Ура! Нам 8 (ВОСЕМЬ!) лет! Давайте поздравлять друг друга и играть в фанты! (А ещё ищите свои цитаты в шапке - мы собрали там всех :))
Ищем самого спокойного и терпимого рыцаря Рен в этом безумном мире
Ищем медицинское светило, строгого медика, способного собрать мясной конструктор под названием “человек” и снова отправить его на работу.
Ищем самого отбитого мудака по мнению отбитых мудаков для Джин Эрсо.
Ищем подрастающее имперское солнышко, которое светит, но не всем.
Ищем генерала Дэвитса Дравена, командира самой задорной разведки в этой Галактике.
Ищем талантливого ученика и личную головную боль Магистра Рен.
Ищем генерала разведки, командира самой отбитой эскадрильи эвер, гениального актера, зловредного пирата и заботливого мужа в одной упаковке.
Ищем По Дэмерона, чтобы прыгнуть в крестокрыл и что-нибудь взорвать.
Ищем лучшего моффа Империи, по совместительству самую жизнерадостную сладкую булочку в галактике.
Ищем левую руку мастера Иблиса, самый серьёзный аргумент для агрессивных переговоров.
Ищем имперского аса и бывшую Руку Императора, которая дотянулась до настоящего.
Ищем сына маминой подруги, вгоняет в комплекс неполноценности без регистрации и смс.
Ищем майора КорБеза, главного по агрессивным переговорам с пиратами, контрабандистами и прочими антигосударственными элементами.
...он сделает так, как правильно. Не с точки зрения Совета, учителя, Силы и чего угодно еще в этой галактике. Просто — правильно. Без всяких точек зрения.
...ну что там может напугать, если на другой чаше весов был человек, ценность которого не могла выражаться ничем, кроме беззаветной любви?
— Ну чего... — смутился клон. — Я не думал, что так шарахнет...
Выудив из кармана листок флимси, на котором он производил расчёты, Нексу несколько секунд таращился в цифры, а потом радостно продемонстрировал напарнику:
— Вот! Запятую не там поставил.
Он тот, кто предал своих родных, кто переметнулся на вражескую сторону. И он теперь тот, кто убил своего собственного отца. Рука не дрогнула в тот момент. Кайло уверял себя, что все делает правильно. Слишком больно стало многим позже.
Дела, оставленные Кайло, походили на лабиринт, где за каждым поворотом, за каждой дверью скрывались новые трудности, о существовании которых в былые годы рыцарства Анук даже и не догадывалась.
Ловушка должна была закрыться, крючок – разворотить чужие дёсны, намертво привязывая к Доминиону. Их невозможно обмануть и обыграть. Невозможно предать до конца.
Ей бы хотелось не помнить. Вообще не помнить никого из них. Не запоминать. Не вспоминать. Испытывать профессиональное равнодушие.
Но она не закончила Академию, она не умеет испытывать профессиональное равнодушие, у нее даже зачёта не было по такому предмету, не то что экзамена.
— Ты ошибаешься в одном, Уэс. Ты не помешал ему, но ты так и не сдался. Даже когда казалось, что это бесполезно, ты показывал ему, что тебя нельзя сломать просто так. Иногда… Иногда драться до последнего – это все, что мы можем, и в этом единственная наша задача.
Там, где их держали, было тесно, но хуже того – там было темно. Не теснее, чем в стандартной каюте, а за свою жизнь в каких только каютах он не ютился. Но это другое. Помещение, из которого ты можешь выйти, и помещение, из которого ты выйти не можешь, по-разному тесные. И особенно – по-разному тёмные.
— Меня только расстраивает, на какое время выпал этот звёздный час. Когда столько разумных ушло из флота, не будет ли это предательством, если я вот так возьму и брошу своих?
Не бросит вообще-то, они с Разбойной формально даже в одном подчинении – у генерала Органы. Но внутри сейчас это ощущается как «бросит», и Каре хочется услышать какие-то слова, опровергающие это ощущение.
Лучше бы от своих, но для начала хотя бы от полковника.
Да и, в конце концов, истинные намерения одного пирата в отношении другого пирата — не то, что имеет смысл уточнять. Сегодня они готовы пристрелить друг друга, завтра — удачно договорятся и сядут вместе пить.
Я хотел познакомиться с самим собой. Узнать, что я-то о себе думаю. Невозможно понять, кто ты, когда смотришь на себя чужими глазами. Сначала нужно вытряхнуть этот мусор из головы. А когда сам с собой познакомишься, тогда и сможешь решить, какое место в этом мире твое. Только его еще придется занять.
Сколько раз она слышала эту дешёвую риторику, сводящуюся на самом деле к одному и тому же — «мы убиваем во имя добра, а все остальные — во имя зла». Мы убиваем, потому что у нас нет другого выхода, не мы такие — жизнь такая, а вот все остальные — беспринципные сволочи, которым убить разумного — что два пальца обсморкать, чистое удовольствие.
В готовый, но ещё не написанный рапорт о вражеской активности в секторе тянет добавить замечание «поведение имперцев говорило о том, что их оставили без увольнительной на выходные. Это также может являться признаком...».
Джин не смотрит ему в спину, она смотрит на место, где он стоял еще минуту назад, — так, словно она просто не успевает смотреть ему вслед.
Лея уже видела, на что он способен, и понимала, настоящей Силы она еще не видела. Эта мысль… зачаровывала. Влекла. Как влечет бездонная пропасть или хищное животное, замершее на расстоянии вытянутой руки, выжидающее, готовое к нападению.
Как удивительно слова могут в одно мгновение сделать всё очень маленьким и незначительным, заключив целый океан в одну маленькую солёную капельку, или, наоборот, превратить какую-то сущую крошку по меньшей мере — в булыжник...
Правда, если достигнуть некоторой степени паранойи, смешав в коктейль с каким-то хитрым маразмом, можно начать подозревать в каждом нищем на улице хорошо замаскированного генерала разведки.
Эта светлая зелень глаз может показаться кому-то даже игривой, манко искрящейся, но на самом деле — это как засунуть голову в дуло турболазера.
Правда, получилось так, что прежде чем пройтись улицами неведомых городов и поселений или сесть на набережную у моря с непроизносимым названием под небом какого-то необыкновенного цвета, нужно было много, много раз ловить цели в рамку прицела.
— Знаешь же теорию о том, что после прохождения определенной точки существования система может только деградировать? — спрашивает Уэс как будто бы совершенно без контекста. — Иногда мне кажется, что мы просто живём слишком долго, дольше, чем должны были, и вот теперь прошли точку, когда дальше все может только сыпаться.
Кореллианская лётчица в имперской армии Шара Бэй была слишком слабая и умерла.
