Тайко возвращается на Корусант глубокой ночью. Возвращается вместе со всей Разбойной эскадрильей, и это чудо, что со всей, очередное большое везение. Большая война закончилась, но мира в Галактике все еще нет, и остаются такие задания, с которых все еще трудно вернуться живым. В этом он потерял истребитель и астромеха. Оба верой и правдой служили ему несколько лет, обоих жаль, но от этого только острее радость возвращения. Он живой, крифф, опять живой, он закончит с отчетом для начальства — и на всех парах понесется к жене! Они и так задержались на пару суток, он смертельно соскучился — опять. К разлукам можно привыкнуть, но смириться с ними невозможно.

К жене... Этот кусок мысли застревает в общем потоке и заставляет обратить на себя внимание. Потом — заставляет решительно расправить плечи и отложить в сторону рапорт о проведенной операции, который все равно не клеится. Плечо, под формой перехваченное повязкой с бактой, начинает ныть: ты, мол, полковник, полегче. Но он не может полегче. Он принял решение — здесь, сейчас, бесповоротно — и больше ничто не собьет его с пути.

Хорошо, что на Корусанте жизнь не замирает в темное время суток. Вывески магазинов не гаснут до рассвета. Сперва — в ювелирный. Молоденькая девушка за прилавком с восторгом помогает выбрать кольцо человеку в форме. Она даже узнает его — и со все тем же восторгом обдирает втридорога, но Тайко не жалеет денег на золото высшей пробы. Потом он мчится в цветочный магазин, объезжает несколько, потому что альдераанских хризантем нигде нет. Когда он их все же находит — скупает все. Букет едва можно удержать в руках, и он несет его бережно, он даже едет немного медленнее, чтобы цветы на заднем сиденье кара не смялись.

Перед дверью квартиры Селчу немного медлит: опять куда-то делся криффов ключ. Он приучил себя всюду носить его с собой, но после возвращения из вылетов всегда трудно вспомнить, в какой карман формы он его бросил. Но все-таки злосчастный ключ находится, и Тайко осторожно, крадучись, открывает дверь. Может быть, Винтер еще спит, час ранний, едва-едва рассвело.

Свет всегда портит сюрприз. Тайко уже сто раз думал, что надо бы как-то перепрограмировать эту штуку, но все не находилось времени, да и в большинстве случаев это удобно, ведь не каждый день он является домой с сюрпризом. Вот и сейчас — зажигается свет, и Винтер выбегает к нему навстречу, как будто и не спала. А может и правда не спала, он сам плохо спит, когда ее нет дома, когда она должна вернуться, а ее нет.

— Ты — мой главный и единственный праздник! — Селчу широко улыбается, передавая из рук в руки огромный букет. Сейчас, видя ее, слыша родной голос, он наконец-то чувствует, что вернулся домой, вернулся живым, и жить хочется еще больше. Только обязательно с ней. — Знаешь что? У меня к тебе важное дело. Срочное. Вопрос жизни и смерти.

Так хочется обнять Винтер, поцеловать, подхватить на руки, закружить, долго-долго не отпускать. Но, во-первых, букет. А во-вторых — дело, которое нельзя откладывать. Они и так откладывают уже целую жизнь, лет десять точно. Шутка ли — даже Антиллес женился, а уж этот-то точно мог тянуть еще лет триста! Но нет. Почему-то именно они, найдя друг друга первыми из всех друзей, дотянули аж до сегодняшнего дня. Дальше некуда.

Селчу опускается на одно колено и вынимает из кармана форменной куртки коробочку с кольцом. Это не первое кольцо, которое он ей дарит. И даже не первый раз, когда он зовет ее замуж. Правда, в первый раз эти два события так решительно сочетаются. Украшение можно подарить без повода, а позвать замуж — между делом: ты выйдешь за меня? — выйду, конечно, что за вопрос.

