— Мне кажется, это бывает со всеми, — Тес вздыхает, растрепывая волосы, и трет затылок. — Чем важнее тебе человек, тем сложнее найти правильные слова.

Молчит, глядя на брата, и говорит неожиданно серьезно для самого себя:

— Когда я говорю с тобой, мне очень сложно подбирать слова. Я… — он выдыхает, улыбается неловко и смущенно. — Я так боюсь показаться тебе идиотом, ты бы знал, Ньют.

Говорить о таком странно и очень, очень неловко, но все с тем — даже легко. Просто.

Наверное, потому что это Ньют, потому что с ним легко — даже когда кажется, что несешь бред.

— Пойдем найдем твоего барсука, — он коротко касается руки брата. — Мама ничего не узнает. Смешно сказать, но когда я окончил Хогварст, был счастлив как никогда прежде. И вовсе не потому, что получил хорошие оценки, поверь мне.

— Ты даже так умудряешься выглядеть, — Тес запинается, — милым, так что это не считается, Ньют.

Он усмехается — тепло и совсем беззлобно — и опускает на колени рядом с Ньютом; аккуратно распутывает ветви, высвобождая брата, и помогает ему сесть. Он мог бы сделать это быстрее, применив магию, но Ньют любит все живое — кажется, даже лужу с мальками не дал бы осушить — и Тесей не собирается уничтожать то, что может быть дорого его брату хотя бы потенциально.

Он любит Ньюта и не хочет его расстраивать. Только и всего.

Разве старшие братья любят расстраивать младших?

— У тебя все лицо в царапинах, — Тесей достает из рыжих волос несколько веточек и листьев кустарника и аккуратно, почти неощутимо касается щеки Ньюта — рядом с одной царапиной, другой…

Он склоняется чуть ближе, чтобы внимательнее рассмотреть «боевые ранения», и мягко ерошит Ньюту волосы — но, по правде говоря, скорее гладит: задерживает руку в медных прядях, словно забывшись.

Наконец он тихо выдыхает — оказывается, сам того не заметив, прежде задерживал дыхание — и бормочет исцеляющее. Бессмысленно — палочка все еще в чехле, а ясности ума, чтобы сосредоточиться на таком простом заклинании, отчего-то не хватает.

У Ньюта бледная кожа усыпана веснушкам — а глаза сейчас кажутся такими же темными, как озеро недалеко от их дома ночью.

Не спутать бы звезды с их отражением…

— Весь в царапинах, — Тес медлит и все-таки достает палочку, бросает невербальные исцеляющие, свободной рукой чуть придерживая Ньюта за затылок. — Сильно ударился? Болит еще что-нибудь?

— Так часто, что ты взвоешь, — Тес тихо смеется, отпуская Ньюта — с большим сожалением, чем он мог от себя ожидать, не то чтобы он вообще ожидал сожаления, -и поднимается сам, прежде чем протянуть руки Ньюту. — Обещаю.

Когда они возвращаются домой, там уже тихо и темно — почти все разбрелись спать. Поэтому Тесей шепотом просит Ньюта не навернуться на лестнице и не сломать шею — ему нравится видеть ее целой (ему нравилось бы видеть на ней следы поцелуев, — думает он внезапно) — и сам остается в гостиной.

Ему будто бы надо подумать — и будто бы в спальне будет не до этих мыслей.

До других.

Дни летят один за другим; Тесей еще не раз выпутывает листья из волос брата, залечивает царапины и слишком долго смотрит на то, как солнце бликует на рыжих вихрах.

Дни летят — и Тесей рад, конечно, когда наступает время вернуться Ньюту в школу, но отчего-то особенно острая нехватка брата рядом ощущается уже сейчас.

Солнце сменяется ливнем, ливень — тучами, а те снова дождем. Тес заваривает чай — себе с молоком и таким количеством сахара, что скорее просто наливает заварку в сахарницу — и ставит кружку перед Ньютом. Невербальным зажигает огонь в камине.

В доме опять никого — у родителей высокий сезон, они вечно в делах — и на улицу выходить не хочется.

Завтра Ньют уезжает.

— Завтра ты уезжаешь, — повторяет он вслух, чтобы скорее привыкнуть к этой мысли, и рассеянно гладит тонкую стенку чашки — фарфор полупрозрачный, с нежными прожилками — совсем как кожа Ньюта.

Только его кожа теплее.

Или так горячо от камина?

— Сойдет, — Тесей тихо посмеивается. — А ты сильно усложнишь себе жизнь. Маги, к сожалению, слишком большое значение придают регалиям — реальным и нет — и отсутствие завершённого образования будет беспокоить их больше, чем твои способности.

Он делает глоток чая и садится на пол возле камина; прислоняется спиной к горячему кирпичу.

Саламандры всегда тянутся к огню.

Тесей долго смотрит на Ньюта — он сам как огонь.

— Я бы сказал, что никогда не знал, кем хочу быть, — он пожимает плечами. Снова гладит тонкую стенку чашки — нежно, словно это не фарфор, а любимый человек. — Слишком много возможностей — и слишком много сомнений в себе.

Иногда его даже забавляет, каким идеальным, кажется, он выглядит в глазах младшего брата; остается надеяться, что за этот месяц он изменил своё мнение хотя бы чуть-чуть.

Тесей никогда не был идеальным — и не хотел им быть: он видел, чего это стоило другим.

Идеальность никогда не обходится дёшево.

