Ура! Нам 8 (ВОСЕМЬ!) лет! Давайте поздравлять друг друга и играть в фанты! (А ещё ищите свои цитаты в шапке - мы собрали там всех :))
Ищем самого спокойного и терпимого рыцаря Рен в этом безумном мире
Ищем медицинское светило, строгого медика, способного собрать мясной конструктор под названием “человек” и снова отправить его на работу.
Ищем самого отбитого мудака по мнению отбитых мудаков для Джин Эрсо.
Ищем подрастающее имперское солнышко, которое светит, но не всем.
Ищем генерала Дэвитса Дравена, командира самой задорной разведки в этой Галактике.
Ищем талантливого ученика и личную головную боль Магистра Рен.
Ищем генерала разведки, командира самой отбитой эскадрильи эвер, гениального актера, зловредного пирата и заботливого мужа в одной упаковке.
Ищем По Дэмерона, чтобы прыгнуть в крестокрыл и что-нибудь взорвать.
Ищем лучшего моффа Империи, по совместительству самую жизнерадостную сладкую булочку в галактике.
Ищем левую руку мастера Иблиса, самый серьёзный аргумент для агрессивных переговоров.
Ищем имперского аса и бывшую Руку Императора, которая дотянулась до настоящего.
Ищем сына маминой подруги, вгоняет в комплекс неполноценности без регистрации и смс.
Ищем майора КорБеза, главного по агрессивным переговорам с пиратами, контрабандистами и прочими антигосударственными элементами.
...он сделает так, как правильно. Не с точки зрения Совета, учителя, Силы и чего угодно еще в этой галактике. Просто — правильно. Без всяких точек зрения.
...ну что там может напугать, если на другой чаше весов был человек, ценность которого не могла выражаться ничем, кроме беззаветной любви?
— Ну чего... — смутился клон. — Я не думал, что так шарахнет...
Выудив из кармана листок флимси, на котором он производил расчёты, Нексу несколько секунд таращился в цифры, а потом радостно продемонстрировал напарнику:
— Вот! Запятую не там поставил.
Он тот, кто предал своих родных, кто переметнулся на вражескую сторону. И он теперь тот, кто убил своего собственного отца. Рука не дрогнула в тот момент. Кайло уверял себя, что все делает правильно. Слишком больно стало многим позже.
Дела, оставленные Кайло, походили на лабиринт, где за каждым поворотом, за каждой дверью скрывались новые трудности, о существовании которых в былые годы рыцарства Анук даже и не догадывалась.
Ловушка должна была закрыться, крючок – разворотить чужие дёсны, намертво привязывая к Доминиону. Их невозможно обмануть и обыграть. Невозможно предать до конца.
Ей бы хотелось не помнить. Вообще не помнить никого из них. Не запоминать. Не вспоминать. Испытывать профессиональное равнодушие.
Но она не закончила Академию, она не умеет испытывать профессиональное равнодушие, у нее даже зачёта не было по такому предмету, не то что экзамена.
— Ты ошибаешься в одном, Уэс. Ты не помешал ему, но ты так и не сдался. Даже когда казалось, что это бесполезно, ты показывал ему, что тебя нельзя сломать просто так. Иногда… Иногда драться до последнего – это все, что мы можем, и в этом единственная наша задача.
Там, где их держали, было тесно, но хуже того – там было темно. Не теснее, чем в стандартной каюте, а за свою жизнь в каких только каютах он не ютился. Но это другое. Помещение, из которого ты можешь выйти, и помещение, из которого ты выйти не можешь, по-разному тесные. И особенно – по-разному тёмные.
— Меня только расстраивает, на какое время выпал этот звёздный час. Когда столько разумных ушло из флота, не будет ли это предательством, если я вот так возьму и брошу своих?
Не бросит вообще-то, они с Разбойной формально даже в одном подчинении – у генерала Органы. Но внутри сейчас это ощущается как «бросит», и Каре хочется услышать какие-то слова, опровергающие это ощущение.
Лучше бы от своих, но для начала хотя бы от полковника.
Да и, в конце концов, истинные намерения одного пирата в отношении другого пирата — не то, что имеет смысл уточнять. Сегодня они готовы пристрелить друг друга, завтра — удачно договорятся и сядут вместе пить.
