когда покров земного чувства снят
Harter Kalonia, Leia Organa
Время: вечер
Место: база Сопротивления на Крайте, медблок
Описание: Новый месяц начался не слишком удачно, зато Лея смогла хотя бы немного отдохнуть.
Ура! Нам 8 (ВОСЕМЬ!) лет! Давайте поздравлять друг друга и играть в фанты! (А ещё ищите свои цитаты в шапке - мы собрали там всех :))
Ищем самого спокойного и терпимого рыцаря Рен в этом безумном мире
Ищем медицинское светило, строгого медика, способного собрать мясной конструктор под названием “человек” и снова отправить его на работу.
Ищем самого отбитого мудака по мнению отбитых мудаков для Джин Эрсо.
Ищем подрастающее имперское солнышко, которое светит, но не всем.
Ищем генерала Дэвитса Дравена, командира самой задорной разведки в этой Галактике.
Ищем талантливого ученика и личную головную боль Магистра Рен.
Ищем генерала разведки, командира самой отбитой эскадрильи эвер, гениального актера, зловредного пирата и заботливого мужа в одной упаковке.
Ищем По Дэмерона, чтобы прыгнуть в крестокрыл и что-нибудь взорвать.
Ищем лучшего моффа Империи, по совместительству самую жизнерадостную сладкую булочку в галактике.
Ищем левую руку мастера Иблиса, самый серьёзный аргумент для агрессивных переговоров.
Ищем имперского аса и бывшую Руку Императора, которая дотянулась до настоящего.
Ищем сына маминой подруги, вгоняет в комплекс неполноценности без регистрации и смс.
Ищем майора КорБеза, главного по агрессивным переговорам с пиратами, контрабандистами и прочими антигосударственными элементами.
...он сделает так, как правильно. Не с точки зрения Совета, учителя, Силы и чего угодно еще в этой галактике. Просто — правильно. Без всяких точек зрения.
...ну что там может напугать, если на другой чаше весов был человек, ценность которого не могла выражаться ничем, кроме беззаветной любви?
— Ну чего... — смутился клон. — Я не думал, что так шарахнет...
Выудив из кармана листок флимси, на котором он производил расчёты, Нексу несколько секунд таращился в цифры, а потом радостно продемонстрировал напарнику:
— Вот! Запятую не там поставил.
Он тот, кто предал своих родных, кто переметнулся на вражескую сторону. И он теперь тот, кто убил своего собственного отца. Рука не дрогнула в тот момент. Кайло уверял себя, что все делает правильно. Слишком больно стало многим позже.
Дела, оставленные Кайло, походили на лабиринт, где за каждым поворотом, за каждой дверью скрывались новые трудности, о существовании которых в былые годы рыцарства Анук даже и не догадывалась.
Ловушка должна была закрыться, крючок – разворотить чужие дёсны, намертво привязывая к Доминиону. Их невозможно обмануть и обыграть. Невозможно предать до конца.
Ей бы хотелось не помнить. Вообще не помнить никого из них. Не запоминать. Не вспоминать. Испытывать профессиональное равнодушие.
Но она не закончила Академию, она не умеет испытывать профессиональное равнодушие, у нее даже зачёта не было по такому предмету, не то что экзамена.
— Ты ошибаешься в одном, Уэс. Ты не помешал ему, но ты так и не сдался. Даже когда казалось, что это бесполезно, ты показывал ему, что тебя нельзя сломать просто так. Иногда… Иногда драться до последнего – это все, что мы можем, и в этом единственная наша задача.
Там, где их держали, было тесно, но хуже того – там было темно. Не теснее, чем в стандартной каюте, а за свою жизнь в каких только каютах он не ютился. Но это другое. Помещение, из которого ты можешь выйти, и помещение, из которого ты выйти не можешь, по-разному тесные. И особенно – по-разному тёмные.
— Меня только расстраивает, на какое время выпал этот звёздный час. Когда столько разумных ушло из флота, не будет ли это предательством, если я вот так возьму и брошу своих?
Не бросит вообще-то, они с Разбойной формально даже в одном подчинении – у генерала Органы. Но внутри сейчас это ощущается как «бросит», и Каре хочется услышать какие-то слова, опровергающие это ощущение.
