Если в Первом Ордене хотят по-настоящему наказать, то просто лишают бакты. Порой и не только ее, каких-то элементарных средств лечения, даже банальной повязки, чтобы остановить кровь. Он привык. Было много других вещей, привыкнуть к которым и спустя много лет сложно, и одна из них — сидящая где-то в дальнем углу сознания мысль, что у ситов принято убивать своих учителей, когда приходит время.
Оказалось, что ему нужно совсем чуть-чуть, чтобы мысль вызрела и заполнила собой гораздо больше места, вползла в размышления наедине с собой, когда выбитое Люмией плечо ноет без подобающей помощи и вправлять которое ему пришлось самому. Кайло до сих пор не уверен, что сделал это правильно — судя по ощущениям всю дорогу от кочующей от системы к системе базы Первого Ордена до точки назначения, все же неправильно. Впрочем, это было меньшее из неудобств, которые пришлось терпеть по пути на Тайтон, планету затерянную даже для навигаторов Первого Ордена, путь к которой пришлось искать самостоятельно, сперва в уцелевших еще со времен Империи архивах, потом прокладывая на ощупь путь в Силе, благо, Тайтон светился в переплетении Силы как дальний маяк, манил, тянул к себе... Кайло знал, что теперь уже точно назад не повернет, еще до того, как увидел прозрачно-голубой ореол атмосферы и ясно-синюю поверхность планеты.
Боль настигла его на подлете.
То ли он расслабился, то ли близость излучающей чудовищные потоки Силы планеты усыпило бдительность, убаюкало сознание, которое за столько лет привыкло ставить все возможные ментальные барьеры, закрываться от пристального взора Сноука, который всегда был с ним, как будто стоял рядом. Показалось, что он со всего разбегу ударился головой обо что-то твердое, но после удара боль имеет свойство проходить, здесь же она только росла, охватывала лоб, виски, потом всю голову, сползала жалящим, огненно-горячим ощущением куда-то в сердцу, которое билось часто и упруго, ударяясь о ребра в неистовом желании выскочить наружу.
— Проклятье... — прошипел Кайло сквозь зубы, когда понял, что команда на снижение уже дана, и ему нельзя отпускать штурвал, но через мгновение он уже мало что перед собой видел — красно-серая пелена пала на глаза, и взвыли разом все свежие раны и увечья, которые ему достались после несвоевременного выхода из забытья и бегства Рей. Очередного, после которого ему остается отдуваться за двоих.
Шатл трясло на входе в плотную атмосферу, пронизанную силовыми волнами и слабыми бурями в верхних слоях. В обычном состоянии он бы сел без особых проблем, ориентируясь по Силе — навигационные приборы явно работали не так, как надо, и в этом не было ничего сверх удивительного. Напротив, ожидать такого стоило. Хотя он не был уверен, что это не...
— Сноук, — он выдохнул сквозь стиснутые зубы, когда в голове что-то взорвалось, вонзилось в сознание мириадами острых шипов, выбивая из легких воздух, а его самого отбрасывая в короткое забытье.
За мгновение до удара Кайло почувтвовал, как щедро приложился обо что-то головой, а потом нечто тупое, но твердое воткнулось ему в солнечное сплетение, отправляя в темноту.
Темнота была недолгой. Ей на смену пришел яркий свет, который пробивался даже сквозь прикрытые веки, разлепить которые оказалось непросто, но куда проще, чем пошевелиться — шаттл, судя по всему, кувырнулся несколько раз после удара о землю, и Кайло помнил, как в последний момент обернул его коконом Силы, чтобы смягчить удары. Иначе бы сейчас он вряд ли бы остался жив.
Кресло второо пилота вырвало их гнезда и отбросило к одному из бортов, на котором шаттл и замер в неестественное позе, а под креслом — он сам. Выбраться из-под тяжелой груды металла и пластика оказалось несложно, сложнее было подняться на ноги. На губах и языке Кайло чувствовал соль и тепло, собственную кровь, стекающую из разбитого носа и лба, но, кажется, худшего не случилось. Нестерпимо болела и кружилась голова. Ныло при вдохе между ребер.