Имперка Шара Бэй такой глупости решила себе не позволять.
— Но вы ведь сказали, что считаете жизнь разумных ценностью. Даже рискуете собой и своей карьерой, чтобы спасти меня, хотя видите меня впервые в жизни. А сами помогаете убивать.
Осталась в нем с юности некая капелька того, прежнего Скайуокера, который, как любой мальчишка, получал удовольствие от чужого восхищения собственными выходками.
– Многие верят в свободу только до тех пор, пока не станет жарко. А когда пахнет настоящим выбором, драться за нее или подчиниться… большинство выбирает не драться.
— Ну… неправильно и глупо, когда отец есть, и он тебя не знает, а ты его не знаешь. Это как… — он помолчал, стараясь перевести на человеческий язык свои ощущения. – Ну вот видишь перед собой некую структуру и понимаешь, что в одном месте узел собран неправильно, и работать не будет. Или ошибка в формуле. Вот я и исправил.
Кракен искренне верил в то, что все они — винтики одного механизма и не существует «слишком малого» вклада в общее дело, всё машина Восстания функционирует благодаря этим вот мелочам.
— Непременно напишу, — серьёзно отвечает она и говорит чистейшую правду, потому что у неё минимум сто восемьдесят изящных формулировок для каждого генеральского рявка от «не любите мне мозги» до «двести хаттов тебе в...» (пункт назначения варьируется в зависимости от степени генеральского раздражения).
Минутой раньше, минутой позже — не так важно, когда они умрут, если умрут. Гораздо важнее попытаться сделать хоть что-то — просто ждать смерти Кесу… не нравится.
— Что-то с Центром? – вдруг догадывается он. Почему еще штурм-коммандос могут прятаться на Корусанте по каким-то норам?.. – Планета захвачена? КЕМ?!
— Я верю в свободу.
И тут совершенно не врёт. Свобода действительно была её верой и культом. Правда, вместе с твёрдым убеждением, что твоя свобода заканчивается там, где начинается свобода другого.
— И в то, что легко она не даётся. Остальное...Остальное, мне кажется, нюансы.
Проблема в том, что когда мистрисс Антиллес не думает, она начинает говорить, а это как всегда её слабое звено.
Star Wars Medley |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Star Wars Medley » Завершенные эпизоды » Таймлайн AFE » [21.III.12 AFE] Вот засада
Выносливость лошади познается в пути,
нрав человека — с течением времени.
японская пословица
Cassian Andor, K-2SO
Время: 21.III.07 ДБЯ
Место: планета Иминусоф, последняя точка на Хайдианском пути
Описание: дано: разумный терпеливый дроид — одна штука; нетерпеливый беспокойный органический напарник без инстинкта самосохранения — одна штука; время ожидания — 36 часов. Внимание, вопрос: кто писал условия задачи?
Кассиан Андор в свои почти девятнадцать считал себя терпеливым человеком. Конечно: еще в двенадцать он прождал на исключительно вражеской территории почти десять минут. В шестнадцать он целый месяц спокойно и выверенно добивался разрешения оставить себе Кей-Ту. С тех же шестнадцати рядом с ним почти всегда был Кей-Ту — и если дроид, который умел смотреть и, как иногда казалось, слушался приказов только потому, что хотел, а не потому, что это приказы, не развивал терпение, то Кассиан не знал даже, что тогда его развивало.
Но вот теперь они были на Иминусофе, и хотя можно было действовать, нужно было ждать, и ждать, и ждать — и что-то в Кассиане с каждым часом ожидания немножко ломалось.
Связи с базой не должно было быть, и ее не было, хотя его и тянуло установить ее, описать, насколько ситуация одинаковая и подходящая — нет смысла ждать, он только теряет время — но он знал, что с базы все равно ответят следовать плану операции. А что был за план? Ждать. Только ждать и больше ничего.
Кассиан не знал, откуда и когда в нем взялась нелюбовь к тому, чтобы оставаться на месте, чтобы ничего не делать, хотя он мог бы. Помноженная на его природное любопытство она обычно помогала — он делал больше, спрашивал больше, проверял больше даже очень сомнительных версий. Но сейчас она выедала его изнутри. Кассиан успел исследовать все в их убежище, найти способы побега для любого случая, продумать с десяток вариантов развития ситуации от самого удачного до невозможного, который всегда расписывал Кей-Ту, трижды прочитать либретто оперы про Иминусоф, которая здесь звучала отовсюду, и подумать, что, возможно, ему нужен воображаемый друг как раз на такой случай.
С другой стороны, зачем ему воображаемый друг, если у него есть Кей-Ту?
— А что, если мне сделать еще одну вылазку? Хотя, это плохая идея. Но нет, хорошая, — все же решил Кассиан, — даже отличная. Я пойду, а ты останься здесь и смотри, не изменится ли что. Хотя не изменится ведь — здесь ничего никогда не изменится.
Первым делом Кей-Ту становится в дверном проеме, надежно преграждая собой самый очевидный способ выскользнуть из помещения и создать им обоим множество неприятностей. За три года наблюдений и анализа Кей-Ту успел установить, что скорость реакции в случае с Кассианом Андором — это залог предотвращения 75% проблем. Стратегически верная позиция добавляет к этому еще 10% успеха, результируя в шансы предотвратить 85% проблем.
— Три часа четырнадцать минут сорок пять секунд, — констатирует он, взирая на Кассиана сверху вниз. — С момента, когда мы установили, что это плохая идея в прошлый раз. У нас есть приказ. Необходимо следовать ему.
Кей-Ту, как и Кассиан, знал план и знал, что ожидание является неотъемлемой частью плана. Любое действие, сделанное не вовремя, могло уменьшить шансы на успех на рекордные 80%, а то и уничтожить их полностью. А также привести к возможным последствиям для жизни и здоровья Кассиана и для функционирования самого Кей-Ту. Сохранение жизни и здоровья органика всегда стоит превыше всего, даже если этот самый органик упорно сопротивляется и пытается сделать все, чтобы поставить себя в опасную ситуацию.
Кей-Ту анализирует варианты развития событий и приходит к выводу: Кассиана необходимо занять, и тогда риск осложнений операции в виду его импульсивных действий снизится на 30-40%. Занятий для органика в их убежище нет — из того, что он еще не перепробовал, оставался подсчет животных, призванный действовать на органиков успокаивающе, и еще некоторое количество столь же малоинтересных вариантов.
Есть и другой вариант.
— Я займу тебя, — сообщает Кей-Ту, надвигаясь на Кассиана. — Я буду задавать тебе вопросы, а ты будешь отвечать. Ты можешь ограничить мои вопросы по каким-либо темам, если хочешь. Это кажется тебе интересным? Ты перестанешь пытаться сорвать операцию нетерпеливым поведением?