Лучше бы от своих, но для начала хотя бы от полковника.
Да и, в конце концов, истинные намерения одного пирата в отношении другого пирата — не то, что имеет смысл уточнять. Сегодня они готовы пристрелить друг друга, завтра — удачно договорятся и сядут вместе пить.
Я хотел познакомиться с самим собой. Узнать, что я-то о себе думаю. Невозможно понять, кто ты, когда смотришь на себя чужими глазами. Сначала нужно вытряхнуть этот мусор из головы. А когда сам с собой познакомишься, тогда и сможешь решить, какое место в этом мире твое. Только его еще придется занять.
Сколько раз она слышала эту дешёвую риторику, сводящуюся на самом деле к одному и тому же — «мы убиваем во имя добра, а все остальные — во имя зла». Мы убиваем, потому что у нас нет другого выхода, не мы такие — жизнь такая, а вот все остальные — беспринципные сволочи, которым убить разумного — что два пальца обсморкать, чистое удовольствие.
В готовый, но ещё не написанный рапорт о вражеской активности в секторе тянет добавить замечание «поведение имперцев говорило о том, что их оставили без увольнительной на выходные. Это также может являться признаком...».
Джин не смотрит ему в спину, она смотрит на место, где он стоял еще минуту назад, — так, словно она просто не успевает смотреть ему вслед.
Лея уже видела, на что он способен, и понимала, настоящей Силы она еще не видела. Эта мысль… зачаровывала. Влекла. Как влечет бездонная пропасть или хищное животное, замершее на расстоянии вытянутой руки, выжидающее, готовое к нападению.
Как удивительно слова могут в одно мгновение сделать всё очень маленьким и незначительным, заключив целый океан в одну маленькую солёную капельку, или, наоборот, превратить какую-то сущую крошку по меньшей мере — в булыжник...
Правда, если достигнуть некоторой степени паранойи, смешав в коктейль с каким-то хитрым маразмом, можно начать подозревать в каждом нищем на улице хорошо замаскированного генерала разведки.
Эта светлая зелень глаз может показаться кому-то даже игривой, манко искрящейся, но на самом деле — это как засунуть голову в дуло турболазера.
Правда, получилось так, что прежде чем пройтись улицами неведомых городов и поселений или сесть на набережную у моря с непроизносимым названием под небом какого-то необыкновенного цвета, нужно было много, много раз ловить цели в рамку прицела.
— Знаешь же теорию о том, что после прохождения определенной точки существования система может только деградировать? — спрашивает Уэс как будто бы совершенно без контекста. — Иногда мне кажется, что мы просто живём слишком долго, дольше, чем должны были, и вот теперь прошли точку, когда дальше все может только сыпаться.
Кореллианская лётчица в имперской армии Шара Бэй была слишком слабая и умерла.
Имперка Шара Бэй такой глупости решила себе не позволять.
— Но вы ведь сказали, что считаете жизнь разумных ценностью. Даже рискуете собой и своей карьерой, чтобы спасти меня, хотя видите меня впервые в жизни. А сами помогаете убивать.
Осталась в нем с юности некая капелька того, прежнего Скайуокера, который, как любой мальчишка, получал удовольствие от чужого восхищения собственными выходками.
– Многие верят в свободу только до тех пор, пока не станет жарко. А когда пахнет настоящим выбором, драться за нее или подчиниться… большинство выбирает не драться.
— Ну… неправильно и глупо, когда отец есть, и он тебя не знает, а ты его не знаешь. Это как… — он помолчал, стараясь перевести на человеческий язык свои ощущения. – Ну вот видишь перед собой некую структуру и понимаешь, что в одном месте узел собран неправильно, и работать не будет. Или ошибка в формуле. Вот я и исправил.
Кракен искренне верил в то, что все они — винтики одного механизма и не существует «слишком малого» вклада в общее дело, всё машина Восстания функционирует благодаря этим вот мелочам.