Может, до сих пор ничего не получилось, потому что не было официального предложения? Не было — будет!

— Винтер. Выходи за меня замуж. Сегодня, сейчас, — открыв коробочку с кольцом, он протягивает ее на открытой ладони, глядя на Винтер снизу вверх. Смешно сказать, но Тайко сейчас волнуется как мальчишка. Они вместе больше десяти лет, они столько пережили, они любят друг друга, а он в самом деле ждет ответа с замиранием сердца. Непостижимая магия момента. И вдруг ей не понравится кольцо?!..

— Ты согласна? Правда? Все остальное неважно, я все улажу! И положи ты уже букет, ну, я ужасно соскучился!

Сжав в ладони кольцо, Тайко сам забирает у Винтер букет и кладет его на полку у зеркала. Тот едва-едва помещается туда, сдвигает какие-то коробочки и флакончики, зато теперь у обоих свободны руки. Он наконец-то крепко-крепко обнимает ее, прижимает к себе, вдыхает ее запах – сейчас от Винтер пахнет хризантемами и домом. И еще – она сказала ему «да». Не сказала «давай не сегодня», не сказала «что это на тебя нашло», а что «с ума сошел» — так это не новость, все влюбленные немного того, а все летчики, говорят, много.

— Очень соскучился. На руках сегодня не донесу, прости, но на каре довезу с ветерком. За час успеешь собраться? А я пока съем что-нибудь, по-моему, в моих силах сейчас сожрать целую банту! – он говорит, но сам и не думает отпускать Винтер, потому что так хорошо стоять с ней в обнимку. Лучше было бы только вместе свалиться на диван и никуда не ходить, но нет, сегодня Селчу полон решимости довести начатое до конца. – Или нырну в душ. Неделя выдалась так себе.

Ему кажется, что от формы до сих пор пахнет гарью, хотя это не летный комбинезон, и он смысл с себя всю гарь и кровь еще на корабле, так что если форма и может чем-то пахнуть, то только бактой от повязки. Винтер наверняка почувствовала, он видел беспокойство, промелькнувшее на ее лице, но она не спрашивает – и он не торопится рассказать. Чтобы эти дурацкие и малозначительные и дальше не приходили в голову Винтер, Тайко – да-да, пару минут назад он просил ее начать собираться – целует ее: нежно, но жадно, долго, наслаждаясь моментом и не желая его прерывать.

С полки к их ногам падает букет, напоминая о том, что они вообще-то собрались жениться.

— Если тебе не подойдет кольцо, мы можем купить другое. Любое, какое тебе захочется. Я не очень-то в этом разбираюсь, ты же знаешь.

— Ерунда, — Тайко неохотно отпускает Винтер и еще неохотнее отмахивается от ее вопроса, поднимает букет и машинально трет плечо, дающее о себе знать от мало-мальски резкого движения. Возвращаясь с задания, они с Лораном сделали выводы, что их эскадрильям бакта нужнее. Так что пока часть Проныр и Призраков отмокала в бакта-камерах, два комэска обошлись повязками и тремя глотками вирренского. Хотелось больше, но больше не стоило, мало ли, куда придется нестись сразу по возвращению. – Нас немного потрепало. Пойдем, только ты знаешь, где в этом доме можно найти вазу.

Здоровой рукой Селчу приобнимает жену за талию и ведет за собой на кухню. Там он кладет цветы на стол и сразу сует нос в холодильник, с любопытством заглядывает в кастрюли, чашки и контейнеры, в итоге выбирает себе весьма плотный завтрак и вытаскивает на стол едва ли не треть всего, что сумел обнаружить. Необходимость рассказать подробности все еще витает в воздухе. Даже если Винтер не будет расспрашивать, он все равно должен рассказать, чтобы она не волновалась, чтобы не натыкалась потом в сводках и отчетах на происшествия, о которых не слышала. Он не может оставить опасную работу, и все, что ему остается – быть честным с ней.