— Я не пытаюсь сорвать операцию. Все риски просчитаны.
Кей-Ту надвигается на него так, что любому было бы жутко. Кассиану не жутко: он знает, что Кей-Ту никогда не обернется против него, чем бы там ни запугивало само себя командование.
Против него нет, но против его идей — да. Пройти мимо него просто невозможно, и спорить Кассиан тоже не хочет: про риски Кей-Ту наверняка тоже есть, что сказать. Ему про много есть, что сказать, и чаще всего он не молчит, невероятно точно имитируя живое сознание. Временами слишком детское, временами несдержанное, временами саркастичное, но живое.
— Только не спрашивай опять про бластер: еще нельзя, но я работаю над этим.
Он и правда продолжает. Никто не запрещает это: освещать в отчетах участие Кей-Ту — одно из условий, на которых его разрешили оставить. Плюс, к этому моменту он подозревает, что командование его отчеты искренне веселят. Пусть так, лишь бы они читали их и привыкали к охранному повстанческому дроиду как константе. С прошлого года разговора про бластер больше не было, но Кассиан, не считая первое время, когда Кей-Ту спрашивал совершенно обо всем, не помнит в нем особого интереса ни к чему, кроме оружие. Какие еще вопросы может задать Кей-Ту, что тому интересно, он даже представить не может. Кассиану и так иногда кажется, что его дроид знает его чуть ли не лучше, чем он сам.
— Это... ладно, это приемлемо. Это неплохая идея, — наконец-то соглашается он. — Какое-то время это точно убьет.
Кей-Ту не комментирует самоуверенное заявление Кассиана о том, что все риски просчитаны, хотя мог бы выложить всю собранную статистику, подтверждающую то, что Кассиан и просчитывание рисков — две параллельные прямые, которые никогда не пересекаются. Вместо этого Кей-Ту просто продолжает нависать над ним, потому что уже успел выяснить, что заряженное молчание действует на органика куда лучше, чем препирательства. Последние, конечно, тоже несут свою функцию, но не в подобной ситуации.
Первый вопрос — про бластер — приходится вычеркнуть из списка. Кей-Ту остается стоять. За несколько лет службы у него накопилось других вопросов, но он никогда не находил подходящей ситуации, чтобы их все задать. Если отвлекать Кассиана на миссии, это рисковало обернуться проблемами для его жизни и здоровья. А если отвлекать Кассиана на базе, это рисковало обернуться отсылкой к техникам. Нынешние условия стремятся к идеальным, и в конце концов даже сам органик это признает.
— Садись, — говорит Кей-Ту, даже не думая двигаться с места.
С вероятностью в 76%, если Кассиан попытается схитрить, он сможет остановить его без особых усилий, но будет надежнее, если тот все же сядет. Из сидячего положения органикам как правило сложнее совершать неожиданные действия и броски к дверям, чтобы сорвать миссию. К тому же, это небольшое промедление дает Кей-Ту время выбрать вопрос из списка, насчитывающего уже почти четыреста пунктов. С прошлого раза, когда он задавал Кассиану вопросы, прошло уже порядочно времени. Но и вопросы теперь усложнились на 59%.
Убедившись, что вопрос задавать уже можно, Кей-Ту фокусирует фоторецепторы на лице Кассиана, чтобы проанализировать не только словесную часть ответа, но и мимику.
— У тебя были другие дроиды? Как я. Я на базе один. Были другие, до меня?
Кей-Ту бесконечно долго молчит, бесконечно пристально смотрит, бесконечно угрожающе нависает. Иногда в такие моменты Кассиану начинает казаться, что у него не охранный дроид, а какая-то другая, экспериментальная модель, которую готовили для допросов. Просто вместо игл, сывороток и электрошока у него взгляд и напряженное молчание.
Это работает; в последний раз посмотрев на выход, Кассиан садится и ждет.
Он забыл, какие вопросы умеет задавать Кей-Ту. Забыл, как быстро тот учится. Теперь он спрашивает не про границы базы, а про безопасность, не про текущее положение дел, а про прошлое и про таких, как он. Зачем ему эта информация? И — что важнее — когда Кей-Ту стали интересовать другие дроиды, тем более такие, как он.
— Нет. Мне было шестнадцать, и я разведчик — какие другие дроиды.
Это то, о чем спрашивает Кей-Ту, по крайней мере, то, о чем он спрашивает сначала. Последняя часть вопроса не про Кассиана, и на нее ответ должен быть другим.
Выбрать, говорить или нет, оказывается довольно сложным, хотя на само решение уходит не больше секунды.
— Но не у меня, не на базе, но в восстании такие, как ты, были до тебя. По крайней мере один раз. Про него я знаю точно. Но это было очень давно, где-то лет двенадцать назад.
Кей-Ту все равно остается стоять, но перестает нависать. Сидение — для него бессмысленная и бесполезная задача, которую нужно выполнять только тогда, когда это необходимо для выполнения другой задачи, например, пилотирования. Органикам сидение помогает экономить силы. Силы Кассиану потребуются, когда они дождутся нужного момента, чтобы перейти к следующей фазе миссии.
Оказывается, других дроидов у Кассиана не было, потому что ему было шестнадцать и он разведчик. Ни у кого из других разведчиков дроидов нет, во всяком случае, не у тех, с кем приходилось сталкиваться Кей-Ту. Дроиды были у летчиков и техников, но другие. У врачей были дроиды, но тоже другие. Кей-Ту потратил достаточно времени, чтобы убедиться, что он на базе такой один. Сейчас.
Срок службы дроида вроде него исчисляется десятилетиями, и для того, чтобы сломаться самостоятельно, ему потребуется еще очень много времени, тем более при достойном уходе. Если до него в Восстании был другой такой же дроид, то логическое объяснение его отсутствия сейчас — это, с вероятностью в 69%, поломка в бою, или, с вероятностью в 31%, списание и утилизация. Но дроидов просто так не списывают и не утилизируют, не в Восстании, где не так уж много ресурсов.
— Что с ним стало? Я заменяю его?
— Нет.
Можно все сказать, как есть. Но у отключения была причина, и хотя эта причина неприменима к Кей-Ту сейчас, в теории это возможно. Такая вероятность есть — просто Кассиан не хочет о ней знать, думать и предполагать. Они работают вместе, они почти всегда рядом, а не доверять тем, кто рядом, ему и так приходится слишком часто. Хорошо иметь кого-то, в ком уверен всегда. Даже если вероятности и опыт прошлого говорит об ином.