Я хотел познакомиться с самим собой. Узнать, что я-то о себе думаю. Невозможно понять, кто ты, когда смотришь на себя чужими глазами. Сначала нужно вытряхнуть этот мусор из головы. А когда сам с собой познакомишься, тогда и сможешь решить, какое место в этом мире твое. Только его еще придется занять.
Сколько раз она слышала эту дешёвую риторику, сводящуюся на самом деле к одному и тому же — «мы убиваем во имя добра, а все остальные — во имя зла». Мы убиваем, потому что у нас нет другого выхода, не мы такие — жизнь такая, а вот все остальные — беспринципные сволочи, которым убить разумного — что два пальца обсморкать, чистое удовольствие.
В готовый, но ещё не написанный рапорт о вражеской активности в секторе тянет добавить замечание «поведение имперцев говорило о том, что их оставили без увольнительной на выходные. Это также может являться признаком...».
Джин не смотрит ему в спину, она смотрит на место, где он стоял еще минуту назад, — так, словно она просто не успевает смотреть ему вслед.
Лея уже видела, на что он способен, и понимала, настоящей Силы она еще не видела. Эта мысль… зачаровывала. Влекла. Как влечет бездонная пропасть или хищное животное, замершее на расстоянии вытянутой руки, выжидающее, готовое к нападению.
Как удивительно слова могут в одно мгновение сделать всё очень маленьким и незначительным, заключив целый океан в одну маленькую солёную капельку, или, наоборот, превратить какую-то сущую крошку по меньшей мере — в булыжник...
Правда, если достигнуть некоторой степени паранойи, смешав в коктейль с каким-то хитрым маразмом, можно начать подозревать в каждом нищем на улице хорошо замаскированного генерала разведки.
Эта светлая зелень глаз может показаться кому-то даже игривой, манко искрящейся, но на самом деле — это как засунуть голову в дуло турболазера.
Правда, получилось так, что прежде чем пройтись улицами неведомых городов и поселений или сесть на набережную у моря с непроизносимым названием под небом какого-то необыкновенного цвета, нужно было много, много раз ловить цели в рамку прицела.
— Знаешь же теорию о том, что после прохождения определенной точки существования система может только деградировать? — спрашивает Уэс как будто бы совершенно без контекста. — Иногда мне кажется, что мы просто живём слишком долго, дольше, чем должны были, и вот теперь прошли точку, когда дальше все может только сыпаться.
Кореллианская лётчица в имперской армии Шара Бэй была слишком слабая и умерла.
Имперка Шара Бэй такой глупости решила себе не позволять.
— Но вы ведь сказали, что считаете жизнь разумных ценностью. Даже рискуете собой и своей карьерой, чтобы спасти меня, хотя видите меня впервые в жизни. А сами помогаете убивать.
Осталась в нем с юности некая капелька того, прежнего Скайуокера, который, как любой мальчишка, получал удовольствие от чужого восхищения собственными выходками.
– Многие верят в свободу только до тех пор, пока не станет жарко. А когда пахнет настоящим выбором, драться за нее или подчиниться… большинство выбирает не драться.
— Ну… неправильно и глупо, когда отец есть, и он тебя не знает, а ты его не знаешь. Это как… — он помолчал, стараясь перевести на человеческий язык свои ощущения. – Ну вот видишь перед собой некую структуру и понимаешь, что в одном месте узел собран неправильно, и работать не будет. Или ошибка в формуле. Вот я и исправил.
Кракен искренне верил в то, что все они — винтики одного механизма и не существует «слишком малого» вклада в общее дело, всё машина Восстания функционирует благодаря этим вот мелочам.
— Непременно напишу, — серьёзно отвечает она и говорит чистейшую правду, потому что у неё минимум сто восемьдесят изящных формулировок для каждого генеральского рявка от «не любите мне мозги» до «двести хаттов тебе в...» (пункт назначения варьируется в зависимости от степени генеральского раздражения).
Минутой раньше, минутой позже — не так важно, когда они умрут, если умрут. Гораздо важнее попытаться сделать хоть что-то — просто ждать смерти Кесу… не нравится.
— Что-то с Центром? – вдруг догадывается он. Почему еще штурм-коммандос могут прятаться на Корусанте по каким-то норам?.. – Планета захвачена? КЕМ?!