Из стоящего на боку шаттла Кайло почти вывалился, плохо ориентируясь в пространстве, и потом решил подождать,пока пройдет головокружение, даже если ждать придется долго. Где-то в шаттле была нехитрая аптечка, но ползти за ней обратно было выше его сил.
Потому чужое приближение он почувтвовал не сразу, преступно подпустив гостя опасно близко, и когда резко вскочил с теплого, нагретого солнцем плоского камня, выхватывая привычным движением меч, то ему понадобилось несколько секунд, что сфокусировать взгляд и понять, кто перед ним.
Вздох, с которым Кайло опустился обратно и убрал меч, можно было счесть вздохом разочарования.
— Ну да. Конечно. А кто же еще.
Это он скорее себе, чем Рей.

Рей он почти не слушал — слишком гудела голова, да и несложно было догадаться, что именно она ему скажет. Кайло хорошо помнил ее взгляд на Формаке, когда из-за ледяных зубов Короны показались алые плащи инквизитория и такая необязательная Люмия во главе отряда, пришедшего по душу и тело Рей. Не по его. Ему тогда понадобилось довольно много времени, чтобы понять и осознать, что на самом деле произошло, и шестое чувство подсказывало сейчас, что объяснять свои догадки Рей бессмысленно и бесполезно, как и соглашаться, что у него и самого Первый орден и собственные союзники уже поперек горла.
Сейчас Кайло гораздо больше интересовало состояние собственных ребер, чем поток упреков и ворчания со стороны Рей, продолжавшей обвинять его во всех своих бедах и несчастьях, не иначе, это именно из-за него ей приходится убраться с облюбованной планеты, где кроме них двоих, быть может, нет больше ни одной живой души. Или, по крайней мере, разумной жизни. Пока она ковырялась в его разбитом шаттле, Кайло безучастно наблюдал восход одной из легендарных тайтонских лун, слушал железный скрежет в вывернутых наизнанку внутренностях челнока, который все еще слегка дымился — его не беспокоило, как он отсюда будет выбираться. В ближайшее время он и не собирался, и потому, когда Рей бросила ему сигнальный маячок, выдранный из приборной панели разбитого корабля, Кайло несколько мгновений смотрел на небольшую черную шайбу с передающим устройством с удивлением — и с резко начавшей возрастать злостью.
— А ну стой! — прорычал Кайло, с силой бросая маячок себе под ноги, словно это он во всем был виноват. В том, что в Силе Рей мерцала калейдоскопом чувств, главным среди которых была невысказанная злость вкупе с обвинениями, из которых, он был готов поклясться, выслушать ему довелось только часть. Что на Дагобе, что до этого на Каасе, который забыть не удается до сих пор, который ему все еще иногда снится по ночам, приходит в самых жутких и извращенных формах, до которых Рей сама никогда бы не додумалась, даже если бы ушла на Темную сторону до пределов, куда доставал, наверное, только Дарт Сидиус когда-то.
Его злило до ломоты в пальцах, что она считает, что он прилетел через половину обитаемой галактики только ради того, чтобы доставить ей неудобство.
— Я сказал — стой!
В этот раз Кайло просто просто окриком не ограничился. Забылась на некоторое время боль в ребрах и то, что ему было трудно глубоко дышать и резко двигаться, плевать, что если ребро сломано, то он рискует захлебнуться кровью и вряд ли Рей горит желанием ему помогать чем-то большим, чем просто помочь маячком. Догнать ее получилось в несколько длинных рывков, но даже так получилось дотянуться только до лодыжки — Кайло схватил ее за ногу, дернул на себя с силой. Рей вскрикнула, попыталась зацепиться за камни и низкий кустарник между скал каменистого плато, но тщетно — уже через мгновение она оказалась под ним, надежно прижатая к пыльной, твердой земле спиной. Его рука, искусственная рука, лежала на горле Рей, и та даже могла слышать, как дрожат от гнева и ярости пальцы - и шелестят внутри сервоприводы.
— Думаешь, мне и правда заняться нечем? — прошипел он ей в лицо, с трудом сдерживаясь, чтобы немного не придушить для острастки. — Выслеживать тебя по всем секторам, ловить, бегать за тобой? Серьезно?! Нет, Рей, — почти шепотом, приблизив лицо так близко, что слышно сбивчивый ритм их сердец, — у меня здесь свои дела, свои планы, и ты в них не входишь. Ясно тебе!