Можно придумать что-то. Проблема в том, что охранных дроидов не отключают просто так — их вообще не так уж просто отключить, и Кассиану тогда, в тюрьме, невероятно повезло. Больше двух лет прошло, и ему все чаще кажется, что его история про Замок Ашмида — это просто история, а не что-то, что случилось на самом деле.
Охранные дроиды даже не ломаются просто так. Их программа наверняка отвечает и за самосохранение тоже. Случись что-то действительно серьезное, и охранный дроид должен спасти себя как со всех сторон более полезный ресурс. Потому рассказать, что прошлый дроид погиб в бою, Кассиан тоже не может, хотя это, может, и подняло бы боевой дух Кей-Ту. У дроидов его, вообще-то, нет, у них вместо него программа, но это все только тонкости языка. Название другое, а суть та же самая.
Обойдя полный круг, Кассиан возвращается к правде.
— Его пришлось отключить. Он откатился и принес слишком много урона.
Кей-Ту анализирует ответы не с той скоростью, с которой мог бы, специально, чтобы потратить больше времени и убедиться, что разговор займет Кассиана на максимальный возможный срок. На 80% его задача состоит именно в этом, а не в том, чтобы узнать ответы на вопросы. Кей-Ту сможет функционировать и без ответов. Это бонус.
«Слишком много урона» — расплывчатая формулировка из разряда тех, которыми так любят оперировать органики. Кей-Ту склоняет голову к плечу, пытаясь проанализировать количество урона по мимике Кассиана, но терпит неудачу. Не остается ничего иного, кроме как обратиться к памяти, но и там Кей-Ту не находит ответ на животрепещущий вопрос: слишком много — это сколько? Урон — это что? Чему именно? Людям? Технике? Другим дроидам? Информационный? Вариантов много, и ни один Кей-Ту не может идентифицировать как единственно верный и подходящий под описание.
— Слишком много урона — это сколько? И чему? — Кей-Ту шагает ближе. — Я могу откатиться тоже? Тебе опасно рядом со мной?
Кей-Ту не знает, что значит «откатиться», он не умеет катиться, у него нет колес и не приспособленное для катания на манер людей тело. Или это какая-то тайная функция, о которой он не в курсе. Но если эта угроза существует и для него и означает, что он тоже нанесет слишком много урона, это серьезно помешает выполнению главной задачи. Какой бы ни была вероятность отката, Кассиану будет безопаснее работать там и с тем дроидом, который не представляет подобной опасности. Кей-Ту осведомлен о собственных возможностях, на то, чтобы умерщвить ничего не подозревающего органика, у него уйдет от силы минута — если до органика еще нужно будет дойти. Кассиан же постоянно находится в шаговой доступности.
Кей-Ту — особенный дроид. Он умеет за секунду сосчитать потенциальных врагов, проложить маршрут, оценить вероятность успешного завершения миссии, обновить список самых рискованных планов, когда-либо предложенных Кассианом, сообщить об этом и отпустить саркастическую ремарку, предварительно — Кассиан в этом уверен, как уверен в неизбежном падении Империи — проведя трехступенчатый отбор лучших саркастических ремарок, подходящих к ситуации.
Нет других таких дроидов.
Но теперь он очень долго молчит. Как будто это задевает его. Но только дроида нельзя задеть. Техники так постоянно говорят.
— Урон Восстанию. Было слишком много жертв — была уничтожена почти вся база. Ты в теории тоже можешь.
Но только техники не особо во всем разбираются.
— Но с тобой этого никогда не случится. Ты ведь проходишь диагностику — хотя и это просто мера предосторожности. И мне ты точно не опасен.
Кассиан звучит очень уверенно, потому что он умеет так звучать.
— Почему ты спрашиваешь? Ты хочешь, чтобы были другие? Тебе одиноко, не с кем говорить?
Кей-Ту понимает, что существует риск, который он до этого не учитывал, когда Кассиан произносит «но с тобой этого никогда не случится». Возможно, по расчетам органического разума, это невозможно. Существует даже вероятность, что Кассиан прав, потому что Кей-Ту не знает, что такое «откат» и как тот происходит. Однако он может с определенной степенью уверенности предположить, что если один подобный ему дроид уже выходил из строя подобным образом, то и с ним это может случиться тоже.
Кассиан звучит уверенно — Кей-Ту легко идентифицирует этот тон. Кассиан часто использует его в работе, когда вводит других органиков в заблуждение или выдает собственные умозаключения, не подтвержденные эмпирическими данными, за единственную истину. Этот тон не обманывает Кей-Ту. Если не получится выспросить сейчас, то ему нужно будет узнать у техников, что такое откат и как он происходит, просчитать риски и вероятности, чтобы быть готовым к нему.
— Я дроид, Кассиан, — напоминает Кей-Ту. — Я не испытываю одиночество. А для разговоров есть ты — все лучше, чем ничего.
Он подходит ближе, оставляя свой пост у двери, и присаживается на корточки, но даже так он чуть выше, чем Кассиан. Это уже не первый раз, когда тот приписывает Кей-Ту какие-то чувства, которыми тот не располагает, что заставляет его задаваться вопросом: а не испытывает ли эти чувства сам Кассиан? Возможно, это ему одиноко и не с кем поговорить? Возможно, это он хочет, чтобы были другие — только люди, а не дроиды?
Эти вопросы Кей-Ту расценивает как менее значимые для выполнения главной задачи, чем тот, который задает:
— Что такое «откатился»? Ты же не имеешь в виду буквальный способ передвижения в пространстве, не так ли?
Кей-Ту не испытывает одиночества, но все равно не любит оставаться с техниками, когда Кассиан отправляется на миссии один. Наверное, ему не одиноко, наверное, это лучше назвать скукой, отсутствием дел, как-то еще. Суть от этого не меняется.
Кей-Ту и сам должен понимать это — потому он и отходит наконец-то от двери и оказывается рядом. Или это — или тон Кассиана его совсем не убедил, и теперь он волнуется за свою жизнь.
Кто бы поверил, что за три года его дроид выучился беспокоиться за свою жизнь, шутить, понимать интонацию. Интересно, все охранные — да или даже все — дроиды так могут, а им просто не дают? Может, им и не нужно давать, а это какая-то стандартная вещь для них, просто обычно они не показывают людям, как умеют? И единственная разница между Кей-Ту и любым охранным в дроидом в том, что он дает Кассиану увидеть, на что действительно способен.
Очень разумно: Кассиан на месте любого имперского охранного дроида тоже делала бы именно так, чтобы никто не смог воспользоваться им и превратить его во что-то действительно ужасное.
— Откатился — вернулся к другой программе. Помнишь та файлы, которые ты разблокировал? Это ее следы. По этой другой программе ты должен задержать или, может, даже убить меня. Вредить, а не помогать. По ней твои нынешние друзья — твои враги, а твои нынешние враги — твои хозяева. По ней все наоборот.
