Холод осенней ночи против тепла пальцев, губ, рук, слов. И кто же победит? Ответ был так же легок и ясен как ход гашетки под пальцем, когда мишень попадает в линии прицела.
Линии прицела сегодня сходились в глазах Уэса.
Вега выгнула спину, чтобы ему было удобнее целовать и гладить, тихо выдохнула сквозь приоткрытые губы, когда руки заскользили по ее бокам, бедрам, спине. Такие теплые.
- А справишься? – тихо рассмеялась она, прижимаясь губами к его шее, прослеживая ход бьющейся под языком артерии от нижней челюсти до места, где сходятся ключицы.
На вкус он был как ветер, только не этот, стелющийся вдоль земли, колышущий деревья и траву, а тот, настоящий, из верхних границ атмосферы, когда несешься сквозь них и не видишь его, не слышишь, но чувствуешь всей кожей, даже сидя в кабине.
- Возьми все, - прошептала Вега в ямку между ключиц, и длинно скользнув языком влево, слегка укусила Уэса за плечо. – Все, что сможешь, все твое.
Откуда ему знать, что она – это не только ночь в чистом поле, сказки и каф, это еще и грабеж, и «ашка», стоящая сейчас на ремонте, и не до конца сведенные шрамы, которых почти не видно, но только почти, и поэтому ночь в поле – это хороший выбор, особенно когда фонарь бросает мятущиеся тени на кожу, маскируя следы, и если ей повезет, Уэс будет достаточно увлечен всем остальным, чтобы не обращать внимания на мелочи.
Или, хотя бы, не спрашивать.
Уэс был такой дразняще нежный, но из-за этой нежности рвалась страсть, о которой тоже хотелось знать все.

- Требую, - выдохнула Вега, улыбаясь и прижимаясь крепче. Уэс, похоже, был тем еще авантюристом, она любила таких – дающих волю рукам, губам, языку.
- Прошу, - она накрыла ладонью его штаны пониже пояса, тут же ощутив в ладони, как сильно он нуждается в этом разрешении. Требовании. Просьбе. Во всем сразу. В ней.
- Ты знаешь, говорят, как мужчина занимается сексом, так он и летает, - Вега говорит это и легко сжимает руку, снова и снова. – Или наоборот…
Ей очень нравится ладонь Уэса под краем белья, но белье уже лишнее, и юбка, и вся одежда, что еще на них осталась. Поэтому она дразнит. Проводит кончиком языка по его губам. Крепче держит его внизу, обхватывает плотней.
- Я, конечно, не проверяла…
Это неправда.
- Не сравнивала…
Это тоже неправда. Хорошие пилоты вовсе не обязательно хорошие любовники, но манера любить и манера летать часто похожи. Вега любит рисковать, иногда рисковать зря, и то, что она делает сейчас, отлично укладывается в эту теорию.
- А ты как думаешь?
Уэсу будет сложно ответить, потому что Вега тут же целует его, настойчиво, почти по-мужски. Ей так горячо, что даже осенний ночной воздух кажется теплым.

Нет, про небо ему знать не надо. Это один из тех секретов, которые лучше держать при себе, особенно если он летает. Поэтому Вега, оставшись голышом в руках осеннего ветра, встает на колени в траву, помогает Уэсу стянуть штаны и белье. Было бы отлично распороть все это ножом, бросить рядом, но она тут в отпуске, она тут не пиратствует, просто отдыхает, поэтому можно нежно, можно хищно, можно как угодно, но без ножа.
Но кое-что Вега все-таки себе позволяет. Она толкает Уэса в плечи двумя руками сразу, недвусмысленно требуя лечь, а потом склоняется над ним и рисует языком узоры на его животе, чувствительно прихватывая зубами кожу. Спускается все ниже и ниже, обхватывает его рукой, играет с ним, дразнит, растягивает удовольствие – свое и его, и при попытках приподняться или шевельнуться недовольно упирается свободной рукой в его грудь.
Потом берет его губами.
Она тоже следует этому принципу – бери все, что сможешь.

