Ура! Нам 8 (ВОСЕМЬ!) лет! Давайте поздравлять друг друга и играть в фанты! (А ещё ищите свои цитаты в шапке - мы собрали там всех :))
Ищем самого спокойного и терпимого рыцаря Рен в этом безумном мире
Ищем медицинское светило, строгого медика, способного собрать мясной конструктор под названием “человек” и снова отправить его на работу.
Ищем самого отбитого мудака по мнению отбитых мудаков для Джин Эрсо.
Ищем подрастающее имперское солнышко, которое светит, но не всем.
Ищем генерала Дэвитса Дравена, командира самой задорной разведки в этой Галактике.
Ищем талантливого ученика и личную головную боль Магистра Рен.
Ищем генерала разведки, командира самой отбитой эскадрильи эвер, гениального актера, зловредного пирата и заботливого мужа в одной упаковке.
Ищем По Дэмерона, чтобы прыгнуть в крестокрыл и что-нибудь взорвать.
Ищем лучшего моффа Империи, по совместительству самую жизнерадостную сладкую булочку в галактике.
Ищем левую руку мастера Иблиса, самый серьёзный аргумент для агрессивных переговоров.
Ищем имперского аса и бывшую Руку Императора, которая дотянулась до настоящего.
Ищем сына маминой подруги, вгоняет в комплекс неполноценности без регистрации и смс.
Ищем майора КорБеза, главного по агрессивным переговорам с пиратами, контрабандистами и прочими антигосударственными элементами.
...он сделает так, как правильно. Не с точки зрения Совета, учителя, Силы и чего угодно еще в этой галактике. Просто — правильно. Без всяких точек зрения.
...ну что там может напугать, если на другой чаше весов был человек, ценность которого не могла выражаться ничем, кроме беззаветной любви?
— Ну чего... — смутился клон. — Я не думал, что так шарахнет...
Выудив из кармана листок флимси, на котором он производил расчёты, Нексу несколько секунд таращился в цифры, а потом радостно продемонстрировал напарнику:
— Вот! Запятую не там поставил.
Он тот, кто предал своих родных, кто переметнулся на вражескую сторону. И он теперь тот, кто убил своего собственного отца. Рука не дрогнула в тот момент. Кайло уверял себя, что все делает правильно. Слишком больно стало многим позже.
Дела, оставленные Кайло, походили на лабиринт, где за каждым поворотом, за каждой дверью скрывались новые трудности, о существовании которых в былые годы рыцарства Анук даже и не догадывалась.
Ловушка должна была закрыться, крючок – разворотить чужие дёсны, намертво привязывая к Доминиону. Их невозможно обмануть и обыграть. Невозможно предать до конца.
Ей бы хотелось не помнить. Вообще не помнить никого из них. Не запоминать. Не вспоминать. Испытывать профессиональное равнодушие.
Но она не закончила Академию, она не умеет испытывать профессиональное равнодушие, у нее даже зачёта не было по такому предмету, не то что экзамена.
— Ты ошибаешься в одном, Уэс. Ты не помешал ему, но ты так и не сдался. Даже когда казалось, что это бесполезно, ты показывал ему, что тебя нельзя сломать просто так. Иногда… Иногда драться до последнего – это все, что мы можем, и в этом единственная наша задача.
Там, где их держали, было тесно, но хуже того – там было темно. Не теснее, чем в стандартной каюте, а за свою жизнь в каких только каютах он не ютился. Но это другое. Помещение, из которого ты можешь выйти, и помещение, из которого ты выйти не можешь, по-разному тесные. И особенно – по-разному тёмные.
— Меня только расстраивает, на какое время выпал этот звёздный час. Когда столько разумных ушло из флота, не будет ли это предательством, если я вот так возьму и брошу своих?
Не бросит вообще-то, они с Разбойной формально даже в одном подчинении – у генерала Органы. Но внутри сейчас это ощущается как «бросит», и Каре хочется услышать какие-то слова, опровергающие это ощущение.
Лучше бы от своих, но для начала хотя бы от полковника.
Да и, в конце концов, истинные намерения одного пирата в отношении другого пирата — не то, что имеет смысл уточнять. Сегодня они готовы пристрелить друг друга, завтра — удачно договорятся и сядут вместе пить.
Я хотел познакомиться с самим собой. Узнать, что я-то о себе думаю. Невозможно понять, кто ты, когда смотришь на себя чужими глазами. Сначала нужно вытряхнуть этот мусор из головы. А когда сам с собой познакомишься, тогда и сможешь решить, какое место в этом мире твое. Только его еще придется занять.