Он выкрикнул последнее. Узы Узами, но ведь можно вообще не пересекаться? Галактика огромна все-таки.
— Катись, куда хочешь! — Кайло отпустил ее, отодвигаясь, стараясь, чтобы она не заметила, как он морщится от возрастающей боли в ребрах. — Если тебе есть, куда. Слышал, что в Сопротивлении тебе с некоторых пор не рады.
Удержаться от того, чтобы не ударить в больное, было сложно. Слишком.

Как обычно, он подумал о последствиях собственных слов слишком поздно, и поздно уже было — оправдываться и объяснять что-либо, пусть он и сам до конца не понимает, почему ему хочется это делать перед ней. Казалось бы, какое ему дело до ее чувств и боли, когда своих предостаточно, но горячее, тягучее ощущение в груди, вовсе не от сломанных ребер и не от удара о металлический подлокотник, напоминало, почему — жглось фантомной болью другого существа, и Узы в очередной раз напоминали о том, где искать ответ на злополучный вопрос. Почему? Потому что у них нет собственных эмоций, не боли, которая принадлежала бы только одному из них. Нет их по отдельности друг от друга, и то, что даже на Тайтоне не удалось разойтись путями, лишнее тому подтверждение, свидетельство неразрывной связи, которое тянет горло тоской и злостью.
Сейчас злости было больше, но где-то под ней пряталась обида и досада, вот только на кого — не разберешь.
— НЕ СМЕЙ. МЕНЯ. ТАК. НАЗЫВАТЬ!
Кайло снова не обратил внимания на ребра, которые от резкого рывка вперед взвыли режущей болью, стоило ему вскинуть руку и перехватить ее запястье с мечом, вывернуть его в сторону, хотя мерцающий голубой свет жег взгляд совсем рядом, слепил, Кайло отчетливо видел в сгущающихся сумерках золотой ободок в радужке ее глаз, каким сам так и не обзавелся. Меч доставать он даже не собирался, не собирался и драться с ней. Только ярость клокотала где-то в горле, билось сердце у соединения ключиц, тугим жарким комом, хотя это, может, от боли, которую он пока не чувствовал даже. Настоящей и нет.
— Кто-то непременно должен быть виноват во всех твоих бедах, да? — прошипел он на полувдохе — воздуха ему не хватало, но остановиться Кайло не мог. Не находил сил. Он дернул ее на себя, ближе, и голубое свечение обожгло лицо и взгляд, когда глаза с золотистой радужкой оказались так близко, что можно было увидеть в них выходящую из-за горного хребта Ашлу. — Лучше, если кто-то, до кого можно дотянуться, правда?
Почти шепотом, словно открытие. Она может сколько угодно праведно возмущаться, но есть вещи, которые одинаковы для всех.
В нынешнее время это роскошь, как ни крути.
— Сама посмотри! — он снова сорвался в крик, сгреб свободную ладонь Рей и силой прижал ее пальце ко лбу, скользя по размазанной крови, от которой слиплись волосы.
... Кулаки в черных перчатках сжаты, но Кайло прячет их за спиной — чтобы Люмия не видела, насколько он на самом деле зол, недоволен, что он в ярости. Но все тщетно, стоит заговорить, голос предательски дрожит от негодования, от гнева, от которого надтреснуто гудят металлические планки, звенит стекло на каютном столике.
— На каком основании...
Голос срывается в сиплый шепот, как всегда бывает, когда захлестывает гнев. Люмия что-то отвечает, но Кайло даже не слушает его, все, что занимает сейчас — граница, за которую они могут зайти на пути к своей цели. Ему не жалко Рей, не интересует, что будет с ней в Сопротивлении, когда по голонету покажут все снятое Люмией в его каюте, даже искусственная рука, которая на второй день непривычно тянет у сгиба локтя, не волнует его — важно лишь то открытие, которое вдруг вплыло на поверхность из глубины, куда он до этог момента не пытался заглядывать. Знал, что увидит?
Она говорила, что все это во имя борьбы с Сопротивлением.
Он думал, что ради борьбы с ним.
А потом был Формак...