Несколько долгих, сладких, жарких, важных и скользящих минут Вега слушает хриплые выдохи и стоны. Ей нравится, какой он отзывчивый, как теряется в том, что она с ним делает. Как не кладет ладонь ей на затылок, чтобы удержать.
Многие любят. Поставить на колени, использовать женский рот вместо собственной пятерни. С Уэсом хорошо.
Вега хищно улыбается, легко кусает его за живот, когда чувствует, что мужское тело напрягается слишком уж сильно. Она играет. Доводит его до первых огней перед глазами и позволяет немного остыть. Целует его живот и бедра. Потом снова берет в рот.
Он заслужил. Потому что смелый. Потому что умеет сделать фонарь и уйти в ночь. Потому что ни о чем не просил.

Очередь Веги стонать в ночь. Она не отказывает в этом ни себе, ни Уэсу. Почти поет звездам. Они бесстыдно смотрят с высоты, и Вега так же бесстыдно разводит ноги шире, запускает пальцы в короткие волосы любовника.
С ним очень хорошо. Он умеет. Ох, как он сладко думает не только о себе.
Вега мурлычет, стонет и даже хныкает, когда внизу становится очень-очень горячо. Ее давно не любили так. С таким вкусом и так стильно.
Она сгибает ногу, ставит стопу на плечо Уэсу.
- Иди ко мне, - выговаривает, поймав дыхание между стонами. Если повернуть голову, станет виден фонарь, тихо горящий в траве. Языки пламени пляшут так же, как язык Уэса внизу, и Вега не может понять, ласкает ее мужчина или все тот же огонь. В голове все путается.
- Еще.
Она обычно никогда не просит, но сегодня ей хочется просить. Уэс хорош. Она уже понимает, что не будет расставаться с ним утром, не уйдет завтра и послезавтра, до самого конца отпуска. Они успеют облежать все окрестные кусты, сарайчики, дома и даже ее спидер, и последнее – обязательно.
- Полетели… отсюда.
Она тянет Уэса на себя, но на самом деле не тянет, конечно – только требовательно дотягивается до его плеча, изгибается под ним, потому что ей страшно хочется большего. Чувствовать его. Чувствовать себя в руках, под его весом. Чтобы он закрывал ее собой от этого неба и этой ночи.

В этот раз она даже не пробует вести, только стонет под ним, подаваясь навстречу, чтобы плотнее смыкались тела. Иногда выходит тихо, иногда громко, иногда на ухо, иногда во влажную шею. Им хорошо вдвоем, и Вега даже не открывает глаз. Бессовестно не открывает, даже когда кусает Уэса за плечо от избытка чувств. Даже когда целует его – иногда в шею, иногда в лицо, иногда в то же плечо, сухо и коротко, потому что ей надо дышать и стонать, а целовать некогда, и может, даже не нужно, но она всегда делает то, что ей хочется.
Сила и скорость. Ей нравится. Им отлично вдвоем. Сегодня она даже не хочет, чтобы его у нее отобрали. Кто? Да неважно. Его дела. Ее дела. Его знакомые. Ее подельники.
Остро пахнет осенью, сексом, горячей мужской кожей, мокрой землей, звездами.
Вега кончает под ним, но он не останавливается, и она кончает снова, и даже дрожит от того, как хорошо, и держится за Уэса руками, бедрами, прикусывает зубами кожу.
Когда все кончается и крепко зажмуренные глаза получается открыть, она выпускает любовника, но не совсем. Разжимает руки, но не ноги, сплетенные вокруг его талии. Потягивается под ним, заводит руки за голову. Смотрит темными глазами.
- Я живу в твоей постели, - сообщает она шепотом так, словно это не подлежит обсуждению. – До конца отпуска.
Шальная мысль заставляет ее тонко улыбаться, потому что она думает, не сманить ли его в пираты. Крей попробует его убить. Что ж, тогда она убьет Крея. Или он.