— Непременно напишу, — серьёзно отвечает она и говорит чистейшую правду, потому что у неё минимум сто восемьдесят изящных формулировок для каждого генеральского рявка от «не любите мне мозги» до «двести хаттов тебе в...» (пункт назначения варьируется в зависимости от степени генеральского раздражения).
Минутой раньше, минутой позже — не так важно, когда они умрут, если умрут. Гораздо важнее попытаться сделать хоть что-то — просто ждать смерти Кесу… не нравится.
— Что-то с Центром? – вдруг догадывается он. Почему еще штурм-коммандос могут прятаться на Корусанте по каким-то норам?.. – Планета захвачена? КЕМ?!
— Я верю в свободу.
И тут совершенно не врёт. Свобода действительно была её верой и культом. Правда, вместе с твёрдым убеждением, что твоя свобода заканчивается там, где начинается свобода другого.
— И в то, что легко она не даётся. Остальное...Остальное, мне кажется, нюансы.
Проблема в том, что когда мистрисс Антиллес не думает, она начинает говорить, а это как всегда её слабое звено.
Star Wars Medley |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Star Wars Medley » Завершенные эпизоды » Таймлайн ABY » [07.VI.34 ABY] Какие сны в том смертном сне приснятся
когда покров земного чувства снят
Harter Kalonia, Leia Organa
Время: вечер
Место: база Сопротивления на Крайте, медблок
Описание: Новый месяц начался не слишком удачно, зато Лея смогла хотя бы немного отдохнуть.
Хартер знает, что на контейнер хорошо очищенной, высокоэффективной бакты, доставленный на базу пятого числа, потрачены деньги из так называемого «неприкосновенного запаса». Еще она знает, что часть этих денег восполнена в тот же день обитателями базы, которые, не сговариваясь, приходили к ней, к Холдо, к адмиралу Акбару, да практически к каждому старшему офицеру со словами «мне хотелось бы помочь». Их помощь была нужна – их помощь принимали. Хартер сама не отдала все, что у нее было, только потому, что на днях ей предстояла поездка с Уэксли… куда-то, она еще не знала, куда и к кому, но его тоже надо было спасти.
Медблок стал едва ли не самым популярным местом на базе. Если в первый день она еще жалеет людей и не разгоняет сопереживающих, то к утру следующего в ход идут угрозы и приказы. Доступ к информации в режиме «когда угодно» остается только у все тех же Акбара и Холдо… ну и у семьи, конечно, хотя и не все сейчас могут присутствовать на базе.
Рядом с бакта-камерой неусыпно дежурят меддроид и кто-нибудь из свободных медиков, потому что полагаться только на аппаратуру Калония после определенных событий не готова. Сама она заглядывает в палату два-три раза в день, ненадолго, все процедуры, анализы и записи передоверяя дежурному персоналу. Состояние Леи тяжелое, но стабильное. Она выкарабкается. Она выкарабкалась бы быстрее, если бы организм не был истощен. Это прозвучит дико – и поэтому Хартер никому не говорит об этом, — но если бы генерал Органа сейчас не слегла с ранением, то вскоре она слегла бы с сердечным приступом.
Три дня Лея не приходит в себя. Это нормально, объясняют медики всем страждущим, это логично при таком ранении, угрозы жизни нет. Но к концу третьего дня Хартер встревожена не на шутку, потому что это все-таки долго. Если учесть качество бакты и иных медикаментов, добытых специально для этого случая – недопустимо долго. Собрав воедино все файлы с анализами, кардиограммами, исследованиями всех мастей, назначениями, она сидит над ними, обхватив руками голову, когда в кабинет к ней влетает взволнованный дежурный врач.
— Генерал Органа! Пришла в себя! Так посмотрела на меня… из-за стекла… что я сразу к вам!
Калония только усмехается и, не отвлекаясь на слова, почти бегом спешит в палату, где стоит сейчас только одна бакта-камера, подключенная ко всему возможному диагностическому оборудованию. Подойдя к стеклу вплотную, она берет в руки переговорное устройство и медленно, отчетливо проговаривает слова. Внутри капсулы звучит ее голос, слегка искаженный техникой:
— Лея, с тобой все в порядке. Ты на Крайте. Я Хартер – узнаешь меня? Сейчас мы частично сольем бакту и я на время открою капсулу. Не бойся. Все будет хорошо.
