— А что хочешь? — риторически хмыкнула Шара и выскочила за дверь даже не услышав ответ. С Рэма хватит ответить и на серьёзных щах: мол поехали, родная, кататься, нафиг тебе этот флот подколодный, чтобы он весь улетел в далекую-далекую галактику, я тебе небо в алмазах покажу и территории всего имперского фронтира на свете.
И что ему тогда отвечать, если не фейспалмом?
Так. Вроде хозяин этого заведения сказал, что посуда в конце коридора. Шара спустилась на первый этаж, случайно врезалась на какого-то мирно курящего мужика, буркнула извиняюще и поскорее ретировалась вглубь помещения. Кухня обнаружилась за обычной плохо покрашенной дверцей. Краска явно раньше была белой, но теперь превратилась в серовато-выгоревший вариант.
На кухне стоял бардак.
А на столе шевелил усами крупный зелёно-черный таракан, всем своим видом показывающий, что он король этого помещения. Бэй цикнула на того и последний, особенно не торопясь, скрылся. Санитарный контроль этот мотель бы не прошел, хмыкнула себе под нос Шара, брезгливо двумя пальцами берясь за сковородку с пригоревшим позеленевшим нечто. Нечто походу собиралось эволюционировать в новый разумный вид, Шара себя даже массовым убийцей почувствовала.
Зато понятно почему хозяин неопознанной собачьей расы так быстро согласился. Шара бы тоже согласилась.
На кухне отыскались новые губки и моющее средство. И даже главное чудо — перчатки, без которых она была не уверенна, что готова к этому прикасаться.
Звук льющейся воды действовал успокаивающе.
А думалось под эту ситхово однообразную монотонную работу просто замечательно.
Когда Рэм говорил про Гаталенту — и, кстати, надо еще как-то уложить про неё в голове — растерянный, усталый, смотрящий на неё как на последнюю надежду во вселенной, он вызвал реальную жалость. Говорить про последнюю она, конечно же, не подумала, даже во взгляде постаралась не допустить. Многих разумных жалость обижает, хотя по-мнению Шары всё зависит от того как её преподнести. Жалость как простое человеческое сочувствие или «какое счастье, что это произошло не со мной». Большая разница.
Да и хороший такой белый и пушистый зверь иных планет пришел их галактической надежде, она считает, благодаря этим террористам не пожалевшим чужую мирную планету. И после этого они еще говорят что несут свободу, равенство и счастье всем, чтобы никто не ушел обиженным. А кто обижен — того вынесут. Вперед ногами.
Посуда сдалась одновременно с Шарой: у первой закончилась грязь, у последней — физические силы. Вместе с исчезнувшими силами и грязью на кухне образовался тот самый курящий в коридоре мужик, правда уже не курящий — просто нетрезвый.
В несколько фраз выяснился не только пьяный интерес мужика, но и категорический шарин отказ пройти в нумера; она даже миролюбиво посоветовала тому все-таки заказать себе просто нужную девочку. Отказ, увы, пришлось подтверждать ударом колена между ног, без которого он никак не соглашался и побегом из кухни нафиг мимо сложившего пополам придурка.
Сдав хозяину работу и рассказав, что у него там на любимой кухне шарится некий пьяный мужик, готовый тарелки побить, Шара в ответ узнала, что Рэм куда-то умотал в ночь и скоро должны принести еду. А еще получила обещанное свежее белье.
В номере она просто бросила его на кровать и бессильно сползла по стенке.
Что-то она становится слишком популярной.
Ей начали нравится террористы Кассиана, у тех её популярность была самая обычная: расстрел и всего делов. Прелестные люди, что ни говори.
— Блин, — с досадой поморщилась Шара потирая запястье, за которое держался нетрезвый придурок. Синяк будет сто процентов. Ладно, мало у неё синяков что ли, лишь бы Рэм не заметил — его реакцию предсказать она опасалась.
Затем присмотрелась к окружению.
