Тим Дюррон, 14 ABY |
О ПЕРСОНАЖЕ
1. Имя, раса, возраст
Тим Дюррон, человек, 20 лет.
2. Род деятельности
Живой бог, глава пиратов.
Человек, чувствительный к Великой Силе.
3. Внешность
Kriss Balch, Sasha Moloko.
Рост 184 см, астеник, альбинос. Типичные для альбиносов сиренево-красноватые глаза, если вглядывается - щурится (крайне плохое зрение). На коже часто появляются красные пятна - повышенная кожная чувствительность к УФ-излучению, высокая вероятность получения ожогов (вплоть до 2 степени) при долгом (от одного часа) прямом контакте с ним. Высокая светочувствительность сетчатки глаз - на открытой местности часто носит специальные очки или капюшоны, закрывающие лицо/глаза головные уборы. С собой всегда посох из железного дерева (крайне прочного природного материала).
Взгляд часто кажется отстраненным, направленным в пустоту или сквозь собеседника, словно он видит то, чего нет (а вернее то, чего не видно).
Предпочитает светлые тона одежды, любит цветочные украшения.
Татуировок, пирсинга и имплантов нет.
Есть незначительные шрамы от ожогов.
4. Способности и навыки
- Зрение Силы: крайне хорошо развита, вплоть до видения всех "особенностей" окружающего мира, как "второго слоя" с восприятием всех физических ощущений, но при этом плохо контролируется. Называет это Даром Вселенной и не знает о Силе. Из-за неспособности отгородиться от этого Зрения страдает частыми мигренями или иначе физически реагирует на ощутимые колебания в Силе.
- Ясновидение через сны.
- Крайне слабо может противостоять внушению тех, кто Владеет Силой, но, благодаря Зрению Силы, видит это самое воздействие.
- Владеет боевым посохом.
- Бытовым навыкам почти не обучен (или забыл) - одеться сможет, а вот приготовить себе поесть уже вряд ли.
- Хороший слушатель, довольно мудр, пусть и чисто интуитивно, может дать неплохой совет спрашивающему оный.
5. Общее описание
До двенадцати лет мир Тима спокоен и равномерно выкрашен в серо-стальные оттенки небольшой колонии людей на задворках Галактики. Равномерное течение бытия не рябит, а сам юный Тим помогает отцу-медику лишь тем, что не лезет под руку в медотсеке, даже если почти все время, свободное от учебы, торчит там. Мирно сидит, уткнувшись в терминал, читает и читает. Иногда наблюдает за отцом, крайней редко задает вопросы. И снова читает. Тихий, молчаливый и задумчивый ребенок любил учиться и не любил расстраивать родителей. И не расстраивал. Последних немного тревожило отсутствие у сына друзей, но и особенности его они учитывали - не особо долго поиграешь на улице, а сверстники только там и гуляют, да и внешний вид слишком выделяет парня. Потому и восполняли дефицит общения внешнего общением внутри семьи - понятие родных и близких мальчику привилось с пеленок.
Теплое, ровное и спокойное течение перекрашивается в фиолетово-алые оттенки, подергивается до черноты выцветшими потоками ужаса и боли, смывает словно на перемотке ускоренным временем - вот он с отцом в медблоке раскладывает гелевые повязки по полкам, а вот уже отец крепко обнимает его с уже смертельной раной, заливая кровью, и закрывает в комнате-сейфе с лекарственными препаратами, из последних сил беря с него обещание сидеть тихо-тихо. Мир вокруг вздрогнул и ударил по барабанным перепонкам ультразвуком тех, кто погиб в тот день. Как его выворачивало тошнотой на ближайшие полки с лекарствами и скручивало болью от каждой смерти, он не помнил впоследствии - разум милосердно отключился. Зато помнил самые яркие вспышки паутины бытия - и черные дыры после смерти родителей. Очнулся он уже на руках какой-то совершенно незнакомой, в неопознанной одежде женщины - сутки взаперти он не помнил, хоть и приходил в себя, - пахло вокруг ужасно, но обезвоживание, боль и новая волна алой ряби вокруг вновь погрузили во тьму. И только через четыре дня он, в новой, хоть и весьма простой одежде очнулся на корабле с теми, кто отныне и навсегда станет его новой семьей.
Он знает, что люди вокруг странно смотрят, странно говорят, странно и непонятно зачем трогают его. Почти все сплошь темноволосые и загорелые, они белое яркое пятно в виде мальчика воспринимали соответственно: боязливо и торопливо говорили ему что-то, обучали робко, но настойчиво своему языку, заботились... и спрашивали, спрашивали, спрашивали. В основном о снах и о том, что "видит" Тим там, "по ту сторону". И лишь через полгода, когда Дюррон стал понимать их достаточно, он взглянул на то, что стал видеть, иначе. Ужаснулся и подумал, что и он поехал крышей, среди сумасшедших на первый взгляд, полуголодных пиратов, которые мародерствовали в их погибшей колонии, прихватив не только припасы, но и его самого. Странное для мальчика жизнеустройство на "старом корыте" вкупе с верой в избранность Тима и попытками растолковать его сны очень быстро становятся обыденностью, а тоска по дому заменяется пульсирующей жаждой паствы. Его ничего не заставляют учить, толковать или в чем-то помогать им. Но рассказывать, рассказывать, рассказывать - отныне это его обязанность. И он рассказывает. Он пропитывается сияющими нитями вокруг, отдается на волю жажды этих людей и искренне сочувствует им. И себе. Ибо понимает, что его никто не отпустит никуда, что все новые члены их сообщества проникаются доверием к его снам как-то слишком быстро. Тим до сих пор сомневается, не сумасшествие ли это. Иногда очень четко осознавая, что нормальный человек такого видеть не должен, но ощущения столь реальны, что вера лишь растет.