Сколько раз она слышала эту дешёвую риторику, сводящуюся на самом деле к одному и тому же — «мы убиваем во имя добра, а все остальные — во имя зла». Мы убиваем, потому что у нас нет другого выхода, не мы такие — жизнь такая, а вот все остальные — беспринципные сволочи, которым убить разумного — что два пальца обсморкать, чистое удовольствие.
В готовый, но ещё не написанный рапорт о вражеской активности в секторе тянет добавить замечание «поведение имперцев говорило о том, что их оставили без увольнительной на выходные. Это также может являться признаком...».
Джин не смотрит ему в спину, она смотрит на место, где он стоял еще минуту назад, — так, словно она просто не успевает смотреть ему вслед.
Лея уже видела, на что он способен, и понимала, настоящей Силы она еще не видела. Эта мысль… зачаровывала. Влекла. Как влечет бездонная пропасть или хищное животное, замершее на расстоянии вытянутой руки, выжидающее, готовое к нападению.
Как удивительно слова могут в одно мгновение сделать всё очень маленьким и незначительным, заключив целый океан в одну маленькую солёную капельку, или, наоборот, превратить какую-то сущую крошку по меньшей мере — в булыжник...
Правда, если достигнуть некоторой степени паранойи, смешав в коктейль с каким-то хитрым маразмом, можно начать подозревать в каждом нищем на улице хорошо замаскированного генерала разведки.
Эта светлая зелень глаз может показаться кому-то даже игривой, манко искрящейся, но на самом деле — это как засунуть голову в дуло турболазера.
Правда, получилось так, что прежде чем пройтись улицами неведомых городов и поселений или сесть на набережную у моря с непроизносимым названием под небом какого-то необыкновенного цвета, нужно было много, много раз ловить цели в рамку прицела.
— Знаешь же теорию о том, что после прохождения определенной точки существования система может только деградировать? — спрашивает Уэс как будто бы совершенно без контекста. — Иногда мне кажется, что мы просто живём слишком долго, дольше, чем должны были, и вот теперь прошли точку, когда дальше все может только сыпаться.
Кореллианская лётчица в имперской армии Шара Бэй была слишком слабая и умерла.
Имперка Шара Бэй такой глупости решила себе не позволять.
— Но вы ведь сказали, что считаете жизнь разумных ценностью. Даже рискуете собой и своей карьерой, чтобы спасти меня, хотя видите меня впервые в жизни. А сами помогаете убивать.
Осталась в нем с юности некая капелька того, прежнего Скайуокера, который, как любой мальчишка, получал удовольствие от чужого восхищения собственными выходками.
– Многие верят в свободу только до тех пор, пока не станет жарко. А когда пахнет настоящим выбором, драться за нее или подчиниться… большинство выбирает не драться.
— Ну… неправильно и глупо, когда отец есть, и он тебя не знает, а ты его не знаешь. Это как… — он помолчал, стараясь перевести на человеческий язык свои ощущения. – Ну вот видишь перед собой некую структуру и понимаешь, что в одном месте узел собран неправильно, и работать не будет. Или ошибка в формуле. Вот я и исправил.
Кракен искренне верил в то, что все они — винтики одного механизма и не существует «слишком малого» вклада в общее дело, всё машина Восстания функционирует благодаря этим вот мелочам.
— Непременно напишу, — серьёзно отвечает она и говорит чистейшую правду, потому что у неё минимум сто восемьдесят изящных формулировок для каждого генеральского рявка от «не любите мне мозги» до «двести хаттов тебе в...» (пункт назначения варьируется в зависимости от степени генеральского раздражения).
Минутой раньше, минутой позже — не так важно, когда они умрут, если умрут. Гораздо важнее попытаться сделать хоть что-то — просто ждать смерти Кесу… не нравится.
— Что-то с Центром? – вдруг догадывается он. Почему еще штурм-коммандос могут прятаться на Корусанте по каким-то норам?.. – Планета захвачена? КЕМ?!
— Я верю в свободу.
И тут совершенно не врёт. Свобода действительно была её верой и культом. Правда, вместе с твёрдым убеждением, что твоя свобода заканчивается там, где начинается свобода другого.
— И в то, что легко она не даётся. Остальное...Остальное, мне кажется, нюансы.
Проблема в том, что когда мистрисс Антиллес не думает, она начинает говорить, а это как всегда её слабое звено.
Star Wars Medley |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Star Wars Medley » Завершенные эпизоды » Таймлайн ABY » [07 ABY] Боль не бесконечна
Winter Retrac, Iella Wessiri
Время: 7 ПБЯ
Место: Корусант
Описание: Между Винтер и Йеллой осталось много недосказанного. Вессири была готова посадить Тайко, а Винтер понимает, как больно сейчас Йелле. Им есть, о чем поговорить, хотя о многом проще молчать.
Терять больно.
