пропустить этот шаг и перейти сразу ко второму: выведению плана. Надо подойти к задаче стратегически. Как если бы он искал не ребенка, а информатора. Дано: замкнутая база, маленькая девочка, вечер, следовательно, большинство помещений уже опустело — люди расходятся по своим делам и по своим комнатам. Что бы он делал? Для начала раздобыл бы план базы. Его можно достать у C-3PO, и пусть перспектива общения с говорливым дроидом не впечатляет По, иного выхода нет. Еще, конечно, можно попробовать загрузить план через Биби-8.
    Так. Хорошо. Уже хорошо. Сначала раздобыть карту, что потом? Провести веерную зачистку? Но как убедиться, что девочка не будет возвращаться в те помещения, что он уже проверил? Они могут ходить по кругу. Ему нужны ключи. Точно. Ключи от как можно большего количества помещений на базе. Проверил сектор — запер. И никаких проблем. Отлично. У кого могут быть ключи? У генерала Органы? У того же C-3PO? Не все помещения здесь запираются. По оглядывается по сторонам: ангар вот, например, не запрешь. А еще можно было выскочить на улицу.
    О звезды, а что, если Ракушка решила выйти на улицу? Кто его знает, какие твари бродят там по ночам! По в ужасе вглядывается в дюрасталевый занавес и не сразу реагирует на знакомый голос.
    — Да, привет, Мэй, прости, я занят, — рассеянно говорит он, поднимаясь с ящика и делая несколько шагов по направлению к выходу из ангара на соляное плато.
    Воображение успевает нарисовать По просто фантастические кошмары. Одна маленькая мон-каламари против кристаллического монстра. Или даже просто убредшая куда-то по плато до холмов, и вот они будут ее завтра искать на местных доисторических спидерах. И ему нужно будет как-то уложить сейчас остальных и объяснить, почему он перестал искать Ракушку. Крифф. А что адмиралу сказать? Поднять ее на ноги сейчас? Нет, определенно, до завтра ждать не стоит. Если Ракушка решила уйти в поход, то вызволять ее с просторов соляной планеты стоит прямо сейчас. Мало ли, что с ней успеет случиться за ночь. Да и он сам не уснет, если не найдет ее, и тут даже Мэй не поможет.
    Мэй. Что она сказала?
    По замирает. Разворачивается. Окидывает взглядом Мэй, затем — девочку рядом с ней. Ракушка!
    — Ракушка! — сам собой вырывается у него облегченный возглас, и он торопится подойти ближе, опуститься рядом с ней на одно колено, чтобы говорить было удобно; привычка, которая так нравится дроидам, без проблем перекочевала и на детей тоже: — Я тебя везде ищу. Ты где пропадала? Все в порядке? С ней все в порядке? — По переводит взгляд с Ракушки на Мэй.
    — Я тебя искала, — гордо заявляет Ракушка. — И нашла!

    — Нашли, — соглашается По и улыбается Ракушке.
    Та, как и всегда, сама непосредственность. Как успел понять По, она из всех детей легче всего идет на контакт со взрослыми. Что, в общем и целом, подтверждается тем, как легко Ракушка ведет себя вокруг Мэй, с которой до этого не общалась. Это отличный момент, чтобы задаться вопросом, с каких пор он подмечает такие вещи и откуда это вообще в нем, но По только поднимается на ноги и улыбается теперь уже Мэй.
    — Ты их запер? — громким шепотом спрашивает Ракушка, крепче сжимая ладонь Мэй.
    — Нет, — быстро отвечает По. — Конечно, нет, никто никого не запирал.
    В этом, конечно, может крыться проблема. С другой стороны, дети, которые только недавно освободились из заточения, трепетно относятся к вопросам свободы перемещения. Даже в мелочах. По приходится не закрывать дверь до конца, оставляя щель, чтобы все могли спокойно уснуть. Но Мэй об этом знать неоткуда, кажется, они вообще про этих детей особо не беседовали.
    — Тетя Мэй просто шутит так, — успокаивающим тоном продолжает По. — И мы не пойдем к остальным. Сначала мы заглянем за книжкой, потом за соком и печеньем, и только после этого пойдем укладывать тебя спать вместе с остальными. Договорились?
    Ракушка, помедлив, серьезно кивает.
    По кивком указывает Мэй в сторону двери, ведущей в ту сторону базы, где находится кухня. Неподалеку от нее организовали небольшую коробку с книгами — всеми, которые удалось наскрести по закоулочкам базы, пригодными для чтения детям и детьми. Идти тут минут пять. В коридоре По оказывается отделен от Мэй Ракушкой, которая, кажется, не планирует отпускать ее руку в ближайшем будущем.