Веге так нравится, как ее гладят, что она совершенно этого не скрывает. От влажной земли тянет прохладой, а у Уэса теплая ладонь. Вега изгибается, подставляет нужные места.
- А когда у тебя заканчивается отпуск? – интересуется она, едва шевеля припухшими от поцелуев губами. Ей лениво даже говорить, и она явственно делает исключение для Уэса, потому что он хорош и потому что он ее гладит. – Мой не заканчивается. Я здесь, чтобы как следует отдохнуть.
Она приподнимается, чтобы поцеловать его, слегка прикусив нижнюю губу.
- Нет, я не знаю, что такое «как следует». Когда надоест. Но я думала, что мне надоело еще вчера.

- Куда ты хотел бежать? – с неподдельным интересом спрашивает Вега и ласково гладит Уэса кончиками пальцев по лицу. В основном по щекам – ей нравятся его скулы.
У нее есть масса своих вариантов, которые можно предложить, но любопытно, куда хотел он. Что угодно покажется лучше, чем санаторий для благопристойных таанабских семей, но именно поэтому Вега решает быть разборчивой. Сменить одну скуку на другую – какой в этом интерес?
- Укради меня отсюда, - предлагает она, с легкой непосредственностью противореча своим же мыслям. – Свяжи меня, забрось в спидер и увези. Только завяжи глаза.
Она льнет к его груди, обнимает за шею.
- Всегда хотела узнать, как это, когда тебя увозят.
Вега чуть крепче сжимает ноги, плотнее обнимает Уэса бедрами, улыбается ему в губы. Сообщает шепотом:
- Я видела, как такое делают. Сделай для меня.

Выражение его глаз на миг становится смешным, и Вега всерьез гадает, не откажется ли он сейчас, не струсит ли. Она улыбается – чуточку лукаво, чуточку хищно, смотрит невинно из-под длинных ресниц. Мол, что?..
Потом он вдруг соглашается, и делает это с таким энтузиазмом, что теперь Вега смотрит заинтересованно.
Может, она ошиблась? Может, он сам пират? Может, он работорговец?
- Люблю, - шепчет она. То ли в ответ, то ли ему.
Пока ей нравится обнимать его ногами и подставлять шею и грудь под поцелуи, он может везти ее куда угодно.
Вега даже не думает, как будет выбираться, если всерьез попадет в неприятности. Как всегда? Как нибудь? Какие неприятности могут быть неприятнее Крея?
Интересно, а Уэс сможет быть неприятнее Крея?
- А ты не пират? – спрашивает она и улыбается, чуть приоткрыв губы. Тянет шепотом округлое «оооо», запрокидывает подбородок, чтобы целовать было удобнее. Ей хорошо, потому что ему хорошо, и она чувствует это «хорошо», и жарко дышит. На самом деле, ей все равно, пират или нет.
Будет неловко оказаться в лапах полиции, а все остальное ей понравится.