Терять медленно — вдвойне больно.
Винтер все еще не могла до конца придти в себя, не могла все еще поверить, что Тайко жив, что с него сняты все подозрения и обвинения, что ему не грозить смертная казнь. Она правда не понимала, как так вышло, что на одного человека навалилось так много, и все практически сразу, но лежа рядом с ним, чувствуя его дыхание, Винтер надеялась, что все позади, что больше ничего подобного не перепадет ему.
И теперь все будет хорошо.
Вопрос, конечно, относительный. И пока жива Айсард, сама Винтер не успокоиться, не забудет, стремясь добраться до этой злобной бабы, возомнившей себя правительницей наследия Императора. Но Корусант был в руках Новой Республики, и начиналась новая жизнь, пусть и слегка запоздало.
На это утро у Винтер были конкретные планы. Она хотела поговорить с Йеллой, хотя и понимала, что Вессири сейчас не до нее. Но прикрытие в Центре Империи сблизило ее с кореллианкой, а сочувствие утрате требовало выявить поддержку. На Йеллу Винтер зла не держала, понимая, что та просто искала правду. Тайко мало кто верил, разве что собственная эскадрилья, да сама Винтер. Но стоило отдать Йелле должное, она выполняла свою работу честно, хотя теперь, спустя несколько дней, алдераанка хотела задать некоторые вопросы.
Это просто точечный удар наугад. Кореллианское место памяти впечатляет, и Винтер немного тоскливо, что все, что осталось от Алдераана — это Кладбище. Там не посидишь, не погрустишь, не подумаешь о потерянных. Прошло семь лет, а она все так же скучала про Бейлу и Брехе, все так же хотела опустить голову на колени последней, и пока та будет перебирать ее волосы, рассказать о том, какой прекрасный Тайко, как сильно она его любит, и она бы умерла, если бы он снова умер. Но остается лишь пытаться сохранить образы любимых в сознании, да и то, они все больше блекнут. И Винтер подставляет лицо солнцу, радуясь тому, что сегодня просто солнечный день.
Йеллу она видит издалека, но не торопиться на перехват, ожидая, пока женщина дойдет до нее. Поднимается со скамейки в парке, шурша длинной юбкой наряда в алдераанском стиле.
— Добрый день, Йелла. Я хотела выразить тебе соболезнования в твоей утрате и немного поддержать. Не хочешь прогуляться?
Винтер протягивает Вессири руку, браслет на запястье заливисто звякают в такт. И на лице алдераанки проступает некоторое смущение такому веселому звуку в такой невеселый момент.
студентка Академии КорБеза
разведчица в отставке, приходящий лектор Академии КорБеза
Он был намного старше ее, но у нее была опасная работа — вероятность смерти уравновешивалась, и потому они очень давно все о ней для себя решили. Йелла точно знала, как хотел быть похоронен Дирик — в их любимом маленьком парке, вдоль аллей там росли дорвы, в северном углу, где росло искривленное, но все еще живо дерево криин. Поздней осенью кора на нем казалась совсем черной, каждую весну по этой черноте ползла упрямая зелень мха. Под этим деревом они любили читать. Под ним он хотел остаться навсегда, чтобы его пепел смешался с землей у корней, чтобы она приходила и они все еще могли читать вместе.
Она знала об этом давно, но здесь был Корусант, здесь у них не было ни своего парка, ни своего дерева — ничего. Ее муж остался в святилище, его пепел, спресованный в алмаз, остался в черной стене. Искусственный алмаз в искусственном холме на чужой планете — и Йелла не могла сделать его смерть лучше.
Зато она часто приходила. Слишком часто, но времени у нее теперь было много. Закончился суд, вернулся Корран — он обнимал ее, и это было хорошо, ей нужно было, чтобы хоть кто-то был рядом, но она боялась обнимать его в ответ, потому что и он тоже мог вернуться только для того, чтобы умереть окончательно, на глазах у тех, кто его любит. От их руки.
Йелле можно было вернуться к службе, но она еще не возвращалась, и никто не настаивал на этом. Ей нужно было жить, работать дальше, она знала, что так и будет, но пока еще не могла. Пока что жизнь ее все еще замерла, остановившись, в тот страшный день, и так и стояла, подрагивая иногда, намекая, что если не снять ее с паузы, она просто порвется.
Ей нечем было занимать ум, и она занимала его тем, что бесконечно вспоминала все, что могла заметить, что должна была заметить. Как он смотрел, как он дышал, как он ходил, как он оглядывался, как говорил, как сказал, что любит ее прежде, чем умереть. Она не находила никаких признаков, которые могла бы заметить раньше. Не находила ничего, кроме боли — и начинала с самого начала. Снова, по кругу, снова, снова, снова.