— Я верю в свободу.
И тут совершенно не врёт. Свобода действительно была её верой и культом. Правда, вместе с твёрдым убеждением, что твоя свобода заканчивается там, где начинается свобода другого.
— И в то, что легко она не даётся. Остальное...Остальное, мне кажется, нюансы.
Проблема в том, что когда мистрисс Антиллес не думает, она начинает говорить, а это как всегда её слабое звено.
Star Wars Medley |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Star Wars Medley » Завершенные эпизоды » Таймлайн ABY » [23.V.34 ABY] Особенности детской литературы
Amilyn Holdo, Poe Dameron
Время: 23.V.34 ПБЯ, утро
Место: Крайт
Описание: к утру четвертого дня По удается отвоевать у детей книжку, на второй странице которой красуется посвящение: «Моей дорогой Эмилин, которая знает, что может дать любому жаждущему, верящему, и вдохновляет меня на красивые слова о любви».
Справедливости ради — По успевает, ну, не столько постучаться, сколько ударить ладонью по двери, прежде чем ворваться внутрь кабинета вице-адмирала Холдо прекрасным крайтским утром и, раскрыв дамский роман на второй странице, сунуть его под нос начальству, ткнуть пальцем в строчку, на которой красуется посвящение, и грозно вопросить:
— Ваше?
Таким голосом провинившихся детей спрашивают, кто разбил вазу. Таким голосом говорят «та-а-ак», чтобы застыдить нашкодившего щенка. Таким голосом интересуются, каким образом неприличный дамский роман с чересчур явно указывающим на свою обладательницу посвящением оказался в коробке вместе с детскими книгами, откуда дети каждый вечер выбирают, что будут читать на ночь.
Еще таким голосом разговаривают люди, которых опыт посещения бывшей базы Сопротивления на Ди’Куаре травмировал меньше, чем необходимость читать вот этот вот дамский роман каждый вечер. Вслух. Детям. Вслух!
Вслух!
У По ушло три дня — три дня чтения вслух! — чтобы уговорить Ракушку отдать злосчастный роман, да и то он должен будет вернуть его обратно, как только «уладит свой взрослый вопрос». Мон-каламари отказывалась расставаться с книгой и снизошла только потому, что вчера По вернулся очень усталый и грустный, и она подумала, что роман должен его порадовать.
Криффов роман По Дэмерона не радует ничуть.
Эмилин почти начинает заниматься своими делать, когда кто-то — судя по силе удара вуки — стучится в дверь. В ожидании полковника Дарклайтера, который решил попытаться счастья еще раз, она отставляет чашку с чаем подальше от края стола. Но вместо старого пилота в кабинет влетает молодой. Что, Гэвин решил вместо Леи пойти к По, чтобы тот со своей стороны тоже попытался что-то сделать?
И что сказать ему? Отказы без объяснений она обычно оставляет только для критических или безнадежных случаев, объяснения, помноженные на упрямство По, только ухудшат ситуацию. Как не вовремя, как зря он влезает в это...
— Мое?
Она смотрит на книжку, оказавшуюся перед ней.
— А, вы из-за книги здесь?
В голосе Эмилин нет подозрения, но во взгляде есть. По меньше всех похож на кого-то, кто станет отдыхать, ныряя в чужие жизни и чужие истории: его собственная жизнь — хаотичное, но интересное переплетение десятка историй разных жанров и стилей.
— Мое, разумеется. Если вы хотите почитать дальше, да, следующие части у меня тоже есть, но не здесь. Я включу их в то, что нужно доставить на Крайт, но вам придется какое-то время подождать, прежде, чем узнать, чем закончится эта история. На самом деле, довольно долго подождать — там около десяти частей.
Вице-адмирал даже не пытается отрицать. По не верит своим ушам. Он был готов к тому, что она сыграет в дурочку, к тому, что скажет, что это какой-то розыгрыш, шутка, гаталентский юмор, в крайнем случае, свалит вину на кого-то еще. Но вице-адмирал Бусики-Браслетики просто берет и подтверждает его слова, при этом выглядя так, будто не видит в произошедшем ничего такого.
— Десяти частей?! — возмущение достигает такого уровня, что у По пропадает голос, и вопрос он скорее сипит, чем произносит.