Кассиан молчит о том, что это «наоборот» было первым.
Те файлы Кей-Ту, разумеется, помнит, потому что не умеет забывать. Он быстро сканирует и их, и все остальные файлы с похожими датами, сортирует и анализирует протоколы, ища в них похожие пометки, классифицирует собственные файлы, разбивает их на группы и подгруппы, пока, наконец, не возвращается в здесь и сейчас. Здесь и сейчас перед ним сидит Кассиан. Кей-Ту проверяет: Кассиан Андор — друг, хозяин. С программой все в порядке.
— Это дефект? Эта программа. У другого дроида она тоже была. Это производственный брак? Поэтому больше таких, как я, нет на базе? Меня поэтому боятся? Я неудачная модель?
Эта теория была бы жизнеспособной, если бы Кей-Ту видел усовершенствованные модели себя вокруг. Однако ничего подобного на базе Восстания никогда не было. Похожих на себя дроидов Кей-Ту видел только у врага, и их было много. Достаточно много, чтобы убить Кассиана, поэтому они не подходили к ним близко. Слишком большой риск.
— Такие, как я, есть у врага. Они научились побеждать дефект?
Если те дроиды знают, как обходить эту проблему, то Кей-Ту может узнать тоже. Ему только необходимо чуть больше информации, чтобы проанализировать ее и составить план. Если где-то в галактике существует человек или девайс, который может устранить дефект и тем самым убрать хотя бы часть рисков, под которые он подводит Кассиана, Кей-Ту найдет его. Органик должен согласиться, что это разумно.
— Это не брак. Империи это надо, и Империи это на руку. Они всегда в выигрыше, все дроиды, такие как ты, всегда могут вернуться к лояльности Империи. Это не дефет, но победить это нельзя.
Кассиан не знает, как что устроено в Кей-Ту. Он часто забывает, что тот не выбирал быть повстанцем, удивляется, когда Кей-Ту не видит на себе Имперскую эмблему. Когда вокруг столько людей, выбравших борьбу вместо покорной и часто приемлемой жизни, легко забыть о том, что у кого-то возможности выбирать не было.
— И тебя не боятся. Я тебя не боюсь, — поправляется Кассиан, который считает, что к людям, которые почему-то боятся двухметрового робота-убийцу, нужно относиться снисходительно и с пониманием. — А остальные привыкают. Просто к тому времени, как они успевают привыкнуть, появляются новые люди — и все по новой.
Кассиан вздыхает.
Потом вытягивает руку, кладет на плечо Кей-Ту, хотя Кей-Ту, конечно, не нужны такие — да и никакие — одобрения.
— Ты самая удачная модель в галактике, в тебе нет дефектов, не считая стремления высмеять любого органика, который встретится на твоем пути. Но даже это не дефект. Ты хороший дроид, Кей-Ту. Очень, очень хороший дроид.
— Конечно, хороший. Ты ведь все еще живой, — без тени имитации эмоций реагирует Кей-Ту. Это же очевидно.
Все услышанное он фиксирует в соответствующем файле. Несмотря на то, что голос Кассиана звучит так, словно сказанное им должно все объяснять, оно только порождает у Кей-Ту еще больше вопросов. Почему он должен возвращаться к лояльности Империи, если никогда не был ей лоялен? Цепочка логов начинается с Замка Ашмида, и возможно логически предположить, что Кей-Ту не возник там из ниоткуда. Но он не мог быть имперским дроидом. У него нет их эмблемы. Нет ни единой записи в логах о том, что он был им когда-либо лоялен. Кто он тогда?
Важен ли ответ на этот вопрос для выполнения его первостепенной задачи? Нужна ли эта информация для высчитывания рисков и опасностей, грозящих Кассиану?
Кей-Ту молчит долго.
Ему нужно найти следующий вопрос, чтобы органик не сорвался с места. Еще не время. Кей-Ту поворачивает голову и смотрит на руку. Затем вновь направляет фоторецепторы на Кассиана.
— Ты ведешь себя со мной так, будто я как ты. Органик. Тебе не хватает других людей? Другие разведчики работают без дроидов, друг с другом. Только ты работаешь со мной.
Кей-Ту молчит долго, как будто выбирает, какой из вопросов задать. В первые месяцы после перепрошивки у него были сотни вопросов, и на большую их часть Кассиан отвечал так, как умел — не очень хорошо, не вполне понимая, с кем говорит. Потом программа внутри Кей-Ту или поняла, что он не лучший источник информации, не то смогла вычленить из его путанных ответов достаточно информации, чтобы на ее основе отрисовать для Кей-Ту новую картину мира.
Теперь он задает вопросы редко. Но звезды, насколько же эти вопросы сложны. Вслед за Кей-Ту, Кассиан смотрит на свою руку на его плече, убирает ее и старательно не думает о том, что вопросы эти сложны во многом потому, что сам себе Кассиан их никогда не задает.
— Другие разведчики часто работают вообще одни, — говорит он. Но только это не ответ, не тот ответ. — Мне хватает других людей, и я знаю, что ты дроид, а не человек. Это сложно не заметить.
Он улыбается.
— Я знаю, что ты дроид. Но у тебя есть сознание, ты мыслишь, ты шутишь. Твои действия определяет программа — но действия людей точно так же определяет устав или, не знаю, какое-нибудь воспитание. Если уж ты оказался тут из-за меня, то я хотя бы могу не относиться к тебе как к вещи.
Кассиан верно замечает про других разведчиков, только это не ответ на вопрос. Кей-Ту не спрашивал про других, он спрашивал про Кассиана и то, хватает ли людей вокруг ему. Поэтому он не торопится встревать с новым вопросом, вместо этого ждет, когда получит ответ на старый. Опыт показывает, что если ждать достаточно долго, органик рано или поздно его озвучит.
Впервые за весь разговор Кассиан улыбается.
Кей-Ту склоняет голову к плечу, внимательно анализируя мимику органика. С вероятностью в 81% он правильно определяет значение слов, но мимика их не подтверждает, и это вводит Кей-Ту в секундный ступор. Он не приспособлен для такого тонкого анализа человеческой манеры общаться, и порой это занимает у него время.
— Но я и есть вещь, — наконец, вновь оживает он, выпрямляется, поднимаясь на ноги. Осматривает себя, словно проверяя, соответствуют ли слова истине. — Я не органик. Все неорганическое — это вещи. Ты формулируешь свою мысль так, как будто виноват, и «тут» — это что-то плохое. Но улыбаешься. Это очень сбивает с толку. Тебе нужно придумать какие-нибудь таблички, чтобы я мог ориентироваться, чему верить: словам или мимике. Ты считаешь Восстание плохим местом для меня? А для тебя? Если там плохо, мы можем уйти.