Пока кто-то не вырывал ее из горя. Теперь это была Винтер. Йелла кивнула — она не хотела гулять, но знала, что оставаться одной слишком долго ей не стоит.
Браслеты звенели, как наручники прежде, чем их на кого-то наденут, и ткань шуршала, как шелестят на ветру осторожны птицы-падальщики.
Йелла шла молча, не особо следя за тем, куда они идут. Она могла понять по походке, что с ним что-то не так?
Она могла понять хоть как-то?
— Извини, — она подняла уголки рта, но те тот же опустились вниз. — Я сейчас не самая хорошая собеседница.
— Это не важно.
Глядя на Йеллу, Винтер испытывала чувство стыда и неловкости. О чем она вообще собирается говорить? Неужели будет задавать вопросы, почему она просто не хотела верить Тайко и его друзьям? В конце концов, вполне обоснованно, если вспомнить ход дела, и то, что в принципе случилось то, чего все и опасались — техника промывки мозгов Айсард дала результат.
Просто не с Селчу.
Мысли раз за разом возвращались к тому, смогла бы сама Винтер нажать на гашетку бластера, смогла бы поступить так, как Йелла, окажись они с Тиком на месте четы Вессири.
И ответа на этот вопрос у Винтер не было. Его не мог дать никакой расчет, никакие домыслы. Пока не окажешься в определенных условиях, не будешь знать, как поступишь. И Винтер не хотела бы знать.
Она была сейчас счастливее Йеллы. Она прошла все круги преисподней, но получила своего мужчину обратно. А Йелла — нет.
И все слова, заранее заготовленные Винтер для беседы, теряли смысл. Она просто сжимает руку Вессири в ободрении, не уверенная, что это принесет утешение. У нее вообще все плохо с утешением, не умеет она в него.
— Мне жаль, что так вышло. Но я пришла не за тем. Я хотела поблагодарить тебя за то, что ты выполняла свою работу искренне, хотя это и было... для меня тяжело воспринимать, — теперь настает очередь Винтер чуть улыбнуться, смущенно и неловко. Наверное, странно приносить благодарности женщине, которая ратовала за арест Селчу.
Если бы не вернулся Корран, все могло пойти иначе. И уже бы Винтер ощущала нечто, сродни тому, что испытывает сейчас Йелла.
студентка Академии КорБеза
разведчица в отставке, приходящий лектор Академии КорБеза
Йелла не участвовала в финальной части суда. Все после смерти мужа перестало ее волновать, все стало каким-то неважным. Даже то, виноват ли на самом деле Тайко Селчу. Даже то, что Корран на самом деле не погиб.
Йеллу волновало то, как утром она нашла записку от Дирика — он любил оставлять их в случайных местах — простые и привычные В«Тебя любятВ». Он любил писать так, будто сам к этому отношения не имел, будто ее любили сразу все, весь мир, потому что иначе было невозможно. Над запиской она просидела полчаса, но плакать больше не могла. В его почерке или словах тоже ничего не было.
— Я рада, что все прояснилось и невиновный человек не пострадал.
Пострадал было слабым словом. Обвинение хотело казни, и Йелла знала, что это тот случай, когда суд не станет смягчать приговор. Первая показательная казнь на Корусанте должна была быть строгой, но справедливой. Потому слушание и длилось так долго. Потому у Коррана было время вернуться и исправить ошибавшийся закон.
— Но я бы снова сделала то же самое и теперь. Я знаю, что он тебе друг, что он многим друг, но... ты же видишь — никому нельзя верить.
Она забрала руку у Винтер, порывисто, резко, споткнулась, но устояла и выпрямилась. Все, что она говорила про Тайко Селчу, случилось с ней самой, но даже эта злая ирония не мешала Йелле стоять на своем. И в этом прятаться за горе казалось ей нечестным.
— Он тоже... Дирик тоже был мне другом. Он тоже не вел себя подозрительно. Он тоже оставался прекрасным человеком до самого конца.
И даже после. Она бы тоже погибла, если бы перед самой смертью он не рассказал о заминированном лифте.
— Может, если бы я не так много работала над процессом, я бы заметила. Я должна была заметить.
Винтер не перебивает, молчит и слушает.
Да, она прекрасно понимает, что сейчас испытывает Йелла, сомнения относительно тогда, смогла бы она заметить, и прочее. Никому нельзя верить, никто не даст гарантий, что все будет хорошо. Это правда, но есть и другая правда — верить приходиться, чтобы выжить, чтобы не выжечь все огнем вселенской ненависти и боли.