Кайло чуть оттолкнул от себя Рей, закрываясь сразу же, сделал пару неуверенных шагов назад, упираясь спиной в выпирающую скалу, нависающую над тропой наверх. Новый вдох сорвался в хриплый, натужный кашель, от которого в груди снова проснулась дергающая, колющая боль, но в этот раз горло и рот наполнился соленым металлическим привкусом. Кайло стянул перчатку, вытер губы, пытаясь поймать больше воздуха, но тщетно.
— Оставь меня, — сипло и отрывисто выговорил он, но крик не вышел. Ничего больше не вышло.

Сколько еще это будет так продолжаться? С каждым разом порочный круг их взаимного спасения друг друга, которое начиналось с драки, обвинений, упреков, заканчивалось волочением одного из них через половину планеты к спасительному лечению, убежищу, еще куда-то... казалось, он с каждым разом затягивался все туже, смыкался петлей вокруг горла и грозил однажды задушить. Хотя сейчас ему настойчиво казалось, что задохнется он вовсе не от беспокойных Уз с Рей, от которой никуда не скрыться и не убежать, а от того, что вздохнуть с каждым новым шагом становилось все труднее, немели пальцы уцелевшей руки, а в груди разливался пульсирующий жар горячей крови, захлестывающей легкие и обжигавшей горло с каждым неуверенным, натужным вдохом. Когда они спустились в долину, где из-за темноты было не рассмотреть ничего дальше десяти-пятнадцати шагов, Кайло шел, казалось, уже на одной только злости и нежелании падать к ее ногам бессильной, безвольной ношей, которую Рей тут же и бросит — хотя бы потому, что не сможет оторвать от земли. Или потому, что кода-нибудь это должно было случиться. Кто-то же должен был однажды этот круг разорвать?
Когда слева послышался голодный вой тайтонских ночных хищников, они замерли на месте, и Кайло инстинктивно сжал пальцы у Рей на плече, оставляя, вероятно, синяки на коже. Предложение ее казалось еще более самоубийственным, чем попытаться все-таки убежать от теней — Кайло знал, что бежать не сможет, но отыскать себе силы на чуть более быстрый шаг, он мог бы. Однако у Рей были другие планы, судя по всему, у них это тоже стало своего рода привычкой — пытаться по очереди совершать какую-то глупость, подобно его неожиданному порыву расстрелять ради спасения мусорщицы и восставшего из мертвых предка собственный орденский патруль, потом чуть не убившись в перестрелке.
"Ты сдурела".
Он берег воздух, потому отвечал молча.
"Меньше всего хочется ощущать, как они рвут тебя на куски."
А потом по запаху крови обязательно придут за ним, в этом можно было даже не сомневаться, как и в том,что ему в любом случае не удастся уйти далеко. Как в том, что по отдельности шансы выжить против чудовищ Тайтона у них не просто нулевые, а уходят в минус.
Рей его оттолкнула для пущей убедительности, чуть не уронив в высокую, по пояс, траву, в которой массивные тела зверей двигались почти бесшумно, сливались в ночной чернотой, и только глаза ловили свечение джедайского голубого меча в руках Рей, который она все еще держала неуверенно. Привычным взглядом он отметил ошибки стойки, но очень быстро мысль метнулась в другую сторону — едва уловимое движение воздуха и Силы вместе с ним, качнулась темнота, бесшумно и мягко, и рык охотника был проглочен воем его стаи, которая приветствовала прыжок вожака. Массивное тело приземлилось в полуметре от Рей, когда остальные начали стремительно подкрадываться к ним полукольцом — земля еще ловила эхо приземления, Кайло выдохнул вскозь стиснутые зубы и вытянул вперед руку, мысленно накидывая на шею уродливое громадине петлю, обездвиживая. Второй получилось чуть хуже — стая замедлилась, завозилась в недовольстве, но не замерла совсем.
"Быстрей, я не смогу долго."
Он чувствовал, как струйка крови потекла из уголка рта по подбородку.