Нет, конечно, тот факт, что вице-адмирал — мягко говоря — эксцентрична, его не удивляет, с этим он за прошедшую под ее командованием неделю уже успел худо-бедно свыкнуться. Но все же до этого По не думал, что она выжила из ума. Однако сейчас впервые задумывается об этом всерьез, потому что только сумасшедшие подкладывают детям книжки, за чтение которых несовершеннолетним, вообще-то, есть статья. И хвала всем звездам, что они в Сопротивлении в некотором смысле вне юрисдикции Новой Республики.
По шумно вдыхает и, схватившись руками за голову, делает несколько импульсивных шагов прочь из кабинета. Затем резко разворачивается на месте и возвращается обратно, но на этот раз тычет пальцем не в книжку, а в саму вице-адмирала Холдо:
— Вы вообще в своем уме? — еще более грозно спрашивает По.
О том, с каких пор его начала так волновать судьба детей, которых он знает всего несколько дней, лучше не задумываться, иначе следом пойдут другие, еще более глубокие вопросы. Вроде того, какая ему разница, принадлежит ли книжка вице-адмиралу Бусики-Браслетики, зачем он явился ее отчитывать и наставлять на путь истинный, почему он не мог просто пожать плечами и не обращать внимания, ведь ему все равно. Он на этой должности ровно до тех пор, пока его не выпустят обратно в небо, и относится к своим обязанностям соответственно.
По выглядит так, будто прямо сейчас взорвет. Взлетит в небо безо всякого там крестокрыла, просто на силе чувств. Нужно ему как-то помочь. Хотя Эмилин и считает, что лучше всего люди учатся сами, когда обстоятельства заставляют их учиться, ей почти больно видеть кого-то, настолько переполненного эмоциями. Проблема с этим в том, что если долго ничего с ними не делать, они могут вылиться во что-то неконструктивное.
По дышит, хватается за голову, уходит, возвращается. Она никогда прежде не видела его таким, обычно он контролирует себя намного лучше. Намного — даже когда получил задание про детей и про лаки, даже в самом начале, когда Лея отказалась от него на время и отдала ей.
Эмилин смотрит на палец, наставленный на нее. Добром это не закончится.
— Сядьте, коммандер, — отставив свою обычную отстраненность и равнодушное дружелюбие, с которыми она общается с людьми, которые не особо ей интересны, говорит она.
К этому времени стоит признать, что По — совершенно другой случай.
— Вы на военной базе, вы коммандер Сопротивления, и вы говорите с человек, которому подчинены, пусть и временно. Начинайте думать, с кем говорите и что спрашиваете — это полезная привычка.
Она берет книгу, брошенную лежать на столе. «Моей дорогой Эмилин...» Столько лет прошло, а она все еще улыбается, когда читает это, все еще не может читать про себя эти слова своим, а не его голосом.
— Давайте с начала. Книга моя. Продолжения, как я догадываюсь, вас не интересуют. Я в своем уме. Что вы еще хотите узнать?
Вице-адмирал переходит на командный тон, но По успешно давит вымуштрованный годами службы во флоте рефлекс подчиниться приказу. Благо, не подчиняться приказам, которые считает неуместными или попросту глупыми, он умеет ничуть не хуже, чем слушаться, когда действительно стоит. Сейчас не тот момент. По остается стоять, только палец опускает, делает два вдоха, два выдоха, круг по кабинету. Проводит рукой по лицу. Вновь смотрит на вице-адмирала Холдо. Все эти манипуляции совершенно не помогают ему взять себя в руки.
И то, как она отчитывает его за обращение, тоже.
Она права, конечно — По это понимает. Чего он не понимает, так это каким образом можно было подкладывать детям эту, с позволения сказать, литературу? Когда вице-адмирал Холдо, держа книгу в руках, еще и улыбаться начинает, По сцепляет зубы так, что у него сводит челюсть и становится видна бьющаяся на виске жилка. Во избежание кровопролития он предпочитает держаться от начальства на почтительном расстоянии, хотя так и хочется подступить ближе и хорошенько ее встряхнуть.
— Хочу узнать, когда вы начнете думать, кому и что подкладываете, мэм, — зло цедит По.