Он почти ничего не знает из того, откуда берется пища на их кораблях - да, уже не одном разваливающемся, а на нескольких - оружие, припасы и медикаменты. Он почти не знает о том, куда они направляются сейчас или "прыгнут" в ближайшем будущем. Он видит алые вспышки при очередном штурме, понимает, что кто-то иногда умирает при их хищных нападениях, или чувствует боль, теряет родных, как он когда-то, но только и может, что сочувствовать, не смея перечить тем, кто его спас, кто заботится, кто пытается просто выжить. Через три года он впервые пробует солгать о снах, чтобы спасти кого-то из тех, кого они грабили - "бог" в лице Дюррона сказал Жрецу, что если убить - проклятья не миновать. И это работает. И Жрец верит. Верит и лишь оставляет без припасов, товаров и оружия небольшое торговое судно. Тим не командует никогда, ему вообще сложно думать наперед о материальном, он привык, что его обеспечивают всем, лишь бы рассказывал. Но он все чаще прибегает к тому, чтобы повлиять на Жреца, того, кто его обучал защищаться, кто передавал пастве его сны и кто был действительным лидером, хоть и говорил всегда, что лишь слово бога - истина.
А затем он уже сам советует, впитывая преданность и обожание своих людей, не в силах уже отделить себя от них, хоть и точно знает, где сны действительно выкручивают ткань бытия наизнанку, а где - всего-лишь его выдумка, выгодная им всем. Он общается со своими людьми, и ему нравится, что он в их глазах спаситель и бог. Ему становится спокойнее, пусть природа того, что он видит, все еще его беспокоит. Главное, сберечь паству от того, что он чувствовал совсем недавно - в тот день его рвало кровью от того, что он почувствовал, от того ужаса, боли и возмущения, в которое Тим нырнул.
6. Лояльность и убеждения
Пираты, своя сторона.
О ситуации в Галактике знает мало, полностью доверяясь своим советникам в вопросах вооруженных нападений и мародерства, зато точно знает, что все это во благо его Общины и паствы, что надо как-то выживать и на что-то ремонтировать и без того крайне обветшалые корабли. Все еще сомневается в правильности того, что они делают, но от Знамений не уйти даже во сне.
7. Цели в игре
Выжить. Увести Паству от "плохих" снов к "хорошим", не сойти с ума окончательно (хотя, нет полной уверенности в том, что уже не…). Не уверен, куда может прийти персонаж с учетом особенностей его психики и мировоззрения, поэтому просто… живем пока что.
ОБ ИГРОКЕ
8. Способ связи
9. Пробный пост
Он даже не заметил, как сжал пальцами ткань рубашки напротив сердца. Сосредоточившись на его быстром, заполошном биении и своей жажде, он смотрел в сток раковины, где с ровным, привычным шумом кружился водоворот из открытого крана. Такума всё пытался восстановить дыхание и прийти в себя. Он зажмуривался до темных и алых кругов перед глазами и пытался не думать о Ширабуки Саре и зове ее крови, запах которой тревожил обоняние и душу. Но мысли все равно скакали с образов, весьма красноречивых и ярких к желаниям столь жарким, что оставалось лишь сунуть руки под прохладные струи воды, чтобы хоть немного отвлечься от почти приказа утолить жажду ее кровью.
Темная, густая такая вода с запахом... крови? Сквозь нее не идешь - продираешься... Такума удивленно посмотрел вниз, на зеркало обсидианово черной поверхности, туда, где отражалась полная луна, подсвечивая мир иллюзиями, не давая воспринимать реальность адекватно... Рубашка... странная с широкими рукавами и пышными манжетами тончайшего кружева - он никогда такого не носил, но какие всегда нравились. Это не его сон. Точно не его... Что-то задело по щеке, мягкое и быстрое - как крыло. Резко развернувшись в сторону прикосновения, Ичиджо ничего не увидел, кроме все той же зеркальной поверхности и берега. Берег! Ну конечно!
Это важно... важно выбраться. Опять скользнувшее уже по боку крыло - ну или черт знает, что это такое - вызвавшее дрожь и... тело-предатель! Ну почему сейчас-то? Додумать не успеваешь - еще касание, и ещё, и снова, теперь уже и под водой... Все это время Такума стоит по бедра в этой черной воде и пытается справиться с возбуждением. Вспоминает, что надо идти...