— Ты бы не заметила, — тихо говорит Винтер. — Дело не в том, что ты не видела чего-то, будучи занята процессом, Йелла, дело в том, что нельзя, увы, определить подобное. — Она медленно выдыхает, не готовая признаваться в подобном, но все же произносит: — Я много раз задавалась вопросом во время процесса, заметила бы я, если бы с Тайко было что-то не так. Заметил бы Ведж. Мы хорошо знаем его, кажется, нет лучше нас, кто мог бы сказать, что он настоящий, что в нем нет заложенной бомбы Айсард, но все же, и меня мучили сомнения, не в его невиновности, но в том, что если бы...
Она качает головой:
— Вина за смерть Дирика — это последнее, чем тебе стоит почтить его память. Он держался до конца, он смог прорваться сквозь заложенные в его сознание функции, такое могут далеко не все. Сейчас тебе это не поможет, но потом станет легче.
Всегда становится легче, если успеваешь пережить острую боль и справится. Облегчение, как результат закономерный, приходит и приносит успокоение.
— Самое сложное, примириться с собой.
студентка Академии КорБеза
разведчица в отставке, приходящий лектор Академии КорБеза
Винтер говорит то, что нужно говорить, то, что говорят все, то, что в хорошие минуты думает и сама Йелла. Но только то, что нужно говорить, не работает. Хорошие минуты все равно сменяются плохими часами, а проблески покоя — отчаянием, бесконечным и неизбежным.
Винтер говорит то же, что остальные. Так же, как остальные. Но разница есть, потому что остальные — не Винтер. Йелла потеряла Дирика, который был для нее целым миром, но только Винтер и правда потеряла целый мир.
Потому Йелла только кивает. Они проходят еще немного — Альдераан не идет у нее из головы, но только теперь она узнает ловушку и не попадается на нее, не падает в вину от того, что вынуждает Винтер утешать ее.
— Я только надеюсь, однажды я смогу вспоминать о нем без этого, не думая о том, что Айсард сделала с ним, что я убила его. Надеюсь, однажды я смогу вспоминать о нем, а не думать, что он все еще где-то здесь.
Она смотрит на Винтер — та всегда выглядит чуть отрешенной, как гладь озера, по которой и не видно сразу, насколько оно глубокое. Йелла точно знает, насколько — такое, что в нем хранятся свои и чужие тайны, прошлое, боль, утраты, но и надежда тоже, и готовность идти дальше.
— Сколько времени понадобилось тебе?
Они приходят к тому, что Винтер не знает, что сказать.
Солгать? От обмана никому легче не будет.
Сказать правду? Что Йелла никогда не сможет вспоминать о Дирике и не думать, что он где-то тут, не сможет не ощущать вину за его смерть. И что толку в этой правде.
И Винтер молчит, не подтверждает и не опровергает. Возможно, они еще раз вернутся именно к этой формулировке, а пока можно обойти ее стороной. Потому, что прошло семь лет, семь долгих лет, а Винтер все еще вспоминает, все еще не всегда может осознать, что любимых ею людей не вернуть, что она виновата в последней ссоре, в том, что улетала с Альдераана обиженная на непонимание, а потом...
Ее там не было.
Она должна была быть. Но ее там не было. Всего лишь несколько часов, и она выжила, а они — нет.
— Мне все еще нужно время. — Честно признается Винтер. — Мне все еще иногда нужно время, чтобы примириться с этим. Чтобы не оглядываться и не думать о том, что вместо моей планеты есть просто астероидный пояс, Кладбище, как его красиво назвали. Но, как ни странно, именно это мне напоминает о том, что я живая, и что я должна что-то делать, жить дальше потому, что они отдали жизнь за то, чтобы я и такие же как я, кто оказался вне планеты, жили и напоминали всем о том, что мы не сломлены.
Она говорит тихо, с неохотой, но говорит. Что ж, идя на встречу с Йеллой, Винтер понимала, что придется открывать душу, иначе это не работает.
— Со временем не станет проще, но станет легче.
студентка Академии КорБеза
разведчица в отставке, приходящий лектор Академии КорБеза
Слова Винтер звучат безжалостно, беспощадно. Зато правдиво — и это не такая правда, которая приносит облегчение, а такая, с которой нужно смириться, принять, как факт жизни.
— Спасибо, что не врешь, что это будет легко. Или быстро.
Йелла смотрит на Винтер, а потом прямо перед собой, будто пытается представить дорогу, лежащую перед ней впереди, дорогу, очертания которой она видит только теперь. Пройдет семь лет, а дорога все еще будет тянуться. Что ж. это какая-то неопределенность. Что-то точное в ее новом зыбком мире, в котором больше нет Дирика.