— В общем, мы планировали скорее разведку у границ, а не бой, но встряли так, что и мы, и Призраки потеряли по несколько машин. Благо, ребята все живы, только ранены, пару человек мы так и вынесли с корабля в бакте прямиком в госпиталь. Я тоже отличился, поломал крестокрыл так, что не починить, потерял астромеха, немного поболтался в открытом космосе, но в итоге только рука слегка болит. Вечером буду отчитываться перед начальством, почему до сих пор ломаю истребители, хотя уже взрослый парень.

Тайко рассказывает все это спокойно и с улыбкой, пока разогревает себе завтрак, включает чайник, режет хлеб. О любой передряге, обошедшейся без смертей, можно вспоминать с изрядной долей самоиронии и без грусти. Да, технику жалко, да, жалко, что задание практически провалилось, но в конечном итоге исправить нельзя только летальный исход.

— Будешь завтракать? Думаю, я не испорчу этот растворимый каф.

Он ест быстро: не то чтобы куда-то торопится, а просто по привычке. Еще можно заставить себя пережевывать и смаковать блюда, когда ведешь за столом какой-нибудь интересный разговор, но когда завтракаешь один, военные привычки преодолевать ни к чему. Зато когда Винтер возвращается на кухню, на столе остается только недопитая чашка кафа.

— О!.. — ее появление Тайко встречает восхищенным возгласом и еще более восхищенным взглядом. — Ого!

Нет, что там говорить, его Винтер всегда красивая. В любой одежде, а уж тем более без, даже уставшая, даже грустная или злая — любая. Но все-таки красивое платье делает красивую женщину более... красивой? Ценители изящной словесности должны прикрыть лицо ладонью от таких формулировок, но ничего лучше в голову все равно не приходит, и Селчу молчит, с удовольствием разглядывая каждый изгиб фигуры. Тот самый миг, когда и правда нет слов.

— Даже не верится, что это всё моё! — забыв про кружку кафа, Тайко встает из-за стола, неторопливо обходит Винтер по кругу, продолжая разглядывать ее со всех сторон, проводит ладонью по бедру, чуть касается груди, целует в шею, но быстро, хоть и с неохотой, заканчивает эту игру, иначе они и правда никогда не продвинутся дальше этого коридора.— Ну что, ты взяла документы? Поехали, в ванной отмокну позже, тебе еще придется заново перевязать мне руку.

Он проверяет, на месте ли его документы и комлинк, ждет, пока Винтер закончит со сборами, и они вместе покидают квартиру. К этому моменту небо становится еще немного светлее, но до настоящего утра еще далеко, только через пару часов откроются первые офисы в этой части планеты, но что им до этого? Ждали десять лет — и час подождут под дверью. Так что Тайко уверенно ведет жену — уже почти что законную! — к кару. Открывает перед ней дверь, только потом садится сам. Ее белое платье и его форма вместе смотрятся красиво, как в каком-нибудь популярном фильме про счастливую любовь. Но у них лучше, у них настоящая!

— Домчу с ветерком! — ...и резко трогает с места. Иногда Селчу забывает, что кар — это не истребитель. Хорошо, что водит он при этом так же аккуратно, как летает, пусть и с некоторым превышением скорости.

Селчу, пока летит к Сенату, не думает о том, что он будет делать, когда упрется лбом в запертую дверь. В другой день и при других обстоятельствах он бы скорее подождал, он бы взялся объяснять любому. что невежливо выдергивать людей из постели просто потому, что тебе приспичило. Но сегодня ему впервые в жизни приспичило настолько, что он готов пинком открыть любую дверь и воспользоваться всеми привилегиями, которые дает ему его звание и его прошлое.