Линия берега расплывается перед глазами, он хватает ртом воздух, напоенный кровью и от его густоты невозможно пропихнуть его в горло, бронхи и дальше в легкие. Вода теплая... слишком теплая... как... «Черт! Я не буду думать о ней, как о крови! Нет!», - в этой густой непрозрачной темноте за все это время, вампир сделал всего-то пару шагов к камышам и оплакивающим юношу ивам. Он точно знал, по кому те роняют слезы листьев в воду. «Ну уж нет! Я не сдамся!!! Пошли прочь!»
Отбиваться от неведомых и невидимых чувственных ласк не так-то просто. Как ударить, если не видно в кого и куда? Куда бежать, если не знаешь от чего и в какую сторону? Паника задавлена в самом её зачатке усилием воли. Ещё один вдох патоки, призванной быть воздухом, и движение вперед. Понял! «Как только начинаю двигаться, кто-то начинает касаться меня, будто уговаривая остаться, соблазняя...»
Сглотнув и в прямом смысле слова плюнув на очередную "ласку", юноша начал продираться к заветной темнеющей в десятке метров от него полоске берега. Десять метров кажутся милями. Ноги подкашиваются, и он по горло плюхнулся в воду после очередной "ласковой атаки", застонав. Запах и вкус "воды" не оставили теперь сомнений в её природе. "Целое озеро... откуда? А не все ли равно? Не мое дело…" - "Не твое, Такума? А чье тогда? Ведь не случайно ты в чьем-то сне, чьей-то реальности? Кто-то здесь живет и это озеро из ее души образовалось. А почему именно «ее»?".
Так чье же тогда это внемирье? Знакомый запах. Будто кровь эту он уже где-то чуял, обонял и пробовал на вкус. Опять остановился и задумался, оглядывая пространство вокруг и кусая губы все больше. Кто? Кто живет в этой теплой и густой тьме, питаясь, как вампир, кровью из этого озера? Или, наоборот - это озеро из его крови? А это точно кровь? Или, это лишь образ? Такума запустил в "воду" ладонь и поднял горсть к лунному свету. Вода... чистейшая. Попробовал на вкус с некоторой опаской. Родниковая! Вкусная и чистая.
«Ничего не понимаю... ведь когда погружаешься в нее - это кровь... Так почему, стоит вытащить ее на свет из общей массы, как она становиться...?»
Странно, но даже расхотелось выходить из "воды". Стало тепло и уютно в ней - как так и надо. Он улыбнулся новым ощущениям, до которых всегда был жаден и... рухнул навзничь в ее объятия, вдыхая ее вместо воздуха, давая забраться в самое душу его.Полегчало совсем немного. И ровно до тех пор, пока чистокровная бесшумно не оказалась близко настолько, что Такума едва смог подавить стон отчаяния. Еще немного и он опять упадет в заманчивое алое болото ее крови. Да, тот сон повторяется почти каждую ночь с тех самых пор, как он впервые попробовал ее кровь.
- Ты не все закончил, что я тебе приказала.
Он очнулся от воспоминания, разворачиваясь лицом к ней, пожалуй, слишком быстро, почти загнанно отпрянув, но сзади была лишь раковина. Ее прохладные пальцы коснулись его руки, погладили, Ичиджо вздрогнул, но запретил себе дергаться и вжиматься в опору сзади.
- Но я… - алые глаза все также смотрели из-под чуть влажной челки на ее прекрасное лицо, а кожа не верила нежным прикосновениям, пусть и очень хотела этого. Нет, он не закричал, когда прекраснейшая из женщин медленно ломала ему палец, бесстрастно наблюдая, заставляя подчиняться, но тихий, куда как больше наполненный болью, чем крик, стон, прорвался сквозь сжатые зубы и частое дыхание. А он все не мог отвести взгляда от ее глаз. Нельзя им верить. Эта вода обманет, как и сейчас – вместо объятий, нежных и теплых, просто задушит, и захлебнуться в них так легко. Верить ей? Она действительно думает, что после такого это возможно? Канаме никогда такого не вытворял с теми, кто ему предан. Но… это не подмена ли причины и следствия? Быть может, если добровольно служить ей и она будет добра и внимательна к…
«Не льсти себе, Такума. Это просто невозможно при таком-то раскладе дел», - он снова зашипел от боли. Если не выпить крови или таблетки, будет болеть долго. - «Всего глоток. Всего один, Такума…»
- Потому что не хочу, Сара-сама. Не хочу...
Но почему же тогда ноги сами делают этот чертов шаг по разделяющему их совсем небольшом пространству? И почему он творит то, чего не должен был делать ни при каких обстоятельствах? Наверное, поэтому Канаме не позволил бы никогда ничего подобного ему. И это в свое время… печалило. А она так добра… так… щедра… Так почему же, пока клыки аккуратно, даже бережно прокалывают ее кожу, а руки нежно, но крепко обнимают стройное тело, прижимая чистокровную к Ичиджо, кожу на скулах разъедает слеза?