Он плохо помнил потом, что было с ним после того, как в плечо среди высокой острой травы макушка Рей уперлась ему в плечо, и каким-то чудом удалось подняться с земли и дойти до убежища — но пути Кайло уже не запомнил. Только горький, мерзкий вкус бакты во рту и в горле, от которого горло перехватывало спазмом и хотелось выплюнуть отраву, но на это у него совсем не осталось сил. Все, что он мог, это бессильно уронить голову на плечо Рей и слабо придерживать ее скользкую от воды, бакты и крови руку, скорее и какого-то дремучего, плохо изгоняемого инстинкта, чем из-за действительного желания или возможности ей помочь. Помочь себе.
Кайло вздрогнул и резко открыл глаза только тогда, когда грудную клетку прошил укол боли, заставивший дернуться и вынырнуть из забытья, а может, это кустарное лечение Рей подействовало — во рту все еще стоял металлический, соленый привкус крови, перемешанный с горечью бакты, и дышать все еще было непросто, но ощущение, что он вот-вот задохнется без воздуха или захлебнется собственной кровью, ушло, а вместе с ним пропало ощущение тревоги. Кайло моргнул, потом еще раз, привыкая к темноте пещеры, которую разгонял только одинокий, старый ручной фонарик, какой часто используют контрабандисты... у него когда-то такой был... который Рей приладила на обломок скалы внутри пещеры. Он опустил глаза на сою почти полностью забинтованную грудь, на бинты, на которых виднелись бледно-розовые разводы крови — не его, взгляд метнулся ниже, к рукам Рей, которая просто наспех перевязала свои бок разорванной туникой.
— Займись собой, — коротко, хрипло проговорил Кайло, просто отпихнув ее руки от себя, и звчало это безапелляционно, почти как приказ. Впрочем, Рей его проигнорировала, одарив недовольным взглядом, и продолжила возиться с повязкой, а Кайло все больше чувствовал, как горит у него там, где когти ночного зверя прошлись по ее телу.
Снова он открыл глаза, когда кожи коснулось что-то мягкое, и он опять вздрогнул и выпал из короткого, неглубокого сна, который бывает только от чудовищного напряжения, усталости или боли. Но боль стихла, вся, наверное, этому виной валяющийся в метре пустой шприц-ручка от обезболивающего — в пользу этого говорило не просто отсутствие боли, но и отсутствие ощущения собственного тела, которое стало ватным. Рей принесла теплые одеяла, самые обычные, какие делают фермеры на Дантуине, и сперва укрыла его по самый подбородок, потом завернулась в свое сама. Кайло внимательно следил за каждым ее движением, ждал, когда она развернется и пойдет ночевать в шаттл или на другой конец пещеры — ждал, чтобы попросить ее остаться.
Но Рей никуда так и не ушла. Пристроилась рядом, прислонившись спиной к гладкой стене пещеры, и молчаливо они согласились друг с другом, что надо попытаться после такого поспать. Не самое худшее, что им доводилось пережить, но все же.
Он проснулся третий раз, когда что-то ударилось ему в плечо. Кайло открыл глаза, фонарик Рей предусмотрительно оставила на ночь, чтобы не шарить в случае чего вслепую в темноте тайтонской ночи, очень густой, очень плотной, и понадобилось скосить глаза, чтобы увидеть — со сне Рей сползла на бок, даже не проснувшись. Кайло помедлил несколько секунд, потом осторожно вытащил руку из-под одеяла и медленно спустил ее ниже, придерживая за плечи, пока ее голова не оказалась у него на бедре.
Утром она обязательно на него наорет за такое, но спать с перекошенным, оттянутым плечом было удовольствием сомнительным.

Его сны никогда не были тихими. С ранней юности кошмары и тревожные видения преследовали его по ночам, и Кайло с трудом припоминал день, когда последний раз спал спокойно, не просыпаясь периодически от отвратительно реалистичных снов, переходящих в ощущения, не вздрагивая среди ночи от чужого присутствия, которое потом стало вполне реальным — платой за силу был неусыпный контроль, и Сноук поселился в его голове прочно, навсегда. Он знал, что половина его снов — от него.
Так надо.
Так положено.
Так было всегда и всегда будет.
Не ему оспаривать традиции ситхов, которые не менялись много лет. Которые не должны меняться.
Из этих снов рождалась боль, боль прорастала между ребер плетьми цепкого страха, и страх расцветал впоследствии яростью, страстью и стремлением — то, что положено им как цель.