    — Ты занята? — По кидает взгляд на Мэй. — Мы с Ракушкой можем дальше сами, если у тебя какие-то дела. Спасибо, что нашла ее.
    Это уже второй вечер, когда они сталкиваются вот так. Вчера было хорошо. Было бы здорово, если бы Мэй смогла задержаться и в этот раз, но По не торопится потакать своим надеждам. В конце концов, дети — не ее обязанность, а он явно проведет остаток вечера, укладывая ораву сорванцов спать. Ему все еще кажется, что он понятия не имеет, что делает, поэтому По просто следует указаниям интуиции — и немного вспоминает, что делали его родители, как вели себя, какие слова подбирали.
    Если уж начистоту, то это совсем не та ситуация, в которой он предпочел бы оказываться перед Мэй. То ли дело симуляторы — там По точно знал, что делал. Тем более, пилоты всегда привлекали больше заинтересованных взглядов, чем — как это назвать? — воспитатели ватаги детей. Поймав себя на этой мысли, По срочно прекращает ее думать. Ему еще сок для Куколки доставать. И вообще, иногда совместный просмотр кино до поздней ночи — это просто совместный просмотр кино до поздней ночи. Друзья тоже так делают. Часто.

    «Мало ли», — говорит Мэй, и По чуть хмурится, но быстро заставляет себя разгладить лицо и улыбается в ответ на ее смех. Вчера он был в ярости, но сегодня его так закружило делами, что не было и секунды на то, чтобы сесть и подумать о вчерашних событиях всерьез. Наверное, оно и хорошо. Пусть лучше его голову занимает сок, потерянные дети и прочие, менее выворачивающие душу наизнанку вещи, чем то, что Кайло Рен сделал с Рей за его жизнь. Он обещал себе разобраться с этим, и он разберется. Как только найдет момент.
    По кивает на предложение Мэй разделиться, но не успевает сделать и пары шагов, как ее следующие слова заставляют его с удивленным лицом развернуться обратно. Не стоит читать детям? В последний раз, когда он проверял коробку, там все было очень даже детское. По кидает взгляд на книжку в руках Мэй, но не узнает ни обложку, ни название, ни автора. Еще вчера ее тут не было. Кажется, Мэй знакома с произведением куда ближе, и По пытается подавить улыбку, но та все равно рвется наружу, пусть и кривоватая.
    Хочет ли он знать, откуда она знает, что эту книжку про Большую Любовь не стоит читать детям?
    Несколько мгновений По смотрит на Мэй, которая явно пытается сигнализировать ему SOS одними губами, но вместо того, чтобы внять ей, он только склоняет голову к плечу и чуть вскидывает брови, продолжая улыбаться. В его глазах плещутся неприкрытое веселье и немного любопытства, и что-то еще, другое. Тёмное, жгучее. Но прежде, чем эмоцию можно будет распознать, По присаживается на корточки рядом с Ракушкой и посвящает все свое внимание ей.
    — Там слова сложные, Ракушка, — говорит он. — И картинок совсем нет, это взрослая книжка, помнишь, как та, которую я вам в первый вечер читал?
    — Про историю Восстания?
    По кивает. В первый вечер сложно было найти что-то подходящее, поэтому выбирать не приходилось: между собственными отчетами, справочником и историческими трудами пришлось выбрать последние, как наименее вредные для детской психики. Правду сказать, По и сам был не в восторге от той книги. Ракушка, кажется, не очень верит его словам и с подозрением поглядывает на книжку в руках Мэй.
    — Но там на обложке красиво нарисовано, — наконец, говорит она. — Можно, мы ее почитаем? Можно? А сложные слова в словаре посмотрим. Ты тоже умный станешь, все слова выучишь.
    По открывает рот, чтобы ответить, но вместо этого только вздыхает. Трет шею рукой, роняя голову вперед. Спорить точно бесполезно, Ракушка только расстроится, и укладывать ему ее потом полночи. Они уже и так просрочили время отбоя. По возвращается глазами к ее лицу:
    — Ладно. Мы возьмем несколько, и эту тоже. Помоги Мэй найти еще что-нибудь, что тебе понравится, а я пока за соком схожу, договорились?
    Ракушка расцветает и кивает. Стоит ей отвернуться, как По на мгновение зажмуривается. Дети. Но тут же поднимается на ноги и быстро идет за соком. Ему нужна пара минут, чтобы придумать, как предотвратить эту катастрофу. Возможно, они просто пропустят все места, которые не стоит читать детям? Если это его план, то точно придется проконсультироваться с Мэй.