— Но мне нравилась мысль, что я могу менять мир к лучшему. Помогать другим — и видеть результат почти сразу же. Хотя, конечно, на какие-то вещи требуется больше времени — мир не меняется так быстро, как нам того хочется. Может, оно и к лучшему.

Он недолго молчит и смотрит на разводы чая в молоке — похоже на туман, в котором прячется будущее.

Или на песок, который вымывает раз за разом набегающая волна.

— Мне нравится то, что я могу защитить свою семью. Защитить тебя, Ньют. Что тебе не придётся делать то, что делаю я, и ты будешь свободен в своих решениях.

— Редко, честно говоря. Но хорошо, что получается хотя бы иногда — я рад уже этому, — Тесей коротко улыбается. — Менять мир — это я очень громко сказал, на самом деле. Хорошо, если удается подтолкнуть к изменениям хотя бы одного человека — это уже очень, очень много. Где один человек — будет и двое, а трое — уже толпа.

Он в два глотка допивает чай — большая часть сахара оседает на дне — и левитирует чашку на столик возле дивана, плавно приземляет — почти идеально, слышен только едва различимый звон.

— Профессор Дамблдор сказал бы, что я могу лучше, — он кивает на чашку, — но мне и так нравится. Знаешь, Ньют, оказывается, очень важно нравиться самому себе — независимо от того, что говорят другие, какими бы важными они не были. И делать то что тебе нравится, тоже важно. Это я к тому, — Тес улыбается почти хитро, — что если ты протащишь в замок очередную зверушку или магическое существо, главное — не попадись. А я прикрою тебя перед мамой, если твой профессор снова пришлет громовещатель. Обещаю.

— Пытался узнать, но следы теряются где-то в отделе волшебных существ. К сожалению, мой уровень допуска пока не открывает все двери, — это звучит так, словно Тес не сомневается — однажды у него будет достаточный уровень пропуска, чтобы даже Отдел тайн перестал быть настолько секретным местом. — Но, думаю, профессор Дамблдор сделал все, чтобы джарви не пострадал. Все же наши профессора не отличаются бессмысленной жестокостью. С Патерсоном все будет в порядке, Ньют. Я в это верю.

Он чуть улыбается, глядя куда-то за спину Ньюта — в окно, где пейзаж до сих пор не радует теплом, — и рассеянно ерошит волосы, прикрывает глаза.

— Трудно представить, что уже завтра ты уедешь отсюда. Я буду скучать по тебе.

Он будет скучать по нему как брат скучает по брату — ведь это совершенно нормально: они одна семья, они любят друг друга, заботятся и скучают, когда долго не видят. Все как у всех.

— Посидишь со мной, Ньют? — Тес приглашающе пододвигается, освобождая место. — Когда еще так будет.

Иногда Ньют сам напоминает Тесею дикого зверька — нужно немало времени, сил и терпения, чтобы он доверился тебе и подпустил близко. К счастью, Тес не настолько плох в вопросах доверия.

Теперь он мягко ерошит — гладит — его волосы, на мгновение прижимается лбом к виску.

За этот месяц он слишком привык к тому, что младший брат всегда рядом; наверное, Ньюту лучше не знать, как сильно иногда старшие братья нуждаются в младших.

Как сильно Тесей нуждается в Ньюте.

— Планирую быть. Хотя бы на несколько часов обязательно вырвусь, — Тес говорит это серьезно — обещает. Действительно вырвется — даже если потом придется брать три дежурства подряд. — Так не надейся увильнуть от выбора подарка любимому старшему братцу, — он тихо посмеивается и прикрывает глаза, откидываясь на кирпичную стенку.

Над подарком Ньюту надо думать уже сейчас. Его сложно удивить — но Тесу слишком это нравится.

Необходимость придумать Ньюту подарок всегда вызывает у Тесея головную боль — не потому, что он не хочет этим заниматься, но потому, что это всегда определенный вызов: его фантазии, его знанию брата и его интересов.

Еще сложнее, правда, оказывается организовать себе свободный рождественский вечер — и так сам собой складывается лучший подарок, какой Тес только может придумать. Во всяком случае, он искренне надеется, что этот подарок — основная его часть — Ньюту понравится.

Дополнительные мелочи придумываются проще — в кошелек с чарами незримого расширения отправляется сквозное зеркало, одно из пары — второе Тесей убирает в свой карман, за ним — пара редких книг по магической зоологии (скорее забавных, чем полезных) и зачарованная открытка. На ней — одна из их редких совместных фотографий.

И когда они наконец встречаются — Тес вываливается из камина, едва не сбивая один из носков, которые родители по-прежнему вешают на каждое рождество, еще как стряхивает с себя остатки летучего пороха и тщетно пытается привести прическу в менее взъерошенный вид — он вручает Ньюту кошелек и обнимает его так крепко, как только может.

— С Рождеством, братишка, — он с нежностью — братской — взъерошивает ему волосы. — Пусть дом всегда будет с тобой.

Эти же слова написаны на обороте открытки — но об этом Ньют узнает позже.

— Это, — он кивает на кошелек, — просто приятные мелочи. Мой сновной подарок слегка себялюбив, но я надеюсь, тебе он понравится, — Тес смешливо фыркает и ерошит волосы, на этот раз себе. — Я весь в твоем распоряжении до послезавтра.

Ему все же удалось выбить себе целых полтора выходных дня — в Рождество это поистине невозможно. О том, что после этого он согласился на неделю дежурств без выходных, сообщать, пожалуй, не стоит.