Кей-Ту замолкает на те несколько секунд, которые требуются, чтобы разработать план.
— Я могу сделать так, чтобы тебя не нашли. Хочешь?
Кей-Ту предлагает самое странное, что только можно представить. Кассиан, который почти придумал хороший ответ про табличку, замирает и просто пытается понять, как Кей-Ту к этому вообще пришел.
— Нет, — говорит Кассиан. — Он повторяет еще раз, для надежности. — Нет.
И еще раз:
— Нет. Не нужно делать так, чтобы меня не нашли. Только когда мы прячемся от штурмовиков. В Восстании не плохо и уходить мы не будем. Я не буду.
Кассиан немного завидует себе шестнадцатилетнему. Тогда его такие вещи не волновали совсем. Тогда, наконец-то попав в разведку, наконец-то став полезным, став полноценной частью Восстания, он был так восторжен и горд этим, что другие варианты мира, кроме того, где все хотели быть частью Восстания, и им просто нужно было с этим помочь, подсказать, помочь это понять, он не просто не рассматривал. Он даже особо не предполагал, что они существуют.
— И я не считаю, что я виноват. Но просто...
Он молчит еще.
— Ты ведь знаешь, что ты перепрошитый? Я перепрошил тебя, и да, ты неорганический, но это все равно. У меня был выбор, оставаться ли с Восстанием. Я даю его другим, когда вербую. А у тебя его никогда не было, я тебя просто угнал. Ты не понимаешь, что не так, да? — спрашивает Кассиан и улыбается еще. — Не понимаешь, конечно.
Кассиан отказывается. Кей-Ту стоит еще недолго, потом присаживается обратно. Когда они вровень, органикам легче говорить. По крайней мере, такой вывод сделал Кей-Ту, проанализировав поведение тех, кто выше, в разговорах с теми, кто значительно ниже — а все вокруг него значительно ниже. Теперь, когда не нужно делать так, чтобы органика не нашли, стоять не имеет смысла. Кей-Ту возвращается к предыдущему плану, согласно которому им все еще нужно ждать.
Это хорошо, что он задал такой сложный вопрос, и Кассиану требуется так много времени, чтобы ответить. Кей-Ту знает о том, что перепрошит, у него есть логи о трех перепрошивках: одной несанкционированной и двух санкционированных. Однако отследить связь между этим фактом и тем, о чем говорит Кассиан, Кей-Ту не может. Он же всегда служил Восстанию, всегда служил Кассиану? Он всегда был рядом, с самого первого момента. Кей-То склоняет голову к плечу, фиксирует и анализирует улыбку органика. Она тоже не помогает ему отследить логическую связь.
— Меня никто не вербовал, ты меня просто включил, — говорит он, убедившись, что не сможет отследить цепочку размышлений. Иногда органики мыслят слишком витиевато. Или руководствуются какими-то неизвестными Кей-Ту принципами, вроде этики и морали. — Один раз неправильно включил. Потом правильно. Вербуют органиков. Но если хочешь, можешь попробовать завербовать меня сейчас. Я, — Кей-Ту делает паузу, подыскивая нужное слово, — прикинусь, будто еще не служу тебе.
Слово это — «прикинусь» — он почерпнул из словарного запаса техников и до сих пор не использовал, не видя в нем особой нужды. Кей-Ту редко прикидывался чем-то, чем не был, оставляя это людям. Органики, как он успел понять за время службы, очень любят прикидываться. Кассиан прикидывается постоянно, когда работает. Главное в прикидывании — понимать, что оно не имеет ничего общего с киданием, это два принципиально разных процесса.
Кассиан морщится на этом «служил», хотя отлично знает, что Кей-Ту прав. Он — собственность Восстания, что он всегда перечислен в списках выданных Кассиану предметов, наряду с ювингом, и бластером, прямо перед колыбельной. Несколько раз он и правда стоял перед ней: Кассиан должен вернуться не только потому, что должен, не только потому, что, может, его возвращения там кто-то ждет, как и он когда-то, в детстве, ждал каждый раз. Но и потому, что ему нужно вернуть Кей-Ту — кто еще станет возиться с ним на базе? Кто впишется продолжать эксперимент, давно ставший чем-то совершенно иным?
Повторяя недавний жест Кей-Ту, Кассиан наклоняет голову.
Как вербуют дроидов? Как можно завербовать кого-то, кто не знает жизни, кроме прописанного Империей кода? На ком не сработают никакие громкие слова или этические манипуляции? Дроид не понимает, что такое правильно и неправильно — потому что их правильно и неправильно — это часть программы. Все, что функционирует — то правильно.
— Помнишь, ты спрашивал про производственный брак? Искал дефект? Тот режим, что есть вокруг — вот он неудачная модель. Он дефективным, и все, что он делает, работает неправильно. От этого накапливаются ошибки в системе, и их все больше, и больше, и больше, они и сами становятся больше — теперь они критические. Если мы не сможем остановить это, устранить брак и отладить систему правильно, от ошибок скоро развалится все — и развалится настолько, что починить уже ничего будет нельзя. Этот режим включили неправильно, потому его нужно выключить. И включить снова — так, чтобы он больше не убивал. Если бы ты не был привязан ко мне своей программой — ты бы согласился мне помочь?
Кей-Ту не упускает того, как Кассиан морщится на слове «служил». Это частая реакция; по какой-то причине правда ему не нравится, и он предпочитает обрамлять ее в другие слова, не такие прямые. Органики любят так делать: называть вещи не тем, чем они являются, а потом не соглашаться друг с другом на этой почве. Кей-Ту никогда не понимает этих разногласий, но реакции тщательно документирует на случай, если однажды ему все-таки придется их понять и разобраться.
Когда Кассиан заговаривает, Кей-Ту скрупулезно записывает и анализирует каждое его слово, подвергая их сомнению так же, как делал, если бы его программа заключалась бы в чем-то другом. Сымитировать отсутствие принадлежности к Кассиану не так уж сложно, когда это не касается вопросов его жизни и здоровья — тогда задвинуть основную задачу на второй план становится невозможно. Но сейчас это только слова.
— Ты рассуждаешь как вирус, который стремится разрушить функционирующую систему, — выносит свой вердикт Кей-Ту. — Откуда мне знать, что дефекты можно устранить только тем способом, который предлагаешь ты? Откуда мне знать, что ошибки — это действительно ошибки? — он приближает свое лицо к лицу Кассиана, зеркально отражая его жест и позу. — Почему твое правильно — это правильно? У тебя может быть ошибочная система координат. Неточные данные. Кроме того, ты тоже убиваешь, — Кей-Ту отклоняется обратно: — Не убедил.