— Хотел бы я видеть его генеральскую рожу в этот момент, — Тайко ухмыляется и тянется за комлинком. Генеральская рожа, несомненно, будет иметь выражение «в-смысле-свадьба-а-где-мое-вирренское-эй!!!», но ничего. Вирренское будет попозже, когда он сможет собрать всех друзей за одним столом. Практика показывает, что это сделать проще, чем обменяться кольцами. Но, увы, полюбоваться антиллесовским возмущением не получается: тот просто не отвечает. Ни на первый звонок, ни на второй, ни на пятый. Это странно, даже подозрительно, но приходится с этим смириться.

Он уже собирается, пожав плечами, спрятать комлинк в карман, но потом поднимает глаза на Винтер и преисполняется решимости довести начатое до конца. Набирает другой номер. Тот отвечает спустя всего пару гудков.

— Адмирал Акбар, сэр! Это полковник Селчу. Прошу прощения, что...

— Нет, ничего, сэр. У меня...

— Да, сэр. Хочу жениться, прошу разрешить! Да, прямо сейчас.

— Да я бы сам, но тут все закрыто. Если бы вы сочли возможным... да, спасибо! Так точно, сэр!

Селчу отключает комлинк, переводит дыхание, снова смотрит на Винтер и начинает смеяться, сперва как-то нервно, а потом искренне, радостно, и смех его разносится по пустым коридорам громким эхом. В этих стенах смеяться странно, может быть даже — нельзя, но ему так хорошо сейчас от этой выходки, от того, что все получилось, от того, что они наконец-то здесь и уже никуда отсюда не уйдут без одной фамилии на двоих.

— Он сказал, что через полчаса к нам кто-нибудь придет! Звёзды, не хотел бы я в ближайшее время встретиться с адмиралом и выслушать, что он подумал о моей выходке на самом деле! — кое-как отсмеявшись, выдыхает Тайко.

— Не хотел бы я оказаться на месте того, кто пытается мне помешать сегодня, — Тайко вроде бы говорит это в шутку, но на самом деле нет. Мало было дней, когда он был решительнее, чем сегодня. И все эти дни были связаны с боями. «Поражение в параметры задания не входит» — так говорил Ведж, и он перенял у друга эту фразу, как и многое другое. Сегодня от его решимости не зависела ничья жизнь — кроме, пожалуй, его собственной. Можно было продолжать так, как они жили эти десять с лишним лет, никто не требовал заключения брака, но все-таки та традиция, в которой он был воспитан, предполагала и поощряла узаконивание отношений. Зачем?.. Наверное, чтобы привязаться друг к другу еще сильнее. Галактика слишком велика, в ней слишком легко потеряться по одиночке. — Теперь осталось подождать совсем немного.

Все то время, что им приходится ждать, он не отпускает руку Винтер. На этой неудобной скамейке ему очень хорошо рядом с ней — потому что с ней хорошо везде. Тишина успокаивает и убаюкивает, тишина дарит надежду на то, что сегодня у них и правда все получится. Ведь не сбежит же от него Винтер, в самом деле! Хотела бы — давно бы сбежала.

— ...Что за срочность, как на пожар! — и вот тишина разрушается звуком грузных шагов и зычного голоса. В женщину, которая торопится на свое рабочее место раньше обычного времени, поместилось бы примерно три с половиной Винтер. Четыре, если хорошенько утрамбовать. Женщина растрепана, красна и сердита, потому что звонок начальства лишил ее получаса сна, завтрака и душевного равновесия на весь наступающий день. — Возомнили себя невесть кем! Вам тут не после Эндора, чтоб военным вынь да положь! У вас, дамочка, что, рожать на после обеда?

Селчу встает, машинально заслоняя собой Винтер. Не меняется в лице, только сжимает ладони в кулаки. Если ему захочется, эта женщина больше никогда и нигде не найдет себе работу, а ему ведь почти хочется. Интересно, она понимает это?

— Мы не займем много вашего времени, мистрисс, — таким ледяным голосом он обычно советует противникам сдаться. — И если вы не воздержитесь от дальнейших комментариев, никто больше не займет вашего времени.