Она думает о Кладбище. Йелла никогда не видела его. Она не видела и Альдераан — никто никогда больше не увидит его, у всех людей будут только голографии, которые невозможно будет представить настоящими. Пройдет время, и настоящие голографии будет не отличить от нарисованных. Альдераан станет просто историей, мечтой, волшебным сказочным миром, прячущимся по чужим воспоминаниям и душам. А потом те, кто помнит его, умрут — и Кладбище станет кладбищем, а сувениры, летающие по его орбите, просто мусором.
Если она не будет жить, вдруг думает Йелла, она все равно что убьет его снова, потому что упустит возможность рассказать или вспомнить о нем. Выбросит свою жизнь, не получив взамен ничего, ни покоя, ни принятия, ни смирения.
Если уж альдераанцы не смогли, куда ей с ее кореллианским упрямством.
— Не сломлены, — говорит Йелла. Теперь уже она берет Винтер под руку. — Пока хоть кто-то продолжает бороться — все было не зря.
Винтер качает головой.
Хотелось бы легко и быстро.
Но нет, увы. Жизнь не такая, а разбитые сердца лечить очень трудно, даже медики не знают, как, а что уж говорить об обычных людях.
Рука Йеллы теплом напоминает, что она живая, она отмирает, и становится немного лучше. До исцеления далеко, и вряд ли Винтер может что-то посоветовать. Она сама тонула в заданиях, одно сменялось другим, Ретрак с остервенением бралась за все те, которые казались невозможными, превращала их в возможные, возвращалась живой, снова живой, все еще оставаясь пережитком собственного прошлого, поразительно на самом деле.
— Какое-то время мне казалось, что если я буду собой рисковать, будет легче. Будет проще. Будет не так стыдно за то, что выжила. Потому, что было стыдно. Потому, что погибли те, от кого было бы больше пользы Восстанию, а не я, которая мало что может и умеет по сравнению с ними. Потому я старалась что-то делать, приносить какую-то пользу, с легким привкусом одержимости.
Винтер об этом ни с кем не говорила раньше. Ни с Леей. Ни с Тайко. Им хватало своей боли, свои потерь, чтобы она еще наваливала на них свои переживания.
— Немного легче стало потом.
Когда в жизнь пришла любовь.
Но поможет ли это Йелле? Винтер не была уверена, ведь Йелла потеряла как раз того, кого любила, и говорить сейчас о том, что в будущем будут новые чувства — а они будут, кореллианка еще слишком молода, чтобы себя похоронить, жизнь в ней билась даже сейчас, пусть и неровным пульсом — казалось кощунством. Для себя таких слов Винтер не хотела бы.
— Просто нужно подождать.
студентка Академии КорБеза
разведчица в отставке, приходящий лектор Академии КорБеза
Чего ей нужно ждать? Винтер не говорит, возможно, зная, что это слабое место всех подобных утешений. Ждать... говорят, что нужно ждать, чтобы потом стало легче. Но Йелла смотрит в свое будущее и не видит там ничего. Что толку его ждать? Что толку хоть на что-то надеяться?
Она держит Винтер за руку, пока ее не засосало назад.в черную депрессию.
— Польза со вкусом одержимости — звучит неплохо.
Она осторожно улыбается.
— Знаю, что иы говоришь не про это, не бойся. Я не стану делать ничего безумного, я слишком рассудительна для этого. Надеюсь, что мое В«потомВ» тоже однажды настанет, и я смогу называть его по имени и говорить про него, не срываясь в плач.
Йелла замолкает на какое-то время, сглатывает ком в горле.
— Мне все всегда говорили, что я очень глупо поступила, что не нужно мне было выходить замуж в семнадцать. Но все вышло хорошо, так я знала его хоть сколько-то.
Новыйком. Йелла отпускает наконец-то Винтер и осторожно улыбается еще раз.
— Когда он умер в первый раз, спустя год я уже думала о другом человеке, уже жила. Я думаю, что смогу и на этот раз. Спасибо тебе, Винтер. Ужасно, что с нами случилось... Или нет, ужасно — что случилось с ними. Но спасибо, что готова оглядываться из своего В«потомВ». Спасибо.
— Потом всегда настает. Это неизбежно.
Винтер гладит руку Йеллы, надеясь, что хоть как-то принесет облегчение. Невероятно, в недели суда Ретрак была практически готова ненавидеть ее, потому, что была уверена в невиновости Тайко, а все мотивы Йеллы казались натянутыми. Но сейчас ничего подобного не осталось, сейчас было лишь желание поддержать женщину, утратившую всю свою любовь вместе со смертью мужа.
Которого она сама убила.
Смогла бы так поступить Винтер? Она об этом думать не хотела.
— Глупо, умно, не им судить.
Альдераанка качает головой. И правда, кто-то считает, что глупо в семнадцать лет замуж, кто-то — что глупо в семнадцать лет в разведку. А потому все это не имеет значения, когда все происходит так, как происходит, когда приходит любовь. Она снова улыбается слабо.
