Мэй улетает двадцать шестого, и в первые сутки По не беспокоится. Потом он занят миссией с майором Селчу, и ему не до того. Но потом он возвращается, а Мэй все еще нет, и вестей о ней нет тоже. Это настораживает. Не то чтобы она не может постоять за себя, но слабо верится, что радио-молчание вызвано отличным времяпровождением. Тревожное чувство, поселяющееся в груди, заставляет По работать.
    Нет, не так. Оно заставляет По работать.
    С раннего утра — он вскакивает ежедневно часов в шесть — и до поздней ночи, что оставляет ему на сон часов пять-шесть в лучшем случае. По развивает такую бурную деятельность, что у него едва есть время есть, пить, отвлекаться на разговоры. Не считая звонка папе, он едва ли говорил хоть с кем-то за прошедшие несколько дней, когда это не касалось работы. За несколько суток По успевает опросить большую часть населения базы, в стотысячный раз перечитать любимую главу Ракушки, провести несколько расчетов, хорошо подумать над некоторыми схемами, отследить и проанализировать некоторые процессы.
    Их база и так неплоха — не Ди’Куар, конечно, но за месяц они все же смогли обустроиться здесь — и ее можно сделать еще лучше. Не только саму базу, но и людей, которые на ней служат. По стоит у стены у кабинета вице-адмирала Холдо. На часах восемь утра, но его это мало волнует: он встал в пять тридцать — подорвался с постели, потому что наконец-то понял, как решить проблему с оптимизацией складской системы хранения боеприпасов. Сна нет ни в одном глазу, и пусть По кажется осунувшимся внешне, внутри него бурлит некий новый неисчерпаемый источник энергии.
    Источник этот — тревога за Мэй, конечно, но По предпочитает об этом не задумываться. Вместо этого он бормочет себе под нос, быстро вбивая пальцами свободной руки расчеты в датапад, и наблюдает, как в соответствии с новыми данными ведут себя остальные показатели. Возможно, пара секунд и не имеет такого уж большого значения в мирное время, но когда им придется паковаться или экстренно отгружать боеприпасы — эти две секунды могут спасти кому-то жизнь.
    Взъерошенный, с небрежно застегнутой униформой — невиданное зрелище, обычно он внимательно относится к тому, как выглядит — и лихорадочно блестящими глазами, к тому же еще и бормочущий себе под нос, По больше всего напоминает локального сумасшедшего, готовящегося к приему у психиатра.

    Когда у кабинета наконец показывается вице-адмирал Холдо, По даже не поднимает взгляда от датапада, увлеченный своими расчетами. Только когда ее голос звучит совсем рядом, он отрывает взгляд от сложной таблицы с кучей взаимосвязанных ячеек, чтобы посмотреть сначала на начальство, потом на дверь в кабинет начальства — теперь открытую — и осознать, чего от него хотят. И, судя по легкому недоумению, тенью пробегающему по лицу — как он вообще здесь оказался.
    Наконец По перестает бормотать, кивает и проходит внутрь. Даже садится в этот раз безропотно, но придвигает стул близко-близко к столу, чтобы положить на него датапад и раскрыть в основной вкладке другую таблицу, еще больше. На ней расчерчено дерево проблем, которые поделены на группы: диспетчерская, склад, медотсек, кухня, техническая, ангар, дроиды, общие пространства, другое. Все промаркированы разными цветами. Внутри каждой группы — краткий список проблем, расставленных в порядке приоритета, самые важные выделены темно-красным, около некоторых стоит восклицательный знак. Каждая группа также открыта в отдельной вкладке, где проблемы описаны более подробно, структурированы, выделены те, которые можно решить, и подписано, за сколько — времени и кредитов — это получится сделать. Около некоторых подписаны возможные пути решения — явно продукт мозгового штурма последних нескольких дней.
    — Да-да, спасибо, мэм, все в порядке, — отмахивается По, уменьшая табличку так, чтобы она влезала в экран датапада, и поворачивается к вице-адмиралу. — У вас есть время выслушать меня? Это может занять, — он скользит оценивающим взглядом по табличке, — долго, поэтому я пришел пораньше. Но я могу заглянуть и позже, скажите только, во сколько.