    Главное, чтобы дети не заставили их читать по ролям.

    Обратно они идут гружёные, но это не проблема. Проблема — это книжонка, которую Ракушка прижимает к груди и с которой, видимо, не планирует расставаться больше никогда в жизни. Ну или во всяком случае, до того момента, когда ей в душу западет что-нибудь еще, наверняка настолько же ужасное. По уже как-то даже смирился с тем, что с этими детьми никогда не знаешь, что принесет следующий день, и относится к этому философски. В конце концов, все до сих пор живы, и это главное. А книжки — ну, что книжки. Что-нибудь придумают.
    Мэй, кажется, не разделяет его оптимистичных взглядов на жизнь. Но она и не сидела с детьми уже — сколько? — он потерял счет времени. Почти неделю. Кажется, что вечность. Несколько вечностей.
    По склоняется ближе к Мэй и говорит ей на ухо:
    — Верь мне.
    Он умеет звучать уверенно, когда хочет, и сейчас как раз такой случай. Не стоит паниковать самому и давать паниковать Мэй. В конце концов, то, что Ракушка хочет читать книгу, еще не значит, что остальные дети придут от нее в такой же восторг. Они могут попросить что-то другое. С другой стороны, Ракушка умеет делать такое выражение лица, противостоять которому невозможно, если ты, конечно, не слепой.
    На подходе к комнате По мысленно готовит себя к худшему. Он не удивится, если все дети за это время успели отправиться исследовать базу. Однако когда Мэй толкает дверь, и они заглядывают внутрь, на месте оказываются почти все. Ракушка тут же юркает на свое место и начинает радостно вещать о книжке остальным, всячески пытаясь продать идею послушать ее на ночь. По рассеянно кивает Мэй и заходит внутрь, отдает все, что нес, тем, кому нужно, и наконец определяет, кого нет. Полосатый.
    По садится на постель рядом с Ракушкой. Чувство усталости, которое наваливается на него, не сравнимо ни с чем. Он даже после боевых вылетов так не устает. Ракушка рядом с ним торжествует: каким-то невероятным образом ей удается уговорить всех присутствующих почитать несчастную книженцию. По проводит руками по лицу и смотрит на Мэй.
    — Ты права, Полосатого нет.
    — Давайте читать, он потом сам придет! — нетерпеливо перебивает его Ракушка.
    — Да просто в туалет наверняка вышел, — раздается чей-то еще голос.
    — Хотим книжку!
    Под поднявшийся гвалт Ракушка сует книжку ему в руки. Держа ее в руках, По поднимается с места и подходит ближе к Мэй, вновь склоняется к ее уху:
    — Самым разумным было бы кому-то одному остаться читать, а другому поискать Полосатого.
    — О чем вы там шепчетесь?
    — Иначе к тому моменту, как мы вернемся, они все опять разбегутся, — невозмутимо продолжает По все тем же негромким голосом на ухо Мэй.
    — Больше двух говорят вслух!
    По отстраняется и смотрит на Мэй так, будто она его единственная надежда. Самая-самая последняя.
    — Или мы можем велеть кому-то еще почитать вслух остальным, но тогда сама понимаешь, — добавляет он, протягивая книжку Мэй.
    По не уверен, получается ли у него делать такое же выражение лица, как у Ракушки, но вдруг? Он вытаскивал Мэй из такого числа передряг, теперь ее черед! Тут даже стрелять не придется. И угрозы жизни нет. Всего лишь какая-то книженция.

    Когда Мэй отбирает у него книгу, По уж решает, что обошлось и ему не придется участвовать в этом, но подруга не торопится отпускать его. Никто в этой комнате не торопится. Улизнуть не получится. Справедливости ради, Полосатый куда старше и самостоятельнее Ракушки, и беспокоиться за него так же сильно не стоит. Мог действительно выйти в туалет. Или еще зачем. Да мало ли поводов. Рано или поздно должен вернуться, чтобы поспать.
    Глядя на поднятые вверх детские руки, По вздыхает, трет шею и смотрит на Мэй. На книженцию в ее руках. На Мэй опять.
    Ну, что делать.
    — Я предлагал тебе уйти, ты сама отказалась, — негромко напоминает он, подмигивая ей. — Так! — куда громче обращается он, хлопнув в ладоши и крутанувшись на месте. — Мы читаем, только если все ложатся и слушают лежа. Нет, даже слушать не хочу возражения, все по постелям и под одеяла.