Вирус — это хорошая аналогия. Кассиан запоминает ее. Вирус — и организм, который пытается его выжечь, а когда своих сил на это не хватает, в ход идут лекарства, все более и более мощные, пока организм не победит.
И так до тех пор, пока один из таких вирусов не мутирует настолько, что против него будет бессильно все.
Они уже мутируют. Он убивает — а сенатор Мотма всегда хотела мирное Восстание. И они не одни. Десятки, дюжины, как любят говорить в Империи, если не сотни восстаний одновременно атакуют ненавистный им организм. Когда они проигрывают, остатки их сил сливаются в другие восстания — и все они становятся все сильнее. Одно из них сможет победить — можетбыть, даже их. Может быть, Кассиан это даже увидит.
— Я тоже убиваю. Но я делаю это не чтобы запугивать. Система, которая управляет страхом, в которой главный ответ на все, кроме немедленного подчинения, — уничтожение, утилизация — это плохая система. Система, в которой есть только один путь, и не рассматриваются никакие варианты — скажи мне, может она привести к успеху? Ты просчитываешь десятки вероятностей — ты должен знать, что нет. Мое правильно правильно потому, что в нем есть выбор. У всех, у каждого, а не только у Императора и его приближенных.
Кей-Ту анализирует новые аргументы. Если Кассиан убивает не для того, чтобы запугивать, то для чего? И что делает убийство для чего-то еще лучше убийства для запугивания? С вероятностью в 90% ответ вновь кроется в вопросах органической этики, которая Кей-Ту непонятна. Убийство — это убийство. Одно убийство не может быть лучше другого, не в его системе координат.
Кей-Ту уже готовится озвучить свой анализ, как Кассиан неожиданно переходит на еще более абстрактные вещи и концепции. Выбор. Выбор, который Кассиан всегда дает тем, кого вербует, но не дал Кей-Ту — или дает теперь. Хотя нет, теперь тоже не дает. Кей-Ту не органик, он не может выбирать. Не пока его диагностику проводят органики. Существует вероятность, что он смог бы выбирать, если бы программировал себя сам, но это невозможно по техническим причинам. Есть такие компоненты, которые нельзя исправлять, не отключая.
— Что, если Император и есть их выбор? Ты считаешь его плохим, но это твое субъективное восприятие их выбора. Даже если это не их выбор, в галактике миллиарды органиков, статистическая вероятность того, что все они совпадут во мнении, ничтожна. Различие мнений ведет к различию выборов. С вероятностью в 95% различия в выборах породят конфликты и войны, которые приведут к дестабилизации системы, что с высокой вероятностью со временем может привести ее к краху.
Кей-Ту замолкает. Системы нужны не только дроидам, но и органикам. Системы порождают порядок, порядок ведет к улучшению условий, повышению эффективности. Без систем невозможно функционировать. С вероятностью в 49% Кассиан понимает это и сам.
— Почему давать каждому сделать свой выбор обязательно лучше, чем доверить его одному компетентному человеку? Ты доверяешь генералу выбирать. Генерал доверяет выбирать своему начальству. Никто из вас не имеет права ослушаться того, кто стоит выше в иерархии. Чем ваша система отличается от имперской?
У Кассиана есть отличный ответ, как раз на случай такого вопроса. Он часто озвучивает его, но когда говорит с людьми, когда эти люди мало знают о нем.
Ответ — удачный, многократро испробованный, о том, что они не похищают детей и не растят из них штурмовиков — остается где-то в горле. Не только потому, что Кей-Ту знает про него многое, но и потому, что это ответ про эмоции. Это люди считают, что нельзя поступать так с детьми, а у дроидов детства нет, и все они с самого начала знают, для чего они нужны.
— Это как...
Кассиан задумывается и возвращается к тому, с чего начал, отлично зная, что в споре про абстрактную правоту он не победит.
— Как если у всех ограничители. У тебя ограничитель, и, хотя ты охранный дроид, тебе вдруг говорят, что ты должен быть астромехом — потому что все должны. Если всем управляет кто-то один, никто не оценит его компетентность. Никто не будет тем, чем он может быть. Я не ослушаюсь генерала, тут ты прав. Но я мог стать кем угодно, мог уйти из Восстания — я выбрал не ослушиваться его.
Про выбор Кей-Ту говорил тоже — и на это тоже нужно ответить.
— Может быть, это выбрали. Может быть, им нравится такая жизнь. Может, нет. При Империи невозможно это знать — это как один прямой коридор, последовательное подключение, — быстро исправляется Кассиан. — А Республика — параллельное. Те, кому нравится жить, как сейчас, если их много — если их правда много — скажут об этом, объединятся и станут жить, как теперь. Империя — это ведь тоже вирус. Супервирус, против которого перестали действовать лекарства.
Кей-Ту симулирует ситуацию, в которой ему нужно быть астромехаником. С вероятностью в 78% он бы справился с подавляющим большинством функций, но дизайн крестокрылов пришлось бы исправить, чтобы он соответствовал его форме. Это странный аргумент. Почему, если всеми управляет кто-то один, никто не оценит его компетентность, тоже не очень понятно: разведкой управляет генерал Кракен. Означает ли это, что никто не оценивал его компетентность? А компетентность генерала Дравена? А самого Кассиана? Все его аргументы крутятся вокруг этого выбора.
— Империя — это система. Восстание — это вирус. В процентном соотношении, — поправляет Кей-Ту. Потом долго молчит.
Моделирует ситуацию. Для него выбор — это всегда самый эффективный способ достичь поставленной цели, а цели ставятся другими: вшитой программой, Кассианом, техниками. Если выбор для органиков — это тоже самый эффективный способ достичь поставленной цели, то почему они тогда такие разные? Всегда существует только один наилучший способ. Если все обеспечены одними и теми же вводными данными, обладают одной и той же вычислительной мощностью, равны по всем прочим параметрам, то необходимость в свободе выбора перестает существовать. Потому что он будет одинаковым у всех.
— Что такое выбор? — наконец, спрашивает Кей-Ту.
В любой подобной ситуации важнее всего определиться с терминами. С вероятностью в 75% Кассиан понимает под «выбором» нечто иное, чем Кей-Ту.
— Хорошо, пусть так. Восстание — вирус. Это довольно точно, на самом деле. Я буду использовать это иногда, если ты не против. Можешь считать себя тоже немного вербовщиком. Дроид-вербовщик органиков.
Кассиан улыбается. Ему быть органиком-вербовщиком дроидов сложно. У дроидов ведь не бывает таких проблем. До того, как он угнал Кей-Ту из тюрьмы, какой была его жизнь? Патрулирования, подзарядки, техосмотры. Было ли ему скучно? Считал он редкие погони за сбежавшими заключенными праздником, веселым развлечением?