    Оказывается, для него всегда есть время. Пусть и в пределах этого дня. По кивает больше сам себе, чем вице-адмиралу, и рассеянно наблюдает за ее манипуляциями с чайниками, один из которых вызывает у него желание подтянуть поближе огнетушитель. Которого, кстати, в кабинете он не замечает. По автоматически пробегается взглядом по сторонам, но так с первого взгляда сложно сказать, действительно ли здесь нет огнетушителя, или он просто где-то хитроумно запрятан. Но если он запрятан, это тоже непорядок. По рефлекторно тянется к табличке и вбивает в «другое» в подпункт про пожарную безопасность «огнетушитель в кабинет вице-адмиралу Холдо». Затем переключается обратно на основную вкладку.
    Кидает взгляд на чашку. Что-то мычит себе под нос — подозрительно похожее на нечто среднее между «это мне?» и «спасибо» — и подвигает датапад ближе к вице-адмиралу.
    — Смотрите. Я провел анализ базы и выявил некоторое количество проблем, недочетов и просто вещей — процессов или протоколов — которые можно улучшить. Я сгруппировал их по областям, — он показывает на табличку на экране, а затем аккуратно переключается на первую вкладку — про диспетчерскую — где оказывается недлинный список подробно описанных проблем. — И внутри каждой области описал каждую проблему, на что она влияет, что улучшится, если ее решить, и возможные варианты решений. Я пришлю вам копию. Вы знали, что если упорядочить пространство диспетчерской, расположив оборудование определенным образом, время ожидания ответа на запрос уменьшается на три и более минуты? Заодно снимет головную боль диспетчеров, которые порой путаются в проводах, и вообще там достаточно сложно ходить, в проводах скапливается пыль, ее сложно убирать, от пыли болят глаза и понижается общий иммунитет группы, диспетчеры чаще болеют, обязанности болеющих приходится брать на себя их коллегам, что снижает общую эффективность — словом, это один большой снежный ком, который решается простой перестановкой мебели в комнате. То же самое с медотсеком, кстати: простая перестановка мебели повысит эффективность в разы, сократит время, которое медперсонал тратит на перемещения, тем самым увеличив время, которое они смогут тратить на пациентов. Тем самым повысится эффективность лечения.
    По энергично жестикулирует, пока говорит — да так, что пару раз чуть не сшибает свою маленькую чашку со стола, и только едва не отправив ее в полет в четвертый раз, на мгновение прерывается, чтобы сделать пару глотков чая. Кажется, едва ли обращая внимание на вкус — просто как способ промочить горло, чисто функциональную и не имеющую особого значения вещь.

    По готовился к тому, что вице-адмирал будет досконально обсуждать с ним каждый пункт — именно поэтому он так обстоятельно подошел к делу: с табличками, расчетами, опросами и прочим, прочим, прочим. Но она вдруг просто разрешает ему все. По удивленно моргает, ставя чашку обратно на стол и несколько мгновений глупо смотрит на начальство, пытаясь как-то примерить на себя чувство вседозволенности — в рамках решения проблем базы.
    Вице-адмирал пользуется его заминкой, чтобы продолжить говорить, и то, что она говорит, заставляет По посмотреть на нее с недоумением. Подвох? Не то чтобы это такой уж неожиданный вопрос: до сих пор их история взаимодействия насчитывает больше споров и неловких на грани с неприятным разговоров, чем чего-то еще, но разве она не хотела, чтобы он начал работать — вот так? По — человек увлекающийся и деятельный, если ему обеспечить время и возможность, он с головой уйдет в работу и будет абсолютно счастлив.
    Разве не в этом был смысл этого криффового наказания?
    — Нет подвоха, — осторожно говорит По, откидываясь на спинку стула и все еще разглядывая вице-адмирала с немым удивлением в глазах. — Я же не для того на земле, чтобы прохлаждаться в ожидании следующего вылета — когда он там еще будет, — он делает неопределенный жест рукой, призванный означать, что его будущее туманно и полно неожиданностей. — И раз уж я все равно застрял здесь на неопределенный срок, можно сделать что-нибудь полезное, облагородить базу, помочь решить кое-какие проблемы.
    По кивает на все еще горящий экран датапада, глядя на который можно легко понять, что «кое-какие» — это на самом деле все проблемы, которые только можно найти на базе. Включая те, решение которых совершенно не обязательно, хотя и немного улучшит качество жизни присутствующих.
    По пожимает плечами:
    — У нас не так много свободных рук, было бы глупо маяться бездельем. Тем более, мне нужно было чем-то занять детей. Они неплохо помогают, если превратить процесс в игру и не слишком возникать насчет того, как они подходят к решению тех или иных задач.
    Занять ему на самом деле нужно себя, но это не обязательно произносить вслух.