После первого утреннего кафа она сбегает прямо в рубашке Уэса, небрежно перебросив свою одежду через руку и не обращая внимания на осуждающий возглас из соседнего домика.
На ее юбке и особенно на белой блузке зеленые полосы травы. На длинных ногах, прикрытых рубашкой едва ли ниже ягодиц, следы поцелуев. На шее тоже, и в вырезе рубашки, и на всем теле, и ей это нравится так сильно, что, убегая, она кружится на ходу и смеется, и машет Уэсу рукой.
Проводить с ним весь этот день Вега не хочет. Она хотела бы, но еще больше ей хочется, чтобы он ждал следующей встречи и думал, придет ли она снова.
Она приходит вечером, в том самом черном шелковом платье, и почти церемонно подает ему рубашку, пахнущую теперь не только его одеколоном, но и ее альдераанскими духами.
На Веге снова нет белья, и она не думает, что оно потребуется ей до утра, но держится она сдержанно и провокационно. Целует Уэса при встрече и не дает целовать себя в ответ, уворачивается и тянет его за руку. От домика администрации санатория, возле которого стоит сцена, уже слышна музыка. Сегодня здесь танцуют.
Вега так же уместна в своем черном платье и открытых босоножках на высоком каблуке среди местных отдыхающих, как любая из этих мам и бабушек в цветастых туниках была бы уместна в казино Кантоники, но ее это не заботит. Она танцует с Уэсом, и снова танцует с Уэсом, и иногда целует его в шею, а потом над ними зажигаются бумажные фонари, и Вега бархатно просит отвести ее в фотозону, где на фоне ближайшего сарая живописно сложены кучки сена, накрытые каким-то тряпьем, чтобы можно было сесть, и расставлены чучела в народных таанабских костюмах.
Одно из чучел устремляется к ним с предложением сделать для них совместное голофото, и Вега невольно прячется за плечо Уэса, дернув рукой к бедру, на котором нет кобуры, и потом скрыто волнуется, заметил он или нет.
Когда она садится на расстеленный плед и сено немедленно колко впивается в тело, по ней этого не заметно. Она смотрит на спутника загадочным глубоким взглядом и просит принести попить, и вытягивает ногу, чтобы посмотреть, сильно ли натерли ремешки босоножки изящную лодыжку.
Каблуки очень неудобны, но слишком красивы, чтобы от них отказываться. Даже если танцевать приходится на земле.
Чучело – фотограф – все-таки щелкает их с Уэсом именно в этот момент, и голография выходит неожиданно чувственной. Вега решает, что не будет ее удалять.

Издалека доносятся голоса, но Вега слушает только дыхание Уэса. Его поцелуй словно демоверсия того, что он мог бы сделать с ней прямо сейчас. Глубоко и сильно. Прямо в этом платье. Прямо у опоры.
Вега уступает ему так мягко и нежно, словно на двоих у них сейчас только его опыт. Словно она девочка, сбежавшая с выпускного бала, и ее впервые увели в такую тень. Она доверчива и послушна, и у нее перехватывает дыхание.
Неловкости в ней по-прежнему нет, это было бы наигранно, а она играет в другую игру.
Она позволяет Уэсу увидеть, как подрагивают приоткрытые губы, когда он прекращает ее целовать. Как бьется пульс на шее, когда она поднимает к нему лицо и безмолвно просит еще. Как блестят ее глаза в темноте.
Ей сладко и жарко, и она прижимается к его бедрам и знает, что не сможет отойти от опоры, если он ее не удержит. Голова кружится, и ноги подгибаются. Совсем чуть-чуть. Но сейчас он ей нужен даже для того, чтобы стоять.
Вега дышит ему в шею, потом берет его за руку, на миг сжимает его пальцы и кладет его ладонь себе на бедро. Черный шелк легко скользит вверх по голой коже, гладит ее, но тепло ладони Уэса нравится Веге больше. Чувствовать его сквозь ткань – еще одна игра, от которой она дышит быстрее.
Вега приопускает ресницы.
- Пожалуйста, - просит она как хорошая девочка. Ей нужно, он заводит ее, даже когда просто стоит так рядом, прижимает, смотрит. – Пожалуйста, возьми меня сильно.
Она звучит так мягко, так моляще, так искренне и обнаженно, словно не понимает, о чем просит, и как звучат ее слова. С такой легкостью просят поправить ремешок босоножки или дать стакан воды после жаркого дня.
После очень жаркого дня.
Вега едва заметно облизывает губы. Между ними нет воздуха. Она сможет дышать, если Уэс ее поцелует. Если...
Она так хочет его, что беззвучно всхлипывает.
Игра в невинность и сдержанность кружит ей голову не меньше, чем ему, и теперь она в своей же ловушке, и в его руках, и ей так хорошо от этого, что даже немного страшно.