От вида номера Бэй охренела: Рэм по-ходу решил не просто помыть пол, но сделать его чистым прямо как в хирургии. Делать что-то в пол силы этот человек явно не умел.
В коридоре на повышенных тонах началось бурное выяснение отношений: как поняла Шара, пьяница таки размолотил какую-то любимую хозяином матушкину тарелку. На взгляд Шары среди посуды ничего не было похожего на любимые родительские тарелки, чашки или прочие вазы, но вмешиваться она даже не подумала. Вытащив белье из кармана куртки она направилась в душевую. Посмотрела на пожелтевшее банное полотенце, хмыкнула. Позже. Еду принесут. А пока придется тренироваться в выдержке — не мокрой же потом вылетать. Простиравшись, протерла мокрой рукой батарею и повесила трусы сушится.
Еще спустя пять минут послышался стук в дверь, Шара как раз сидела на подоконнике, смотря в небо. Как там у неё? Отцу, скорей всего, уже рассказали, что дочь пропала на Джеде. А может и нет; и он тогда просто волнуется, почему дочь много дней не выходит на связь. Шара раз в неделю с ним разговаривала.
Заказ принес молодой парень, практически мальчишка, вручил пакет и сразу убежал.
В мотеле уже стояла тишина.
Поставив заказ на подоконник — потом посмотрит, что там принесли — Шара, наконец, свалила в душ. Да уж, скептически осмотрела она себя, эротики ни грамма — и чего Рэм нашел — зато неплохое такое ходячее пособие по травматологии. Правда уже подживающее, что не могло не радовать. Шара провела рукой по ноге и поморщилась — нужна была бритва. Ну что ж, пока придется обойтись водой и куском мыла.
Не всё сразу.
...И да воздадим должное её сообразительности что, когда всё это началось, она заплела волосы в косу! — материлась Шара в попытках привести шевелюру в порядок. Дернув за очень запутанный узел она зашипела и высказала всё что думает об идее носить длинные волосы.
Когда она вышла из душа, Рэма всё также не было.
— Убью идиота! — пообещала вслух она пустой комнате.
Но сначала хотелось посмотреть, что там принесли, ибо любопытство вперед неё родилось. В пакете нашлись два небольших пластиковых контейнера с жаренными колбасками, сыром и овощами (еще теплое, со странным остро-сладким вкусом), зеленый, больше похожий на жидкие сопли, соус в баночке, непонятный салат из лука, острого перца и червей, две тоненькие темные лепешки (сладкие, но твердые — Шара чуть зуб не сломала) и почти горячий чай в плотно закрытых бумажных стаканчиках (слава звёздам, хоть здесь мудрить не стали). Сахар и приборы были положены отдельно. К соусу и салату Шара прикоснуться не решилась.
Глаза закрывались.
Шара заплела косу, завернулась в честно свистнутый плед и отрубилась даже ничего не расстилая.
Спала она крепко, без снов, проснувшись, как от толчка, ранним утром, когда в комнату настырно вползал мутный весенний рассвет, навевая ассоциации с детским садом и тошнотворной казенной овсянкой.
За окном было прохладно, сыро, исправляться явно не обещало и вообще выходить в такую погоду добровольно мало кому захочется. Шара уныло зевнула, решая еще, что ли, рискнуть и поспать и натолкнулась взглядом на пустую кровать рядом.
Рэма не было.
Волнение переросло в тревогу.
Сообщения оставить этот идиот, конечно же, не подумал — пусть Шара там сама размышляет когда он вернется и вернется ли вообще. Не то, чтобы она за него сильно переживает — вот еще! — просто...ну...идиот же. С кем-нибудь поругается, поцапается, придет без одной ноги или вообще сейчас волки в овраге доедают.
Так. Она вроде обещала еще и полы — вспоминая, где видела швабру — решила Шара отвлечься от глупых переживаний физической работой. Вдруг да поможет.
Если этот идиот не появится, когда она домоет полы, она его самолично убьет. Сперва, правда, обольет грязной водичкой: будет не больно, но обидно.
Но сначала — в душ.