    Теперь наступает черед По подозревать подвох. Он не скрывает того, что эта новость заставляет его посветлеть лицом, но не торопится отвечать. Умение делегировать задачи — одно из ключевых для любого командира; знание того, кому и что делегировать — тоже. Не зря он сумел так подобрать кандидата для командования эскадрильей, чтобы по возвращении обнаружить ее даже, пожалуй, в лучшем состоянии, чем оставлял. По уверен, что сумеет найти и того, кто сможет все его «наброски по изменениям» довести до ума и ввести как следует. Но внезапная смена гнева на милость со стороны вице-адмирала — здесь что-то нечисто.
    По подается вперед на стуле, внимательно вглядывается ей в глаза, как будто там будет какая-то подсказка. Подсказки, конечно, нет. Смотрит вице-адмирал как обычно — кажется, у нее для него запасен какой-то особенный, фирменный взгляд, под которым умирают все его надежды и чаяния. Некоторые — даже не успев толком родиться.
    Пауза затягивается; По все еще обдумывает ответ. Чтобы потянуть время еще, он даже делает новый глоток чая, по-прежнему мало интересуясь его вкусом и свойствами.
    — Это какой-то тест? Если я скажу «да», вы скажете, что это неправильный ответ, и, не знаю, обнулите мой таймер пребывания на земле. Неприятно, но я переживу. Не придется объяснять детям, почему я с ними больше не сижу. Их волнуют такие вопросы. Если я скажу «нет», то, — По хмурится, пытаясь подобрать и сформулировать последствия для этого ответа, — видимо, я все равно останусь на земле и займусь своей работой, — он кивает на датапад. — Так что не вижу, как мой ответ здесь на что-то влияет. Простите, мэм, не очень верю в резкую смену курса с вашей стороны. Я угадал?
    По замолкает на пару мгновений, а потом добавляет:
    — Честно говоря, вопрос с изменениями волнует меня больше, чем полковник Дарклайтер. Он, конечно, легенда среди лётчиков, но я умру объяснять эту табличку кому-то, кто возьмется за работу вместо меня. А он правда приходил?

    По, чуть хмурясь, опускает взгляд вниз и обнаруживает, что действительно перепутал утром пуговицы. Несильно, но заметно. Неловко хмыкнув, он аккуратно перезастегивает рубашку — крифф его дернул надеть ее вместо обычной рубахи с отворотом, на которой никаких пуговиц — и расправляет ее, прежде чем вернуться взглядом к вице-адмиралу. С каких пор она вообще в курсе, сколько он спит? По хмурится сильнее.
    На совете поговорить с кем-то о тревогах, По хмурится так сильно, что еще немного, и разглаживать его лицо придется как рубашку — руками. Или даже утюгом. Не хотелось бы думать, что он чем-то выдает себя. Но он явно чем-то выдает себя. Вместе со вчерашним разговором с папой все это приводит По в странное нервное состояние, как будто его уличили в чем-то дурном или даже преступном. Это, конечно, не так.
    Пока вице-адмирал разглядывает его табличку, По пытается совладать с лицом, но получается не очень: брови все еще хмурятся вопреки его желаниям. И даже вопреки, кажется, похвале. С ума сойти, полковник Дарклайтер интересуется им. В любой другой день По был бы уже на седьмом небе от счастья, но не сегодня.
    Сегодня он пододвигается ближе и указывает на один из пунктов:
    — Курсы двоичного может проводить C-3PO, я спрашивал, и он не против, или могу я сам вместе с Биби-8. Детям тоже будет полезно, — каким-то образом за прошедшие пару недель дети умудрились найти путь во все его начинания. — Вы тоже приходите, если хотите. Мало ли, когда может пригодиться.
    По замолкает и пытается разгладить лицо вновь. Затем тихо и безнадежно выдыхает. Можно, конечно, попробовать сделать хорошую мину при плохой игре.
    — Что вы подразумеваете под нормальным графиком? — спрашивает он, выпрямляясь. — Мне казалось, у меня нормальный график. Видите, сколько всего я успел после того, как вернулся с задания с майором Селчу.