    По складывает руки на груди и остается стоять, пока все дети до единого, некоторые ворча и возмущаясь, не оказываются под одеялами. Не то чтобы его авторитет в их глазах так уж подрос за последние несколько дней, но охота пуще неволи: книжку про Большую Любовь, так живо расписанную Ракушкой, послушать хотят все. Хотя некоторые наверняка только затем, чтобы не расстраивать малышку.
    Убедившись, что все улеглись, По гасит большую часть освещения, кивает Мэй на изножье пустой постели Полосатого и садится сам. Устроив подушку у стены так, чтобы можно было облокотиться на нее, он устраивается удобнее. Эти дети чудовищно терпеливы, когда дело доходит до чтения сказок, и как показывает практика, По как правило засыпает от процесса гораздо быстрее, чем они.
    — Ты за автора, — очаровательно улыбается он Мэй.

    Кажется, Мэй все еще не очень рада своим новым планам на вечер, но что поделать, да? Не он радостно воскликнул, что эту книжку детям читать нельзя. Любой человек, имеющий дело с детьми, знает, что ни в коем случае никогда нельзя объявлять вслух, что ребенку чего-то нельзя. Это тут же ставит на этом чем-то жирную мишень, превращает в сладкий запретный плод. Ладно, возможно, По чувствует себя немножко виноватым. Самую малость.
    Но тут же перестает, когда Мэй устраивается рядом. Он случайно замечает, как на них смотрит Куколка со своей кровати, и этот взгляд вызывает у него крайне странные ощущения. Как будто их с Мэй застали за чем-то неприличным — неприличнее, чем чтение дамского романа детям. К счастью, подруга отвлекает его от этих мыслей, когда разворачивает к нему книгу, и По задыхается от возмущения.
    «Моей дорогой Эмилин»?!
    По даже не пытается рассматривать какие-то иные варианты: все его подозрения сразу же падают на вице-адмирала Бусики-Браслетики. Она ему мстит так за прозвище? Это шутка? Розыгрыш? Но нет, книга всамделишная. Да еще и толстая. И посвящение, судя по всему, тоже настоящее. По переглядывается с Мэй, но той, кажется, смешно.
    Что тут смешного!
    Они будут читать эту бурду детям!
    Потому что дорогая Эмилин решила приколоться над ним!
    Подложить дамский роман в коробку к детской литературе, про которую известно, что ее организовал По, а потом наслаждаться последствиями — эксцентричный поступок как раз под стать вице-адмиралу.
    — Что там, что там? — подает голос Ракушка.
    — Моей дорогой Эмилин, которая вдохновляет меня на красивые слова о любви, — не своим голосом, но с выражением читает По, пропуская половину слов просто потому, что не уверен, что ему хватит самообладания.
    Он даже не знает, он зол, расстроен, развеселен или что. Еще и Мэй тут. Звезды, за что ему это.
    — Отдашь потом эту книгу мне, — шипит он ей. — Поговорю с хозяйкой.

    Каким-то образом им даже удается читать это с серьезными лицами. По большего бреда в жизни не видел, но по какой-то невообразимой причине дети слушают с замиранием сердца, хотя некоторым это чтиво явно не по возрасту. Можно было бы понадеяться, что они уснут быстрее всех, но не тут-то было: вон как у Ракушки глаза блестят от любопытства. Был бы Сенат таким внимательным — вот бы зажила галактика! Даже вопросы задают.
    По откровенно пользуется тем, что большая часть текста достается Мэй, и то обозревает слушателей, то краем глаза смотрит на нее, то читает вперед, чтобы как-то морально подготовиться к тому, что будет произносить вслух. Главная героиня, равно как и вся история, вызывает у него порыв закрыть лицо руками и больше никогда не выходить из этой позы. Однако голос Мэй придает этой чуши какую-то новую окраску. Иногда По ловит себя на том, что криффов дамский роман имеет на него свой... эффект.
    — «Если я не смогу сейчас дотронуться до тебя, мне кажется, я сойду с ума», — сказал он, — читает По даже как-то с чувством, очень натурально. Кажется, это называется «втянулся».
    К несчастью, пошутить и как-то разрядить напряжение вперемешку с неловкостью, которые чувствует, он не может — дети не поймут. Одно хорошо: кто-то действительно успел заснуть, и то хорошо. Возможно, их пытка прекратится где-то в обозримом будущем. До того, как они дойдут до пикантной части — взгляд По уже успел скользнуть дальше по странице. Криффова книжка. По заставляет себя сделать медленный вдох и медленно же выдохнуть. Ну вице-адмирал. Ну держитесь.