Прикосновение Винтер заставляет его немного успокоиться. Она вообще всегда действует на него... странно. Любая опасность, грозящая ей, любая обида, да что там, любой косой взгляд заставляет его принять боевую стойку и забыть о том, что он вообще-то довольно миролюбивый и уравновешенный человек. То, что Селчу легко пропустит мимо ушей в отношении себя, в адрес любимой женщины он не допустит. И если какое-то время назад окружающие могли списать это на молодость и влюбленность, то теперь всем — и ему в том числе — было очевидно, что эту черту уже не переделать. И не надо. Пусть трижды подумают, прежде чем соваться.

Вот и регистратор довольно быстро остывает, успокоенная то ли примирительным тоном Ретрак, то ли видом его погон. Тайко снова берет Винтер за руку, и вместе они заходят в кабинет.

— Тайко Селчу и Винтер Ретрак, — представляется он за них обоих и кладет свои документы на стол перед женщиной.

— Мистрисс Ретрак будет менять фамилию?

— Бу... — начинает Селчу и прикусывает язык. Он так взволнован, что ему не приходит в голову дать будущей жене право голоса. А стоило бы, потому что дома он не интересовался этим вопросом. Для него ответ был очевиден... а для нее? Нет, если что, Тайко не обидится. А еще можно оставить двойную фамилию, как сделали Йелла и Миракс. От этого в их семьях не стало меньше любви.

— Я спрашиваю у мистрисс Ретрак, мастер Селчу, — регистратор непреклонная, но уже не сердита. По ее рассчетам она действительно успеет выпить каф и даже накраситься, прежде чем придут первые нормальные посетители. — А вы пока подготовьте кольца.

Он смиренно кивает и роется в карманах, отыскивая простое золотое кольцо, которое ему дали «на сдачу» от кольца Винтер. Вернее, его спросили, как насчет кольца для жениха, и тогда он вспомнил, что да, вообще-то для церемонии нужно два кольца.

Никогда еще реакция его не подводила, потому что подведи она его хоть единожды, Селчу не стоял бы на этом месте, спустя семнадцать лет войны. Но сейчас он буквально завис, как неисправный дроид, не потому, что сомневался, и даже не от растерянности, а потому что в глазах Винтер он видит сейчас всю их жизнь, такую трудную, но такую счастливую. Может ли быть счастливой жизнь, которая началась с гибели целой планеты? Может ли быть счастливой жизнь, в которой они разлучались на месяцы и даже на годы? Может ли быть счастливой жизнь, у которой — они давно знают — не будет продолжения? Может. Тайко смотрит в глаза Винтер и знает наверняка: может.

— Да.

Слово падает коротко и веско. Ему кажется, что регистратор облегченно вздыхает, и только тогда он понимает, что слегка затянул с ответом. Засмотрелся, залюбовался, завспоминался.

Так давно — и так недавно! — она была для его друзей «той блондиночкой», «ледышкой отмороженной» (Уэс, это оксюморон! — Тик, это суровая реальность!), «чего ты вбил себе в голову» и прочее. Потом у нее появилось имя. Потом Тайко на шутки Янсона едва всерьез не сломал ему нос, и всем пришлось признать, что все серьезно. Потом... Да много всего было. И все эти факты говорили скорее о том, что им не стоять здесь, обмениваясь кольцами. Но любовь сметала еще и не такие преграды.

— Берешь ли ты, Винтер Ретрак, в мужья этого мужчину? Обязуешься ли быть с ним в горе и радости, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас?

Наступает очередь Селчу с замиранием сердца ждать ответа. Нет, правда, она все еще может от него сбежать. Ближайшие пять секунд. Придурочный летчик, хоть бы уже и полковник — не самая завидная партия. Сложно объяснить, как это работает и почему он опасается. Просто... просто он слишком любит Винтер, вот и всё.