Сознание возвращается не сразу. Постепенно, неторопливо — но при этом же резко и больно, так, что лучше бы не возвращалось, — так Лея думает целых несколько секунд.
Целых несколько секунд — непозволительная роскошь — она чувствует панику, захлестывающую ее с головой.
Вокруг мутно и вязко, словно в трясине, но трясина пахнет иначе.
Она в чем-то, что пахнет больницей, немного страхом, немного тревогой; потом она слышит голос — и поначалу чужой и чуждый, вскоре он узнается.
Лея выдыхает. Кивает, не открывая глаз.
Хартер. Конечно же, кто еще.
Воспоминания возвращаются не сразу. Память приходит отрывками, неровными и скомканными; память поначалу не поддается, словно плохо прожаренный стейк, и приходится прилагать усилия.
В конце концов все получается, и Лея вспоминает.
Воспоминания повисают перед внутренним взором туманной пеленой, в которой проступают, словно на них специально навели фокус, отдельные моменты.
Лея вдыхает.
Выдыхает.
Вспоминает, как перехватило дыхание, как на целых несколько мгновений — не одно ли, растянувшееся до вечности? — она поверила, что сейчас умрет.
От этого дыхание сбивается вновь, его схватывает, горло сжимается — и когда бакта отступает, когда появляется воздух, Лея цепляется пальцами за край камеры, стискивает его крепко и жестко, словно он вот-вот растворится, растает прямо в пальцах.
Это страшно — и Лея привыкла бояться за окружающих, беспокоиться о других, но она совершенно забыла, что значит бояться за себя. За свою жизнь.
— Хар… Хартер, — Лея хрипло прокашливается, по-прежнему не открывая глаз, и неровно выдыхает, переводя дыхание. Немного криво, немного устало — как всегда — усмехается. — Я… я даже поверила, что больше… — она замолкает, переводит дыхание опять. Сложно. — …не услышу.
Медленно и очень аккуратно бакта-камера переходит в горизонтальное положение. Жидкость из нее частично откачивается, так, чтобы голова Леи, теперь лежащая слегка на возвышении, оказалась полностью над бактой, но тело осталось закрытым. Терапию нельзя прекращать, нельзя еще несколько дней, можно дать только небольшую передышку – полчаса-час в сутки, не дольше. Откровенно сказать, Калония предпочла бы не делать и этого, но она понимает, что там, в вакууме, в неведении, в тишине – страшно.
Еще она видит это по растущим цифрам пульса, по неровному сердечному ритму, слышит во взволнованном хриплом голосе, как только открывает створки камеры и снимает маску.
— Не в мою смену, — привычной формулировкой отмахивается Хартер. Еще она могла бы добавить, что тут всегда ее смена, а значит, умирать на этой базе нельзя никому. Но, во-первых, Лея еще слишком слаба, чтобы выслушивать длинные тирады, а во-вторых, люди все-таки умирают, и ее власть над этим распространяется лишь до строго определенных границ. – Сегодня седьмое хелоны. Ты была без сознания трое суток. Тебя сильно ранили, но это ничего. С тобой все будет в порядке, я обещаю.
Она говорит уверенно и спокойно, так, будто речь идет о незначительной ссадине. Она умеет врать пациентам в глаза, когда это для них полезно. Потому что – да, Лея будет жить, Хартер в этом уверена, но более подробный прогноз она дать не готова. Организм устал, хватит ли сил на полное восстановление, на сколько вообще еще хватит сил – предсказать это сейчас невозможно. Но Калония предскажет сейчас хоть обращение процесса старения вспять, только бы Лея не волновалась и не мешала самой себе выздоравливать.
— У нас все в порядке, без происшествий. Ты будешь отдыхать столько, сколько потребуется, — она кладет холодную ладонь Лее на лоб – лоб горячий, вся она горячая. Плохо.
— Не припомню дня, — хрипло смеется Лея, — когда у нас все было… в порядке. И, — она запинается, прикрывает глаза, делает медленный вдох и такой же выдох. — И без происшествий.