Она считала, что глупо любить в войну. Потому, что прощаясь с Селчу, она могла его больше не увидеть. И так каждый раз по кругу. Наверное, что любить глупо, она верит и сейчас. Немного. Самую малость. Но все равно ничего не может с этим поделать.
— Главное, что ты была счастлива. А чужие мнения никогда не должны волновать, — Винтер аккуратно тянет Йеллу в сторону ларька с мороженым и лимонадом, им не помешает что-то такое приятное, разрядить немного обстановку. Они теперь могут говорить о многом, а могут о многом молчать, но это молчание будет совсем иным, теплым и светлым, с некоторой толикой грусти. — Говорят, что в наших жизнях не бывает одной любви. Просто они все разные.
Но Винтер не хочет узнавать на собственном опыте, нет.
— И я верю, что все получится. — Ретрак кивает на ларек: — Что-нибудь будешь?
студентка Академии КорБеза
разведчица в отставке, приходящий лектор Академии КорБеза
Йелла кивнула — Винтер все говорила правильно. Правильно и как-то так, что становилось светлее на душе. Йелла вдруг вспоминает, что ничего не ела с утра. Или это был вечер? В любом случае, было темно, а уже или еще — это так, детали.
— Буду. Хочу мороженого, шоко... хотя нет, не хочу шоколадное, я всегда его ем и так. А с чем еще у вас есть?
К продавцу она обращается, пожалуй, слишком живо, но чтобы поддерживать такой тон, надо не думать о случившемся. Это, по мнению Йеллы, неплохо.
Она выбирает что-то фруктовое — названия она никогда прежде не слышала, но цвет приятный, сиреневато-сизый. Ждет, пока что-то выберет и Винтер, дает продавцу карточку. Остаток кредитов слишком большой — теперь ей принадлежит слишком много своих, а не общих, денег.
В мороженом кристаллики льда, оно хрустит на зубах едва слышно. Вкус приятный, хотя какой-то приглушенный, и во рту остается еотом привкус как будто от пепла. Она бы дала попробовать его мужу, но теперь ест сама, но от того, что Винтер рядом, все равно легче.
У Йеллы было мало подруг, осталось — еще меньше. Ни ее прошлая профессия, ни побег с Кореллии, ни профессия нынешняя — ничто не располало к тому, чтобы заводить большое количество друзей, ничто не побуждало их оставаться потом рядом. Но зато с Винтер спокойно. Внутренний холод, который заметен в ней и запоминается лучше всего, успокаивает и кажется очень надежным, правдивым.
— Вкусно, — она слабо улыбается.
Они лакомятся мороженым. Винтер не спорит с Йеллой, когда та решает оплатить оба мороженых, позволяет ей делать то, что хочется. Они молчат, пока едят, Винтер наслаждается вкусом, хорошим днем и тем, что разговор удался. Она не может помочь Йелле пережить это, но может быть рядом, может слушать, может держать за руку, если понадобится.
А может что-то предложить.
И Винтер кивает в подтверждении, что мороженое и правда вкусное.
— Кракен формирует новую агентурную сеть, которую планирует внедрять в качестве помощи планетам, где все еще проимперское правительство. Основная цель — поддерживать связь с разведкой, помогать в формировании ополчения, доставка информации, все как обычно. Вроде бы ничего нового, но это хорошая мысль для смены обстановки. Тебе будет, чем заняться.
У нее еще было достаточно планет, на которых правили имперцы, которым нужна была свобода. Там нужна была любая помощь, от связных до шпионов, которые могли проникнуть в любые места. И такую помощь собиралась оказывать разведка, а Йелла прекрасно подходила для этой роли. Винтер даже не сомневалась в ней, лишь немного беспокоилась, что там может слишком увлечься.
студентка Академии КорБеза
разведчица в отставке, приходящий лектор Академии КорБеза
— Да.
Йелла слизывает потекшее мороженое.
— Нет.
Откусывает немного.
— Не знаю, что буду делать дальше.
Она и правда не знает. Ей все еще нельзя вернуться домой. Наверняка будет невыносимо остаться на Корусанте. Заниматься судами она тоже больше не хочет. Йелла была разведчицей несколько лет, и ей, в общем, нравится. Но, по правде, больше всего сейчас она хотела бы убить Исанн Айсард. Не для мести — она видела достаточно историй про месть, чтобы знать, что после них ни у кого никогда нет будущего. Просто чтобы ее не стало, чтобы больше ни с кем она не смогла бы поступить так же.
На имперских планетах Исанн Айсард нет. Туда нужно внедряться — а становиться кем-то другим, не разобравшись до конца в том, кто она теперь, Йелле кажется не самой удачной идеей.