С ума сойти, она согласилась! Ее короткое «да» вызывает у Тайко такой восторг, что ему хочется подхватить жену на руки и кружить, кружить ее по этому кабинету, по всем залам Сената, а потом целовать, долго-долго целовать, а потом увезти ее на край Галактики, где никакая работа их не достанет, и там... Но официальная церемония еще не закончена. Кольцо на пальце ощущается странно: необычно, неудобно, но правильно. Он уже знает, что будет его носить и привыкнет со временем, хотя надо будет приноравливаться, чтобы оно не мешало переключать рычаги и кнопки в кабине крестокрыла. Ерунда какая! Никому не мешает — и ему не будет.

Он едва не роняет кольцо, надевая его на палец Винтер — все еще волнуется. Но заминка почти незаметная, пустяковая, и вот уже символ замужества красуется на изящной ладони. Тайко целует ее пальцы, а потом, нежно притянув жену — наконец-то жену! — к себе, губами касается ее губ. Хочется больше, хочется не отпускать, но это формальный, церемонный поцелуй, на людях непривычно и неловко позволять себе больше на людях, хотя регистратор видит десятки пар каждый день и едва ли обращает на них внимание.

— Я люблю тебя, Винтер Селчу, — шепотом, только для нее. Сочетание любимого имени с новой фамилией звучит приятно. Правильно звучит, так должно было быть давно. Эти слова — уже сами по себе клятва: любить, беречь, всегда быть вместе. и они еще до брака доказали друг другу, что так и будет. — Знаешь, тебе очень идет эта фамилия, давно бы так. Куда ты хочешь улететь в медовый месяц? Ну... хотя бы в медовую неделю, нет, две недели!

Ведь если адмирал Акбар разрешил ему жениться — он же понимал, да, чем это грозит вооруженным силам Новой Республики? Хорошо, что они не стали спрашивать генерала Кракена.

Всё случилось — даже не верится. Потребовалось решительное намерение и каких-то два часа с учетом дороги. Неужели он раньше не мог сделать этого?! В этом вопросе звучит вина и упрек самому себе, но Тайко старается не думать об этом слишком много. Ничто не может омрачить радость этого дня, он идет по коридорам под руку с женой и хочет остановить каждого и рассказать: смотрите, смотрите все, эта потрясающая женщина — моя жена! Но счастье любит тишину, и он молчит.

— Почему? Я очень хочу уйти в самоволку! — Селчу тихо смеется. — Лет пятнадцать уже хочу, но, наверное, не могу. Я поговорю с командованием сегодня. Если не считать того, как мы влетели, на рубежах, в целом, спокойно. О новых масштабных операциях я тоже пока ничего не слышал. Может быть мне повезет.

Он подозревает, что ему придется использовать весь свой дар убеждения, чтобы выпросить этот отпуск. А еще ложь, шантаж, подкуп должностных лиц и еще что-нибудь в этом роде. Но уверенности в своих силах ему все еще хватает с избытком, и если утро началось со звонка адмиралу Акбару, то почему бы не продолжить день столь же эффектно? Надо отыскать Антиллеса, опять же, и выяснить, какого криффа тот не берет трубку. А там и про отпуск можно поговорить.

— У меня еще несколько часов до выволочки на высоком уровне, хочешь погулять? Или поедем домой? Ткнешь мне в какую-нибудь планету, чтобы я вместе с подписанным заявлением на отпуск принес тебе билеты и пляжную шляпку. Только, пожалуйста, не ткни нечаянно в Хот, я был на этом горнолыжном курорте, местечко не тянет и на три звезды!

Входящие в здание сотрудники косятся на парочку с некоторым недоумением: в такой час люди приходят на работу, а не уходят с нее, радостно щебеча. некоторым Тайко даже улыбается в ответ. И крепче прижимает к себе Винтер, такую красивую в этом платье, с этим кольцом и его фамилией.