Впрочем, если трое суток она без сознания, а база все еще стоит, значит, все не так уж плохо.
В конце концов, она никогда не считала, что без нее Сопротивление перестанет существовать. Она для этого не так уж и нужна.
И это хорошо, потому что — сейчас Лея понимает это особенно ясно — рано или поздно, но она умрет. В лучшем случае. И все останется на своих местах. Это — хорошо.
— Брось, Хартер, — Лея откашливается, смотрит на Калонию. — Я знаю, что уже не девочка. Но пожить еще собираюсь. Так что лучше расскажи.
— Поживешь, если будешь хорошо себя вести и слушаться меня, — все тем же уверенным тоном обещает Хартер. Это даже правда. Потом ненадолго отвлекается, внимательно изучая показатели на мониторе бакта-камеры. Пульс слегка выравнивается. Но всем строчкам на экране еще очень далеко до идеала. Она просит дежурного медика, оставшегося у дверей ожидать распоряжений, принести лекарства по списку, названиями из которого можно пугать завсегдатаев медблока. После этого она возвращается к Лее. — Тебе придется провести в бакте — постоянно или большую часть суток — еще неделю. Не могу предсказать, что будет дальше. Твой организм справляется плохо. Ты себя загоняла. Но он справляется — и в конце концов справится.
Не так-то просто скрыть что-то от Леи, которая знает ее... лет тридцать, дольше? Дольше. Удивительно, что при таком образе жизни в по-настоящему серьезную передрягу она угодила, по крайней мере на памяти Калонии, в первый раз. Да еще и там, где этого можно было ожидать меньше всего — на собственной базе! Тот день до сих пор вспоминается с ужасом, суматоха на базе царила неимоверная.
— На тебя напал Уэксли. Не по собственной воле, с ним сделали что-то... там, где он был. Его успел остановить Финн, и это тебя спасло. Сейчас Теммин в изоляторе, я надеюсь увезти его на лечение в ближайшие дни. Финн не пострадал. Кажется, это все новости.
Хартер много не знает и о многом не говорит: не знает, где был Теммин, но сейчас начинает подозревать, не знает, что сказать Лее про Джейну: она еще не вернулась, но должна ли была? И те, кто улетел с ней, не вернулись тоже, но когда они должны вернуться? Пусть об этом говорит с ней адмирал Акбар, когда она его пустит. А пустит кого-либо она еще очень не скоро.
— Будем считать, что это тот отпуск, который я заслужила, — Лея тихо фыркает, покачав головой, и закрывает глаза, дышит. С непривычки свет — даже неяркий — слепит, раздражает глаза. Чтобы дышать, оказывается, тоже надо прикладывать усилия. Во всяком случае, чтобы дышать нормально.
Лея, кажется, впервые за всю свою жизнь попадает в бакта-камеру — и нет, этому опыту она совсем не рада.
— И обещаю во всем слушаться. Я умею быть хорошим пациентом, — усмехнувшись, приоткрывает глаза, смотрит на врача и подругу. Хартер — находка, и как же замечательно, что она здесь и с ними.
Слушать беспрекословно — насколько это возможно — Лея собирается и в самом деле. Она не незаменима, бесспорно, но сейчас — сейчас она еще нужна. И для того, чтобы не свалиться в самый неподходящий момент с чем-нибудь посерьезнее, что исправить будет сложнее, она готова взять себя в руки и на неделю отключиться от дел и работы. Совсем, конечно, сделать это не получится — но хотя бы в той степени, какой будет достаточно доку.
— Вот и договорились, — удовлетворенно кивает Хартер. Ей тут не хватает послушных пациентов. А если она в скором времени улетит, то на Лею и надавить будет некому, кто тут еще посмеет ей перечить? Из медиков — никто, поэтому придется сказать Эмилин, чтобы заглядывала сюда и спрашивала, как ведет себя важная пациентка. — Если я улечу до твоей выписки, за тобой присмотрит Лора или кто-нибудь еще, я пока не решила, кто. Но не переживай, им всем я доверяю как себе.