    Мэй тоже читает свою часть. Чтобы не концентрироваться на том, как слова дурацкой выдуманной Пии звучат в устах вполне реальной, сидящей рядом Мэй, По принимается мысленно составлять речь, которую адресует вице-адмиралу Холдо. До момента, как случится этот фантастический диалог о детской литературе, он скорее всего успеет десять раз забыть, что тут придумал, но это неважно. В какой-то момент По сдвигается выше, не то устраиваясь удобнее, не то меняя позу по какой-то другой причине, и едва слышно, но от этого не менее тяжко вздыхает.
    Мэй все продолжает читать, и По замирает, слушает. Думает о том, что такого непотребного можно сделать с чаем на базе, чтобы вице-адмирал Бусики-Браслетики больше никогда не вздумала так его разыгрывать. Иногда его мысли сами собой перекидываются на то, как плечо Мэй касается его, как близко они сидят, потом на то, как близко они сидели вчера вечером, когда смотрели голофильм, а потом на то, как близко они были в симуляторе.
    Как много у них в последнее время случается этого непрошенного близко.
    По ошеломленно смотрит на Мэй, не совсем понимая, чего это она толкает его локтем, а потом соображает: точно, они же читают. Его очередь. Куколка и Ракушка на своих местах чуть ли не подпрыгивают от нетерпения. Вот же ж неугомонные.
    — «Прошу, никогда не бойся меня. Мне не вынести, если ты будешь меня бояться», — с выражением читает По, а потом наклоняется ближе к уху Мэй и продолжает вполголоса: — Давай закругляться. Там дальше совсем, — он издает неопределенный звук, что-то среднее между хмыканьем и кашлем, призванный обозначать, насколько чудовищная дичь творится дальше в тексте.
    Хотя если уж начистоту, дело не только в том, какая дичь там дальше на страницах треклятой книжки, но и в том, как чтение этой дичи вслух по ролям с Мэй заставляет По себя чувствовать. Пугать подругу непроизвольными реакциями на дамские романы ему хочется меньше всего. Еще подумает что-нибудь не то. Не то чтобы у нее есть повод! Наверное. В голове вновь всплывают все эти моменты, и особенно вчерашний вечер, который можно было бы принять за какое-нибудь — ай, нет, они просто друзья. По обрывает эту мысль и не планирует когда-либо к ней возвращаться.

    Мэй симулирует приступ кашля где-то на четверочку. Но По оборачивается на нее с таким обеспокоенным лицом, как будто она не кашлянула пару раз, а чуть не умерла от приступа удушающего кашля. Дети, кажется, тоже не шибко верят представлению, гудят возмущенно, и По уже знает, что так просто им их не убедить. Эти дети собаку съели на вранье, пока были у пиратов. Вон и Ракушка проявляет всю свою заботливость.
    — Совсем не могу, — подтверждает По слова Мэй.
    Ракушка смотрит на него скептически, хотя По уверен, что она еще даже слова такого не знает. А если знает, то правильно не выговорит.
    — Но там же самое интересное началось!
    — Ну можно еще страницу?
    — Ну хоть строчечку?
    По поднимается с места и, забрав у Мэй книгу, тянет и ее саму за руку наверх за собой.
    — Нет. Вот и Полосатый куда-то запропастился, его еще найти нужно. И Мэй нужно к доктору отвести, чтобы ей не было страшно одной. Вы же пугались доктора Калонию? Вот то-то же.
    Говоря, По идет к выходу вроде и не торопливо, но весьма стратегически: пока дети пытаются придумать, почему не нужно никуда провожать Мэй или почему они должны прочитать еще хоть словечко, они уже успеют скрыться за дверью. А там дело за малым — найти Полосатого, и все. Это он хорошо вспомнил. Уже в дверях По оборачивается внутрь комнаты.
    — Скажите спасибо Мэй, она так для вас старалась сегодня.
    Дети хором — и весьма искренне — благодарят Мэй за чтение, и напоследок Куколка выдает:
    — А вы там у доктора будете обниматься, как в книжке?
    По открывает рот. Закрывает рот. Соображает, что одну руку по какой-то загадочной причине держит на талии Мэй, почти обнимая ее. Или — придерживая рядом с собой. Делает вид, что всё так и было задумано.
    — Боюсь, доктор меня выставит, — мягко говорит он. — Спите, ладно? Я вернусь с Полосатым скоро, и чтобы тут тихо было.
    И легонько подталкивает Мэй в коридор вперед себя, после этого торопливо убирая руку с ее талии.