    Уже на первых словах По понимает, что делать хорошую мину при плохой игре куда проще, когда эта мина не обросла щетиной, а синяки под глазами хотя бы делают вид, что умещаются на ней. Кажется, этот бой проигран заранее. Но, с другой стороны, то, за чем пришел, он уже получил: разрешение ввести все изменения, в чем бы они ни заключались, и это отлично. Это прекрасно. Это займет его на столько, сколько Мэй потребуется, чтобы вернуться на базу в целости и сохранности.
    На этот раз что-то во взгляде вице-адмирала меняется, смещается, и теперь она смотрит на него как-то по-другому, так что По даже чувствует себя неуютно без привычного веса ее обычного взгляда. Он неловко ерзает на месте, зачем-то берет в руки чашку с недопитым чаем, но тут же ставит ее обратно, так и не поднеся к губам. Потом вообще убирает руки со стола — от греха подальше.
    Вообразить себя охотящимся на редкое украшение на аукционе ему, конечно, сложно. Разве что по работе. По заставляет себя кривовато улыбнуться: шутить эту шутку вслух он, разумеется, не будет. Несмотря на общий достаточно дружелюбный тон беседы, у всего есть свои границы. В прошлый раз вице-адмирал отчитала его, когда он их пересек; По умеет учиться на ошибках.
    — Если бы я не присутствовал при всех предыдущих наших разговорах, в большинстве из которых мы с вами ругались и я действовал вам на нервы — полагаю, с переменным успехом — я бы решил, что вы за меня волнуетесь, вице-адмирал, — негромко, миролюбиво и как-то слегка потерянно говорит он и опускает взгляд вниз, на руки.
    Свой диспетчер у него, конечно, есть — лейтенант Конникс. И даже техник свой есть. И много кто еще. И самое главное — любовь, которая еще даже не знает, что она у него есть — пропадает где-то вне базы, и пропадает дольше, чем стоило бы без связи, и По только сейчас замечает, что уже некоторое время в тревожной задумчивости ковыряет шов собственных штанов у колена, и немедленно перестает это делать. Вряд ли вице-адмирал заметила. Он надеется, что не заметила. Пусть она не заметит, пожалуйста?
    Почему вокруг него так много проницательных женщин выше званием?
    Иногда По всерьез скучает по майору Дессо — тому было до лампочки, о чем переживает какой-то там По Дэмерон.

    Кажется, вице-адмирал его хвалит. По замирает на месте, не зная, что делать, как реагировать, реагировать ли вообще. Такого майор Дессо тоже не делал, зато делала генерал Органа — очень-очень редко, но достаточно, чтобы в нужный момент По помнил, что может выше, быстрее, сильнее — лучше. Вице-адмирал Холдо наливает себе новую порцию чая, и По задумчиво смотрит на нее: розовое платье, браслеты, волосы эти цветные и лак из заветной коробки на ногтях — в одном она, безусловно, права.
    Не все серии — то, чем кажутся по первой книге.
    Не то чтобы По когда-либо подвергал сомнению выбор генерала Органы, но только сейчас начинает понимать, почему та пригласила Эмилин Холдо в Сопротивление, и даже — почему назначила ее его начальником. Кого-то слабее, мягче — обычнее — он бы просто прогнул под себя. Рано или поздно, так или иначе.
    Он аккуратно забирает датапад с ее стола, поднимается и ставит стул на его законное место. Все еще непонятно, как на ее слова реагировать, да и нужно ли. Но и просто уйти, промолчав, нельзя. В конце концов По выбирает улыбнуться уголками губ, немного устало, но искренне. Всего на мгновение, но так, чтобы вице-адмирал увидела, что ее слова достигли адресата. Наверное, от нее они даже более ценны, чем были бы от генерала Органы.
    — Я пришлю вам таблицу, буду отмечать по ходу дела, что выполнено, а что в процессе, — переходя на деловой тон, говорит По и идет на выход.
    У самой двери он останавливается и, повернувшись к вице-адмиралу Холдо, вместо привычного жеста, которым отдают честь, склоняет голову.
    По задерживается так достаточно, чтобы жест, как и улыбка, было сложно не считать — а выпрямившись обратно, вдруг вздрагивает всем телом, как человек, который внезапно вспомнил что-то важное, вскидывает датапад, включает нужную таблицу и строго спрашивает, не глядя на вице-адмирала:
    — Пока вы меня не отпустили. У вас здесь есть огнетушитель?