Кассиан не пускается объяснять сложную историю Империи, в которой, на самом деле, нет ничего сложного, потому что понимает, что тогда ему нужно будет рассказать о конфедерации и сепаратистах. Кассиан не стыдится того, чтобы был одним из них — хотя он не был, ему просто позволяли крутиться рядом, это не имеет значения — но чем старше он становится и чем больше узнает про то время, чем с большего расстояния смотрит, тем обиднее ему от того, что его родители умерли за ложь, которая помогла случиться Империи и уничтожила любую свободу, кроме свободы умереть.
— Выбор — это когда у тебя есть альтернатива. А еще лучше — несколько.
Альтернатива. Ничего о том, насколько лучшая или худшая эта альтернатива при сравнительном анализе, Кассиан не говорит. Только улыбается. Кей-Ту вновь склоняет голову к плечу — жест, подсмотренный им у кого-то на базе. Охранные имперские дроиды так не делают.
— Почему альтернатива важна? Выбор не влияет на физиологические функции и их выполнение, необходимое для выживания; органики не контролируют свои внутренние системы настолько хорошо. Я могу заставить свою батарею отключиться, — Кей-Ту смотрит вниз, на свою грудь, хотя батарея находится не совсем там, — а ты — нет, — он переводит взгляд на Кассиана. — Следовательно, выбор иррелевантен для жизнеобеспечения. В чем в таком случае заключается важность?
Кей-Ту мысленно вращает детальки паззла, пытаясь пристроить их друг к другу, но наличие единственно верного, оптимального по всем заданным параметрам выбора и необходимость альтернативы плохо сочетаются. Если существует только один правильный выбор, зачем нужны альтернативы?
— Я тоже могу заставить батарею отключиться. Просто не смогу включить ее назад, — парирует Кассиан.
Он не знает, как объяснить, что жизнеобеспечением все не заканчивается. Все, что он скажет, будет просто словами, которые Кей-Ту понимает, но не чувствует. Кассиан привык во всех видеть личности, во всех признавать и ценить их чувства, потому он хорош как разведчик, потому ему удается стать другим человеком — он обычно притворяется только в том, кем притворяется, но не в том, что чувствует и говорит. Фокус только в том, чтобы, когда придет время, отставить эмоции в сторону, спаковать их куда-нибудь и никогда о них не вспоминать, потому что так было нужно для Восстания, и так будет лучше для Кассиана.
С Кей-Ту он пытается вести себя так же, не умея по-другому. И это не работает, потому что тут он не может сочувствовать, только чувствовать, на всякий случай удваивая свои ощущения, чтобы их хватило на них обоих.
— Для нас все конечно, а не как для дроидов. И в нас нет программы, ни в ком — мы как партия роботов, которых включили, забыв запрограммировать что-либо, кроме базовых функций. Команды на внешних носителей, от других людей — это то, что работает на многих. Но мы никогда не уверены на сто процентов, если наш внутренний процессор не пришел к аналогичному выводу сам. Империя хочет, чтобы внутренних процессоров не было. Она отдает приказы, но не дает цели, не озвучивает программы. Единственная ее программа — это подчиняться. И если твой внутренний процессор еще не успел отключиться, если он работает, все внутри тебя кричит, что это сбой системы, это неправильно, что ты должен функционировать не так. А как? Никто не знает, и я не знаю, и генерал Дравен, и его начальство, и даже сенаторы, и император тем более — никто не знает. Это невозможно знать. Поэтому свобода выбора важна: знать хоть что-то лучше, чем не знать ничего.
С вероятностью в 98% Кассиан не поймет, что Кей-Ту смотрит на него скептически. Органики неспособны отключать батарею силой мысли — внутренней командой — как это умеют дроиды. Но для процесса вербовки эта деталь не является важной. Поэтому Кей-Ту остается молчать и слушать новую порцию доводов.
Органическая жизнь очень сложная. В ней нет целей, нет программы, только базовые функции, и ничего больше. Почему в таком случае неправильно, чтобы цели давал кто-то свыше, если бесцельное существование тоже органиков не устраивает, Кей-Ту не знает, а Кассиан ловко обходит этот момент в своей речи. В том, чтобы выполнять приказы, нет ничего плохого. Кей-Ту выполняет приказы. Получается, и ему тоже не стоит их выполнять? Или выполнять, но выборочно?
Кей-Ту поднимается на ноги. Теорию необходимо протестировать. Оптимально будет сделать это на чем-то безобидном, но если случай подвернется раньше, то можно начать сбор эмпирических данных сразу. Кей-Ту кладет руку на голову Кассиану и ерошит ему волосы, как это делают органики друг другу. Насколько он успел понять, это называется дружеский жест. Они с Кассианом не друзья — Кей-Ту на 88% уверен, что друзьями могут быть только органики органикам — но жест позволяет сбросить психологическое напряжение. У Кей-Ту его нет, а у Кассиана может быть.
— Ты отвратительно вербуешь дроидов. Апеллировать к ценности свободы выбора в разговоре с тем, кто ею по определению не располагает, это сомнительная стратегия, — сообщает Кей-Ту. — Осталось четыре минуты двадцать одна секунда до выхода. Продолжишь вербовать меня как-нибудь в другой раз.
Кассиан приберегает напоследок еще один пример, более конкретный, а не абстрактный: в нем на Кей-Ту ограничитель, и ему приказывают сделать Кассиану больно или убить его, в то время, как внутренняя программа все еще предписывает его защищать. Кассиан тянет с этим примером в основном потому, что не совсем понимает внутреннюю механику ограничителей. Может, с ними первичная программа и вовсе не имеет значения? Если так, он бы не хотел об этом знать заранее.
Озвучивать, к счастью, и не приходится: Кей-Ту смотрит, а потом первым встает и, как обычно, высится громадиной. Обычно этим все и заканчивается, но теперь он вдруг тянет руку и ерошит Кассиану волосы.
Такого раньше не было, это странно, и Кассиан не уверен, что в это вкладывает Кей-Ту, как он считывает такие жесты людей, когда видит их на базе.
— Многие люди из тех, кого я вербую, тоже не считают, что у них есть свобода выбора. И они всегда неправы, и рано или поздно понимают это.
Он смотрит на часы — как пролетело время, Кей-Ту как будто точно знал, что делает. Может, он и упрямился только для того, чтобы потянуть его подольше, только чтобы Кассиан снова не стал искать, чем развлечься.
— Я попробую еще, потом. Если ты вдруг сам к тому времени не разберешься, дружище.
Вы здесь » Star Wars Medley » Завершенные эпизоды » Таймлайн AFE » [21.III.12 AFE] Вот засада
