[nick]Rhett Shale[/nick][status]You gave me the reason why[/status][icon]https://i.ibb.co/VNGYyD4/40.jpg[/icon][LZ]<a href="https://swmedley.rusff.me">IDENTIFICATION CARD</a><div class="lz-hr"></div><b>Мрак</b>, лично свой человек капитана Андора, экстремист, полевой командир[/LZ]
Голос Кассиана отзывается на кончиках пальцев. Ретт улыбается, щурит глаза от удовольствия. Этого очень не хватало раньше. Именно этого. Таких минут, когда можно просто сидеть вместе, говорить – вот так, трогать и целовать когда хочется, и никуда не спешить. Не думать, кто увидит.
Даже не верится, что у них все теперь будет вот так. Что и дальше будут такие минуты. И Ретт заставляет себя поверить в это – и больше не загадывать. Будет так, как будет, но вот сейчас они вместе, и так, как давно хотели.
Трудно представить, что к Кассиану никто не клеился. Это как вообще? Ретт смотрит чуть недоверчиво – на эти глаза, на линию скул, на четкий абрис губ и темную гриву, глубоко вдыхает, чтобы ощутить в напоенном травами и дымом от костра воздухе знакомый запах.
Нет, невозможно к нему не клеиться.
Рассказ Кассиана оказывается невеселым. Как будто сам по себе – и, отдельно, чьи-то дети, чьи-то подростки. Чьи-то.
Чьим был ты, думает Ретт. Как сильно ты хотел быть чьим-то. Как много они смогли тебе дать, насколько должным ты чувствуешь себя теперь, и как именно мешается в тебе долг с любовью к тем, кто тебя растил.
Он все еще ничего не знает о Восстании. Но теперь думает о нем не только как об организации, но и как о неведомой семье близкого человека, в которой может здорово не прийтись ко двору. Но все же о семье. И это… очень сложно и очень важно.
Он сбивается с мысли так же, как сбивается дыхание, когда любимый подносит к губам его пальцы. Ретт даже не двигается, будто стоит ему шевельнуться и Кассиан его отпустит. Он знает, что нет, и все равно впитывает каждый поцелуй, а потом слегка поворачивает руку, чтобы положить ладонь на щеку Кассиана и гладить его лицо большим пальцем.
- Подростком я был ужасно смазливым засранцем, - признается он и шутливо морщит нос. – Так что клеились в основном ко мне. Я злился.
Ретт вспоминает гаражные вечеринки, выигранные гонки, алкоголь.
- У нас часто бывало такое, о чем ты говорил мне когда-то на базе. Дознавательское, - он улыбается. – Про контроль. Я выигрывал гонки, бывало. У старших. Они почему-то думали, что после этого непременно надо со мной переспать. Чтобы не зазнавался. Вот этого я не любил, так что драться научился еще до Академии. А сам… Знаешь, я западал на разумных, у которых есть мечта. Которые видят, к чему идти. К нам на гонки приезжала одна девчонка. Она жила в Сенатском районе, ей к нам нельзя было, ни на гонки, ни вообще на промку, но она все равно… Ее отец был важной рыбой, хотел отдать ее в финансы, а она хотела гонять. Я ее учил и… соблазнил, конечно. Байки очень хорошо подходят, чтобы соблазнять, - Ретт улыбается, глядя на Кассиана, и вспоминает их поездки. На байке удобно трогать, обнимать, прижиматься, а невозможность не то, что ответить, а просто угадать, насколько это случайно, только добавляет огня.
- Но девственники хорошо не гоняют. Это все знают. Так что все было хорошо. Но ты уже и так знаешь, что к тем, кто мне нравится, я клеюсь без всякой совести, - Ретт протягивает свободную руку, берет лицо Кассиана в ладони и легко целует в губы раз и другой. – Просто мне не все нравятся. Есть тут один тарисец… то есть на самом деле не тарисец. Самый лучший на свете имперский офицер, то есть на самом деле не имперский.
Целует снова.
- Я так его хотел. – Ретт мурлычет. – Думал о нем по ночам. Считал. Сначала дни до увольнительной, потом часы до встречи. Думал, может, прийти к нему в комнату? Поймать в душевой? Закрыться там, сделать для него все, что он захочет. Только бы да. Только бы со мной. Вот так.
Он чуть отстраняется, отпускает Кассиана, позволяя летнему ветру тоже прикасаться к его щекам.
- А твой первый поцелуй был настоящий или по работе?