К этому моменту как раз возвращается шустрый помощник с лекарствами. Содержимое двух больших стеклянных бутылок она просто выливает в бакту, один флакон размерами поменьше присоединяет к катетеру, закрепленному на руке Леи, остальное пока оставляет в стороне: пусть согреется, а дежурные, как закончится одна банка, поставят новую.
— Я пока не пущу к тебе никого из этих демонстрантов, которые осаждают мне тут медблок с вопросами про твое здоровье. И Холдо с Акбаром тоже не пущу, иначе они начнут о делах. Но я приведу Джейсена, если хочешь. Или свяжусь с Ханом или Люком, если скажешь мне, как. Они обязательно захотят тебя навестить. Но если хочешь просто отдохнуть, ни одна живая душа тебя не потревожит.
Хартер предлагает варианты, потому что не может выбрать, как бы поступила в таком случае она сама. Вряд ли она стала бы звать Лору — перетерпела бы, чтобы не напугать дочь. Но вот Вета позвала бы... если бы было, кого звать.
Выбор Хартер предлагает непростой. С одной стороны, Лее безумно хочется увидеть сейчас хоть кого-нибудь из родных и друзей, кроме самой Хартер. С другой… с другой — она прекрасно знает, как это работает, и знает, что иногда просто не время и не место.
Дергать лишний раз Хана, учитывая ситуацию, не стоит. Джейна сейчас вне доступа. Если придут Эмилин и Акбар — или кто-то из них — Лея прекрасно знает, что не удержится и сама начнет расспрашивать.
Джейсен…
Лея вздыхает, прикрывая глаза, невесело усмехается.
— Думаю, не стоит никого тревожить почем зря. Они знают, что я жива и в надежных руках, так что лучше увижусь с ними, когда не буду выглядеть, — она морщится, фыркает, — так, как выгляжу сейчас. Не уверена, что это приятное зрелище.
Вопрос, конечно, не в приятности; вовсе не об этом думает Лея.
Но волновать сейчас действительно не стоит никого.
И сил, по правде говоря, у нее криффски мало.
— Расскажи лучше, что происходит. Кроме того, что толпа демонстрантов осаждает медблок, — замолчав, переводит дыхание, бросает взгляд на Хартер и закрывает глаза снова. — Как ты сама, Хартер? Давно мы с тобой, — улыбка трогает уголки губ, — не болтали.
— Как скажешь, — Хартер кивает, хотя ей и не нравится выбор Леи. Близкий человек рядом — хорошее подспорье для выздоровления. С другой стороны, насколько ей было известно, отношения в семье Органа-Соло никогда не были простыми, и сейчас они, возможно, переживают очередные неблагополучные времена. Жаль, если так, ведь чем спокойнее душа, тем быстрее тело найдет силы на восстановление. — Но скажи, если передумаешь, и я тебе хоть в соседней Галактике их достану.
Но Лея старательно переводит тему. Тут уже сама Хартер не знает, что ответить. На базе и правда спокойно — если не считать того, что Дэмерон снова влип в какие-то неприятности, но об этом лучше до поры до времени помолчать. В ее жизни тоже все более-менее ровно. Она не становится лучше, но скажем спасибо, что и хуже пока не становится.
— Да что со мной сделается? — улыбка получается вымученная. Калония и не замечала прежде, как устала за эти три дня. — Если не считать того, чтобы с Уэксли прибавили мне работы. Опять же, Эмилин за мной присматривает, грозится скоро привезти краску для волос, месяц назад я сдуру пообещала, что покрашусь. Еще она раздобыла для базы психолога, я теперь опасаюсь за психическое здоровье самой этой девочки. Лора... ну, Лора все такая же, хотя, мне кажется, смерть брата она переживает гораздо сильнее, чем показывает мне. Старается лишний раз меня не беспокоить, вот как ты своих, а я только сильнее от этого грущу. Еще Люк увез с базы всех этих славных детей — не помню, при тебе?.. Стало тише и как-то печальнее, но им, конечно, не место здесь.
Хартер рассказывает спокойно, неторопливо, вот только скачет от темы к теме и снова уходит от разговора о себе. В этом они с Леей похожи. Да и во многом другом...
