Ну почему это кресло не могли поставить где-нибудь еще, кроме этой комнаты? Например, внутри TIE/sf, и тогда свои минуты боли, усталости и — ладно, до отчаяния он еще не дошел — скуки По проводил бы за внимательным разглядыванием этого чуда техники. Полетав в нем один раз, он бы не отказался попасть на подобный аттракцион вновь, но, кажется, не сегодня. Перспектива сдохнуть в кресле в энергокандалах ему решительно не нравится, и он тратит последние моральные силы на то, чтобы подумать обо всех, даже самых идиотских, планах спасения, какие только возможны.
Например, как мирозданию такой план: он сейчас широко-широко улыбнется вон тому штурмовику с бластером у входа, тот от такой красоты неземной (По уже устал слизывать кровь с губ, а из носа все течет и течет) прострелит себе ногу и — по счастливой случайности! — энергокандалы Дэмерона, тот героически высвободится, заберет бластер, пристрелит подонка к хаттовой матери, а затем угонит TIE. Пролетится на нем прямо по внутренним коридорам «Финализатора», разнося все на своем пути, заберет тви’лечек из личных покоев какого-нибудь местного генерала или там, например, магистра Рен, и, стойте, погодите. Когда этот план успел свернуть не туда?
Дэмерон усилием воли выныривает из странного состояния полудремы, в котором ему чудилось что угодно, кроме дельных предложений по спасению самого себя. С трудом разлепив глаза, он вдруг вновь слышит свой позывной. Тихо-тихо, едва заметным шепотком где-то на периферии, как будто это ветер просвистел. Но если тви’лечки тут еще, может быть, и найдутся, то вот ветра точно нет. Рей!
По испытывает такое облегчение, что аж умудряется сползти чуть ниже в кресле, закинув голову назад, чтобы из носа, наконец, перестало хлестать. Жива. Ну слава всем тем сумасшедшим штурмовикам и командирам Первого Ордена, которые не нашли в себе здравого смысла пристрелить вражеского форсюзера на борту. Правда, чем это может помочь лично ему, По не в курсе. Хотя на краткое мгновение он представляет, как Рей с помощью Силы поднимает в воздух штурмовика у входа и эффектно долбает его пару раз о потолок коридора. И даже растягивает губы в едва заметной улыбке. Штурмовик у входа, даже не поворачивая головы и не снимая шлема, умудряется излучать в сторону По нечто вроде скептического фейспалма. Дэмерон заставляет себя улыбнуться еще шире.
— Ну да, у меня веселые галлюцинации, а у тебя что? Пустой коридор? — нахально орет он. — Как увлекательно.
На этом мимолетный прилив сил заканчивается, и как только штурмовик начинает угрожающе разворачиваться, Дэмерон чуть приподнимает ладони в энергокандалах. Мол, выдохни, чувак. Я пошутил. И тут же бессильно опускает их обратно. Наверное, шуметь сейчас — не лучшая затея. Мысль о возможной — и очень вероятной — встрече с Кайло Реном заставляет холодок пробежаться вниз по позвоночнику, в точку, которая всегда чувствует неприятности первой. По прикрывает глаза и прислушивается еще, стараясь выцепить в неразборчивом шепотке на краю слышимости еще связных слов.
Например, описание того, где Рей вообще есть.
А когда слышит ее извинения, только вздыхает. Ну, конечно, первым делом она решит извиниться за все хорошее, когда это можно сделать и потом. Дэмерон не винит девчонку, ей, наверное, и самой страшно — она ведь тоже в плену у врага, куда бы они ее ни запихнули — но не видит смысла во всем, что не является планом спасения. Или попыткой его придумать. Потому что первое правило хорошего отряда в любой ситуации: наладить коммуникацию.
— Потом извинишься, — тяжело, но громко думает он.
Нога болит, нос тоже, и По вновь слизывает капли крови с нижней губы — краник, не лей — но ему явно становится лучше. Настолько, что он готов пошутить какую-нибудь похабную сопротивленческую шутку в сторону штурмовика у входа, но вовремя вспоминает о своем решении не сердить того почем зря. У него уже и так не совсем полный комплект конечностей. Отчего-то По кажется, что даже если ему удастся выбраться из этого кресла, простреленная нога не даст ему ухромать далеко. Зато среди штурмовиков будут ходить знатные байки о Первом Пилоте Сопротивления, Одноногом По. Такого развлечения он им предоставлять не собирается, уж увольте.
— Я даже не знаю, сколько сейчас времени вообще, — вновь с усилием думает По.
Ему отчего-то кажется, что если он как следует зажмурится и подумает мысль как-нибудь очень громко, это облегчит задачу Рей. Но жмуриться ему откровенно больно, поэтому мысли выходят обрывочные, пронизанные этим ощущением насквозь. Следующие несколько минут он и вовсе тратит на то, чтобы отдышаться, потому что его мутит и ему плохо, а в таких ситуациях всегда следует глубоко и размеренно дышать. Потому что вот то состояние паники, которое подкатывает к горлу и заставляет сердце колотиться, когда в коридоре слышатся чьи-то шаги, совершенно некстати. Проклятье, проклятье! Ему казалось, после разговора с Маз он оставил это позади.
Шаги звучат совсем близко, и По упрямо открывает глаза, гордо вскидывает голову, потому что он скорее отрубит себе руки и никогда больше не сможет летать, чем даст кому-то увидеть себя таким беспомощным и потерянным. Но нет. Это никакой не магистр. Это просто патруль, и он шагает мимо, чеканя шаг, и Дэмерон чувствует, как на краткое мгновение паника выпускает его из своей цепкой хватки. Кандалы больше не давят так на руки, не тянут вниз, как мгновение назад. По использует свой шанс:
— Мы будем бежать?
Он не понимает этого сам, не до конца, по крайней мере, но в его мысленном голосе уже начинает звучать паника. Потому что шутки шутками и штурмовики штурмовиками, но он не зря пытался вырваться и бежать таким глупым, непродуманным способом, который заработал ему лишний шрам на ноге. Дэмерон старается держать себя в руках. Получается с переменным успехом, но когда получается, он короткими очередями выдает громкие, отчетливые мысленные вопросы — по сути, просто кричит эти вопросы внутри собственной черепной коробки:
— Где тебя держат?
Один штурмовик у входа, два в патруле, три патруля в ротации в этом коридоре, периодичность отсчитать не получается — проклятье, ему слишком плохо для таких штучек. Надо думать. Но ему плохо и для этого. По не сдается все равно, продолжает телеграфировать с упрямством, хорошо известным всем его товарищам:
— Один на стреме, три по двое в ротации, интервал... интервал не знаю.