А потом к его собственным снам добавились чужие, видения пустынной девочки с Джакку, где он и сам ее когда-то бросил, положив начало порочной и неправильной связи двух жизней, разделивших одно и то же событие... и разделенных им, и эта связь на ДиКуаре только окрепла, не появилась из ниоткуда, всего лишь пробудилась к жизни после лет забвения, и с тех самых пор Кайло не знал и не мог разобраться, где заканчиваются его кошмары и начинаются кошмары Рей.
Этой ночью все было иначе. Он не видел ничего и спал без видений и снов в этот раз, то ли сказывалась смерельная усталость, ранение или всему виной планета, куда никто и ничто не может добраться, но где-то к середине ночи все изменилось и стало почти привычным — разве что картины и воспоминания, просачивающиеся в его сознание, ему не принадлежали. Кайло проснулся вместе с Рей, когда она резко села и отпрянула в сторону, и ему показалось, что она не сразу поняла, кто именно перед ней, что с трудом удержалась от того, чтобы не ударить по наитию, инстинктивно защищаясь от того, из сна, который фантомом проследовал за ней в реальность и не отпустил быстро, как не отпустил и там. Липкое омерзение стекло вниз по горлу, внутрь скользким комком тошноты — это не были его эмоции, не были его ощущения, но Кайло даже не потрудился от них закрыться, так неожиданно было чувствовать, что ее злость и отвращение направлены не на него, а на кого-то еще. До растерянности.
Он ей не ответил и теперь внимательно разглядывал напряженную спину, когда Рей настойчиво отворачивала от него лицо, чтобы он ничего не увидел, хотя видеть ему было не обязательно. Они много видели во снах друг друга того, чего видеть не нужно, но казалось, что впервые за столько времени ему довелось увидеть что-то, чего она на самом деле стыдится. Напряженная линия плеч и ее напористые движения отбросили назад, в смутный сон, где было больше ощущений, чем образов, но этого оказалось достаточно, чтобы Кайло разозлился. Не на нее, не на себя — на того.
— Кто он? — жестко спрашивает он, понятия не имея, зачем. Выходит резко и грубо, потому что они оба знают, кто оставил ее на этой помойке с падальщиками. —  Он еще жив?
Он не должен это у нее спрашивать, но слова рвутся сами, и в груди снова растет болезненное напряжение, не долеченное до конца бактой.

Он и сам не знал, какое ему до этого было дело, почему он спрашивает и так хочет знать ответ — любой, пусть и хочет слышать один-единственный, как сделал бы сам на ее месте тысячу и еще тысячу раз — и почему так жжет у солнечного сплетения горячим, колким комком злости, колет кончики пальцев живой руки, что хочется сжимать кулаки и что-то ломать от бессильной ярости. Кайло не мог ответить на ее вопрос "почему?", мог только раздраженно смотреть ей в глаза, чувствуя, как отливает кровь от лица и жар внутри сменяется холодом — хотелось бы ему, чтобы холодом безразличия, но он знал, что это не его ощущения, не его эмоции, не его желание отчуждения и отречения от ощущений, которые он чувствует, как свои сейчас. Хочет не слышать их — и одновременно не может, не хочет закрыться.
Он так и не смог ничего из себя выдавить, только молча проводил ее злым взглядом в спину, прокручивая в голове все то, что хотелось сказать, но не шло, не ложилось на язык. Все, что он мог бы сформулировать сейчас, выкрикнуть, выплюнуть ей вслед — сгусток злости, ярости с примесью обиды, которую уже даже скрывать бессмысленно.
Кое-как Кайло поднялся на ноги, сгреб свою изрезанную ножом летную куртку, накинул на плечи — тайтонское солнце снаружи было в этот день было суровым и беспощадным — выбрался из пещеры на свет, щурясь от непривычной белизны и яркости.
Не ходи за мной.
Не ходи за мной.
Не останавливай меня.
Он твердил это с каждым пройденным шагом, который давался с трудом, отдавался в сломанных ребрах напряжением и тянущей болью, но Кайло знал, что это пройдет — достаточно лишь добраться до своего шаттла, пусть он понятия не имел, что будет делать дальше и как выбираться, не знал, как теперь выполнять задуманное и каким образом справиться с этим в одиночку, впрочем, он и до вылета с базы Первого Ордена об этом думал мало. Просто бежал, не оглядываясь, как бежал сейчас от тошнотворного благородства Рей.