— Я хочу на Тайферру, — говорит она наконец. — Там должно что-то затеваться. Обязательно, иначе и быть не может. Если Альянс не разрешит что-то такое Кракену, за это все равно возьмется кто-то другой.
Среди других обязательно окажется Хорн — в этом она совсем не сомневается. В чем сомневается — так это в том, что она успеет оправиться хоть немного. Хотя это вряд ли остановит его от того, чтобы позвать ее с собой.
— Не говори пока Кракену, ладно? Но я думаю, что в скором времени дезертирую. Куда-нибудь, для смены обстановки.
Она вдруг улыбается, почти как прежде.
— Похоже, все холодное хорошо на меня влияет.
— Знаешь, — тихо отзывается Винтер. И поясняет: — Убить Айсард, чтобы она перестала творить зло. Но такие планы всегда долгоиграющие, главное, чтобы они не стали единственными.
Она боится этого. Боится, что желание отомстить Снежной королеве поглотить всех, кто пострадал от ее рук. Тайко, Веджа, ее саму, теперь вот и Йеллу. А есть еще Корран, он пережил все, но это не означает, что в нем не горит огонь мести. Но пока они все держатся, пока они помнят, что Исанн Айсард не единственное зло, что нельзя переходить из общего блага в личные желания мести.
— Однажды мы это сделаем.
У кого больше права нанести последний удар Айсард, трудно сказать. Но Винтер точно знает, что ее в списке этом нет. Потому, что тот, кого она любит, выжил, несмотря ни на что, и она все еще помнит об этом, не позволяя ненависти сожрать ее изнутри.
— Тайферру?
Интересно выходит.
Вопрос звучит блекло, как и обычно. Ретрак не выдает интереса к планете, как и не спешит рассказывать Йелле о том, что отколол Разбойная эскадрилья. Не уточняет она и того, в курсе ли уже кореллианка, может, с ней успел поговорить Хорн. Или Антиллес.
— Не скажу. — Винтер между поеданием мороженого пожимает плечами: — Он не мой командир, я снова птица вольная.
И ей это нравилось. Нравилось снова решать, что она будет делать. Винтер уже предупредила Лею о том, что на время исчезнет вместе с Пронырами. Потому, что им нужны были ее знания, ее возможности, и она предоставит их в полном объеме.
— Холодный ум, горячее сердце, видимо, так?
студентка Академии КорБеза
разведчица в отставке, приходящий лектор Академии КорБеза
Йелла кивает. Не говорит вслух, потому что когда говоришь, это кажется слишком невероятным. Убить Айсард. Она всего лишь человек, она умрет, как умирают все, кого она отправляет на смерть. Она умрет, стоит только подойти достаточно близко, выстрелить достаточно метко, сделать все правильно. Это возможно, и у нее получится, но только Йелла все равно привыкла строить более долгосрочные планы — а теперь у нее такого нет. За смертью Айсард нет ничего, пустота, и вот это по-настоящему пугает ее.
Она просыпается иногда по ночам, в темноте, не сразу вспоминая, где она, когда она, что ей делать — а потом все наваливается сразу, и, парализованная страхом, Йелла снова засыпает. Хорошо, пожалуй, что убить Айсард — задача не из простых. Так у нее еще будет время разобраться.
— Вольная птица, значит.
Она улыбается, глядя на Винтер. Сейчас бросают службу только те, у кого есть дела поважнее. Не дела, даже — дело. Одно на всех, но очень, самое важное.
Мороженое осторожно тает, становится мягким, податливым. Йелла смотрит, как оно капает вниз, но не слизывает, а только протягивает руку и легко прикасается к Винтер.
— Спасибо. Прогулка и правда помогла. Я думаю, теперь нам пора. Увидимся, наверное, уже там, на Тайферре.
Йелла проницательна, а Винтер не особо стремилась скрытничать, поэтому ответ был закономерным. Возможно, они и правда встретятся на Тайферре или где-то рядом. Но пока это лишь возможность, пока их дороги расходятся. Винтер пожимает руку Йеллы, коротко, но сильно.
И просто отвечает:
— Увидимся.
Они расстаются, и Винтер направляется домой. Им нужно собираться, у них планы, а еще она хочет просто увидеть Тайко, коснуться его кожи, почувствовать его тепло, чтобы убедиться, что все хорошо и ей не приснилось окончание суда в положительном ключе. Не приснилась свобода, которую получил Тик. И Винтер убыстряет шаг, чтобы добраться домой как можно быстрее.
Вы здесь » Star Wars Medley » Завершенные эпизоды » Таймлайн ABY » [07 ABY] Боль не бесконечна