Он цепляется рукой за ближайший стул, дергая его на себя, но не садится, а лишь опирается о спинку. С помощью стула между ними По на самом деле нивелирует собственные шансы кинуться на вице-адмирала и — что именно «и», он не знает и сам. Возможно, порвать эту ее криффову книжку. По опускает голову и жмурится. В спинку он вцепляется так сильно, что костяшки пальцев белеют.
— Это же дети! Самой младшей лет пять от силы! — продолжает он тоном, в котором все еще прекрасно слышно теперь уже худо-бедно контролируемое возмущение. — Им рано читать такие книги. Это же порнография, никто в здравом уме и трезвой памяти не станет читать такое своим детям. Если вы положили ее в коробку для книжек по ошибке, то это одно. Если вы положили ее туда намеренно, то, — По импульсивно взмахивает руками, но тут же вцепляется в спинку стула вновь, только голову поднимает и жмуриться перестает. — Эти дети и без того пережили травматический опыт, не нужно добавлять им в копилку еще и это.
Он кивает на книгу так, словно это что-то склизкое и мерзкое.
По не садится, но берет себя в руки. Более-менее, но это лучше, чем было, а потому и это хороший результат. Более того — он даже высказывает, наконец-то, что не так. Оказывается, дело в детях.
В детях — это интересно, и Эмилин понимает, что сделала невероятно правильный выбор. Она еще не уверена в том, как дети действуют на коммандера, хотя он, кажется, включил их в число тех людей, которых готов защищать перед лицом опасностей и скверной литературы. Но вот детям с коммандером очень повезло.
— То есть, вы думаете, что книга причинит им столько же вреда, сколько Черное Солнце? Это... очень высокая оценка воздействия, которое оказывает роман.
Она смотрит на По, на книгу, потом снова на По и его совершенно белые пальцы, будто он держится не за стул, а за штурвал, и не говорит с ней, а несется в одиночку на вражескую эскадрилью.
— Ну конечно же я положила ее туда намеренно. Опущу то, как детям не нужно запрещать читать ничего и лучше давать развиваться, отвечая на сопутствующие вопросы, свободно и в любые стороны — я понимаю, манера воспитания моей родной планеты многим кажется слишком свободной. Но вам же нужно было собрать книги — и одно дело идти и класть книги первым, а другое дело видеть, что дело уже пошло, кто-то успел первым — и вот никто даже не смотрит, что за книга там лежит, все приносят свои, даже если их немного и развлекаться на базе больше нечем. Все приносят — и нужно поскорее в этом поучаствовать. Вы ее где в коробке нашли, где-то на дне, наверное? На самом-самом дне, потому что ее заложили сверху другими.
Она смотрит на По снизу вверх, потому что не собирается вставать, и улыбается.
— А что, раз уж вы стали ее читать — детям понравилось? А вам?
По прищуривается: она это серьезно? В тоне вице-адмирала Холдо ему чудится не то ехидство, не то подколка, не то насмешка. Если с кем-то случилось Черное Солнце, это не повод пускать их воспитание на самотек, потому что хуже пиратов и преступников с ними уже все равно ничего не случится. Он почти открывает рот, чтобы сообщить об этом начальству, но начальство заходит на новый виток речи, и По только вздыхает.
Все равно что с ветряными мельницами бороться.
Отвечать на сопутствующие вопросы, как же. Вот сама бы и читала тогда, чтобы потом отвечать на расспросы заинтересованной публики. Лично По уже по горло сыт вопросами про «плохих парней», «большую любовь» и прочие вещи, которые предпочел бы никогда не объяснять, но приходилось. Даром, что все особенно неподходящие для чтения детям моменты ему удавалось до сих пор благополучно опускать. Правда, некоторые дети уже начинают подозревать, что не может быть в книге таких страниц, на которых всего пять предложений. Большинству из этих детей все же около десяти, плюс-минус пара лет, и они весьма сообразительны.
По вновь взмахивает руками, дослушав вице-адмирала, но на этот раз ничего не говорит, лишь опять вздыхает, на этот раз сокрушенно. Как ловко у нее получается переворачивать все с ног на голову! И вот она уже не коварная развратительница детей, а добрая крестная фея, которая поспособствовала приросту популяции книг в несчастной коробке. Ну кто бы мог подумать. По кривовато улыбается уголком губы, глядя в лицо вице-адмиралу.
Ветряная, крифф ее подери, мельница.