— И слава небу, что увез, — Лея устало улыбается, прикрывая глаза, и какое-то время молчит. Теперь, кажется, даже мысли текут медленнее и строптивее — пока ухватишь, пока сформируешь, не заметишь, как вечность пройдет.
Это, конечно, все восстановится — куда денется; но возраст у нее, прямо скажем, не тот.
— А ты и покрассься. Эмилин дурного не посоветует. Безумного — может, но уж точно не дурного. Покрасишься — глядишь, может и Лоре станет полегче. Она ведь и о тебе беспокоится тоже. Точно я этого, конечно, не знаю, но уверенно предположу, — она хмыкает, глядя на Хартер, улыбается снова. — И к психологу сходи, заодно проверишь, как она там. То есть здесь. Хочешь, отдам приказ, чтобы ты с чистой совестью уделила себе пару часов, м?
Хартер, конечно, тот еще трудоголик — но едва ли этот трудоголизм рождается из бесконечного желания и энтузиазма, а не попытки хоть чем-то себя занять, загрузить так, чтобы ноги отваливались и мозги отключались. Лее это стремление знакомо, даже, возможно, слишком хорошо; впрочем, что сейчас, что тридцать лет назад никого этим не удивишь.
К сожалению.
— Схожу, как вернемся с Теммином из больницы, — обещает Хартер и даже думает при этом, что выполнит обещание. Пока что у нее не было возможности познакомиться с Орлой получше, но когда разрешатся все первоочередные проблемы — наверное, оно будет? — Хотя там и без меня целый список тех, кому нужнее, но я схожу, надо же проверить, как это работает.
Пусть она и сама медик, причем медик, которому пришлось поработать в очень разных сферах, к психологам она относится с некоторой настороженностью. Особенно к молодым психологам. С другой стороны, Эмилин разбирается в людях и не привезла бы первую встречную.
— А на два часа я соглашусь, только если мы поделим их с тобой. Час тебе, час мне, и следить друг за другом, чтобы не жульничали. Хорошо? Но это только после того, как ты выздоровеешь. Сейчас тебе нужно тратить на отдых и выздоровление всё время. Перед тем, как улетать, я еще зайду к тебе, проведаю, а сейчас хватит болтать, тебе вредно. Я оставлю запись, чтобы дня через три четыре тебе принесли каких-нибудь хороших голофильмов и музыки в палату, ты к тому времени уже будешь в обычной, не в бакта-камере. Но никакой работы. Если узнаю, что ты схватилась за дела — все брошу и прилечу тебя отчитывать.
Хартер и правда надеется, что уже через неделю.. чуть больше?.. Лее больше не потребуется постоянная бакта-терапия, но нарочно немного преуменьшает сроки. Подождать три дня, а потом еще два дня должно быть легче, чем ждать сразу пять. Маленькие уловки — без них никак, даже когда твой пациент генерал, принцесса, самая знаменитая женщина в Галактике и все такое.
— И каждый из тех, кому нужнее, уверен, что кому-то другому это нужнее, чем ему, — Лея устало фыркает, прикрывая глаза, и выдыхает тихо и неровно. — Ладно тебе, Хартер. Я чувствую себя как развалина, из которой песок сыпется, так что тремя днями не отделаюсь. Можно без подслащенных пилюль.
Она улыбается краем рта, глядя на подругу, но недолго. Она действительно устает — даже от разговоров, и это ощущение ей непривычно… до пугающего. Понимание, что ты смертна, всегда приходит внезапно — даже понимая это умом, всей собой принимаешь это лишь тогда, когда до смерти остается совсем немножко.
— Не волнуйся, в море работы не брошусь, — даже по голосу слышно: могла бы, закатила бы глаза. — А вот тебе море не помешает. Вернешься — отправлю в принудительный отпуск. Ты нужна нам всегда, но все же живая, здоровая и адекватная. А отдых этому, говорят, неплохо способствует.
Вы здесь » Star Wars Medley » Завершенные эпизоды » Таймлайн ABY » [07.VI.34 ABY] Какие сны в том смертном сне приснятся