Не ходи за мной.
Прошу тебя.
Но он знал, что она пойдет. Упрямство родилось вперед них обоих, и это было, пожалуй, главное качество, которое они делили, которое с неимоверным упорством и настойчивостью сталкивало их и не давало просто так разойтись, разбежаться, разорвать этот порочный круг — это было бы слишком просто. Для них — слишком просто, а они никогда не искали дорог, которые легко пройти, препятствий, которые легко преодолеть.
Он с трудом набрал в легкие воздуха, обернулся, хотя спинным мозгом чувствовал чужое внимание между лопаток, злость, которая была эхом его собственной. Рей уже мчалась к нему через поле высокой травы, чьи гибкие листья похожи на стебли, кое где выпачканы ночной кровью, их и тварей, которые их чуть не загрызли.
— Оставь меня, — он хотел закричать, но не вышло, получился только усталый сип, почти просьба. — Оставь себе свое благородство, ты же умеешь убивать, ты знаешь, каково это — желать отнять жизнь, да? Отними.
Он смотрел ей в перекошенное от негодования лицо, и снова подняла голову прежняя злость.
— Мне не нужна твоя помощь!
Вранье, от начала и до конца.

Его прошило, как током, когда Рей предложила застрелиться из протянутого бластера. Так просто. Не потому, что его разозлило это предложение — злость вообще вдруг куда-то исчезла, испарилась, рассыпалась под ноги в налетевшем ветре, который как будто содрал кожу и унес прочь, оставив голую растерянность, с которой Кайло сверлил ее взглядом. Боясь признаться себе, что слова о смерти его напугали. О своей. О чужой. Об их смерти, одной на двоих.
Никто не знает, что станет с теми, кто связан Узами, если умрет хоть один из них. Но многократное, умноженное эхо чужой боли и страха не оставляли надежды, что один из них переживет смерть другого. Кайло непонимающе глядел ей вслед, почти буравил взглядом между сведенных от усталости лопаток, с отвращением к себе понимая с каждой секундой, что к горлу предательски подбирается сожаление за эту вспышку, за желание сбежать. Как он ни гнал эту мысль от себя, она возвращалась, но потом стало не до борьбы с собственными эмоциями — он почувствовал, что что-то не так, еще до того, как Рей начала оседать в высокую траву, заваливаясь на бок.
Это был уже просто фарс.
Идиотский бег по кругу, который они никак не могут разорвать. Мельком он подумал, что Тайтон, возможно, самое лучшее место для того, чтобы поискать способы. Но это потом.
— И не уговаривай, — недовольно проворчал Кайло, подхватывая ее у самой земли. Конечно, звучало это глупо от того, кто только что чуть не сбежал от чужой заботы, но на грудь снова давила своя и чужая усталость, придется им пока что держаться вместе.

Под дантуинскими одеялами было все же тепло.
Кайло мрачно смотрел на плошку бакты, которая дождалась их возвращения, но предпочел всучить ее Рей и заставить выпить, чтобы хотя бы от кого-то перестало фонить разделенными ощущениями. Его собственные переломы и раны продолжали ныть, но по сравнению с ночью накануне это было почти отсутствие какой-либо боли. Кайло посмотрел на Рей поверх разведенного заново огня, натягивая одеяло на плечи — ветер из ущелья задувал все же холодный. Некоторое время они молчали, никто не хотел начинать говорить первым, а между тем у него копились вопросы. Стоило сойти злости и раздражению, проснулось вполне понятное любопытство, которое рвалось наружу кучей вопросов, зеркальные которым задать могла и она тоже.
В конце концов, их обоих так некстати — или, может, наоборот? — занесло на эту планету, пути к которой найти не так уж просто.
Выходит, не он один искал.
— Так зачем ты тут все же? — спросил Кайло, повертев в ладони плошку с пайком. Паек был безвкусным и пресным, но лучше, чем совсем ничего. Он вдруг понял, что не помнит, когда ел последний раз.