— О, дети в восторге, особенно Ракушка, — мрачно говорит он. — Мне же хочется вымыть рот с мылом, даже с учетом того, что я опускаю все, что в тексте этой книги должно было намекнуть вам, что она не для детей. Чтобы вы понимали, — По все же выпускает спинку стула, чтобы подойти ближе к столу и, схватив злосчастную книжку, быстро вернуться обратно за стул, как за щит, — мне придется вернуть это сокровище Ракушке, потому что она рассталась с ним только потому, что хотела подбодрить меня вчера. Ради всех звезд, не рассказывайте ей, что есть еще десять частей.
По вертит книжку в руках, и на его лице читаются одновременно и неприкрытое отвращение, и какая-то мягкость, почти нежность, которые, впрочем, быстро покидают его, когда он вновь смотрит на вице-адмирала. Выглядит он серьезно.
— Я лучше сто раз перечитаю эту чушь вслух, чем узнаю, что происходит там дальше.
По, кажется, не нравится все, что он слышит, но за рамки он больше не выходит. Быстро учится, быстро адаптируется — это хорошо. Неудивительно, что Дарклайтер так хочет его заполучить.
Эмилин почти интересно, если спросить самого По, предложить ему оставить задание и летать, он решит немедленно, потому что небо ему важнее, или эта мягкость в голосе успела пустить корни еще глубже?
Он не спрашивает, только смотрит на книгу.
— Зря, вы не знаете, от чего отказываетесь. В третьей части героиня погибает, но ее место занимает человекоподобный дроид с копией сознания героини. В пятой оказывается, что пикник из второй части не прошел без последствий, и ее любимый уже три с половиной книги — носитель разумного грибка-паразита, которые превращает его в послушного зомби. Ну а восьмая... ох эта восьмая часть, эта эпохальная битва между растениями и роботами, между которой оказались зажаты люди... Словом, не все серии — то, чем кажутся по первой книге. Иногда их нужно распробовать. У вашей Ракушки хорошее чутье на литературу, хотя ей всего и пять.
Книга уже в руках у По, и Эмилин вдруг вспоминает, что вовсе не всем детям пять. Многие из них справились бы и сами, но рот с мылом все равно хочет помыть ее коммандер — и теперь в этом «ее» куда меньше собственничества, чем было в разговоре с Гэвином.
Пока вице-адмирал Бусики-Браслетики пытается убедить его в литературной ценности этого шедевра, По смотрит на нее с нечитаемым выражением лица.
— Ага, — дослушав, говорит он, делает глубокий вдох.
Выдыхает.
— Так я и думал, — ставит стул на место.
Резко салютует свободной от книги рукой.
— Не хочу читать детям про секс между дроидом и человеком и отвечать на вопросы к тексту, — продолжает По, отходя к двери, — так что оставим радость продолжения истории на будущее, когда они все подрастут и обнаружат эти десять частей самостоятельно. Не буду больше вас отвлекать.
Мысленно он благодарит все звезды, что остальных десяти частей на базе нет и, остается надеяться, не появится. Возможно, стоит начать модерировать коробку чуть лучше, чем никак. Мало ли, в какой момент вице-адмиралу взбредет в голову порадовать детей еще раз.
Уже почти ступив за порог, По оборачивается:
— И Ракушка не моя, — нахмурившись, говорит он, но его голос звучит как-то не так уверенно, как ему бы хотелось.
Впрочем, без разницы. По выходит из кабинета и успевает сделать несколько шагов по коридору, но потом со вздохом разворачивается и возвращается обратно. Распахнув дверь, он смеряет вице-адмирала Холдо скептическим взглядом. Проводит рукой по лицу, тянет губы в кривоватой усмешке.
— Вы в следующий раз предупреждайте, что ли, мэм. Доброго дня.
И вот теперь, с чувством — это сложно назвать выполненным долгом — или вообще хоть как-то описать — с чувством, что сделал все, что мог, По идет отдавать книжку новой владелице. Видят звезды, у него даже получится вырастить из нее что-то более подвластное разуму простого смертного, чем вице-адмирал Эмилин Холдо.
Вы здесь » Star Wars Medley » Завершенные эпизоды » Таймлайн ABY » [23.V.34 ABY] Особенности детской литературы