— Воспоминания, — Тайко кивает. Молчит. Воспоминания, это уж точно. Как минимум о первом составе восстановленной Разбойной. С тех пор немало воды утекло, чего только ни случилось с ними за следующие десять лет. Уже не все живы. Не все остались во флоте, хотя — многие. Мог ли он тогда подумать, что станет командиром эскадрильи? Не мог. И о том, что Винтер вернется к нему, не мог подумать тоже, хотя мечтал. Ведж нарисовал тогда ее портрет в его блокноте. Такой похожий. На него было больно смотреть, но это было лучше, чем совсем ничего. Воспоминания. У него много воспоминаний, но таких, которые никому не нужны этим погожим утром. Даже ему не нужны. — Хорошо, мы полетим на Борлеас. Эта планета достойна лучших воспоминаний, чем у меня уже есть.

Селчу знает Корусант лучше, чем любую другую планету. Он знает, где здесь можно спрятаться так, чтобы никто не нашел. Где купить оружие. Где назначить встречу. Где найти того или иного человека, где базируется та или иная часть. Знает, как лучше объезжать вечные пробки в час-пик, знает, где здесь можно найти настоящее вирренское выдержанное, а за пределами Кореллии это не всегда просто. Куда повести Винтер — он тоже знает, она не любит эту планету, да, но даже здесь есть хорошие места. Больше всего Тайко любит смотровые площадки, потому что любит высоту.

Так и оставив кар на стоянке, Тайко вместе с женой, все так же под руку, прогулочным шагом пересекает площадь. Остановившись возле аппарата с мороженым, он прикладывает карту, покупает самую большую порцию с разными вкусами и протягивает пластиковую вазочку Винтер.

— Почти первое свидание, а? Давай поднимемся во-он на ту башню, вряд ли там утром много народу. Зато видно восход. Сверху Корусант гораздо тише.

И можно целоваться почти под облаками.

— Я не люблю Корусант, — Тайко пожимает плечами.

Он смотрит вниз, а потом смотрит на Винтер. Забирает из ее рук вазочку с тающим мороженым, зачерпывает немного ложкой подносит к ее губам. Вторую ложку кладет себе в рот. Третья снова достается ей. На башне пусто, сюда еще не добрались первые экскурсанты. Башня принадлежит им одним. Отсюда, свысока, весь Корусант принадлежит им.

Но он не любит Корусант, как не любит — по-настоящему — ни одну другую планету в этой Галактике. Он видел их слишком много и понял, что планета, если у тебя больше нет родины, не имеет значения. Значение имеют люди, живущие на этой планете. Поэтому, например, он рад поездкам на Кореллию, где живут Ведж и Корран. Ему даже Татуин немного — немного! — понравился, когда Гэвин знакомил их с родней. Но, в то же время, в каждой планете, на которой приходится жить какое-то время, Тайко старается найти плюсы. Иначе жизнь, и так несладкая, может стать просто невыносимой.

— Я просто стараюсь искать в нем что-то красивое. А люблю я тебя. И небо, — да, именно в таком порядке.

Неба здесь больше, чем внизу. По нему снует всякий транспорт, и чистыми небесами не насладиться, но сейчас это и неважно. Он скармливает Винтер еще несколько ложек мороженого, потом ставит вазочку на перила башни и обнимает жену за талию. Притягивает ее к себе и наконец-то приникает к ее губам в настоящем, долгом, нежном и страстном, жадном и чувственном поцелует. Так мало, мало, мало ее объятий и ее губ, так долго, долго, долго нужно быть вместе, чтобы перестать скучать, чтобы до конца поверить в реальность происходящего, чтобы насмотреться, надышаться, чтобы стало тепло, даже жарко.

— И люблю любую планету, где ты, — шепчет Тайко между поцелуями. Это правда. Это однажды помогло ему снова почувствовать вкус жизни — и до сих пор помогает.