До Кре'фея Тайко так и не дозвонился. В одном месте ему просто не ответили, в другом сказали, что господин министр занят, в третьем тоже не ответили, в четвертом спросили, кто он такой и где взял этот номер.
Пришлось отложить эту идею до утра.
До утра он откладывает и идею поговорить с Веджем о том, что они будут делать дальше. Надо бы лечь спать пораньше.
Пораньше не получается: он углубляется в чтение приказов и распоряжений, изданных по кораблю и до его прилета, и уже после, пытается найти в них больше информации, чем у него уже есть. Вот, к примеру, рапорта Разбойной о поломках... и еще, и еще.
Э, малыш Гэвин, так дела не делаются. В том смысле, что дела делаются не так. Тебе тяжело, нервно, страшно, ты явно сдал после Хосниана... было бы странно, если бы не сдал. Удивительно, как ты вообще держишься.
Идею поговорить с Гэвином Тайко тоже откладывает на завтра.
А потом к нему прибегает доктор Калум с большими испуганными глазами. Капитана Калум - испуганную девушку Грейс - сейчас саму нужно напоить чаем и завернуть в одеяло, но куда там, она же доктор, она же должна.

Через два часа Тайко берет с собой пачку яблочного сока, бутерброды, комлинк и отправляется к Гэвину. Капитан сказала ему об охране, но он всё равно не верит глазам своим, встречая часовых у палаты. Селчу готовится спорить, угрожать, требовать сюда Веджа, но ничего этого делать не приходится - его пропускают.
В палате тихо, сумрачно и пахнет лекарствами. Но как будто не лекарствами, но горем. Горьким-горьким горем, которое копилось, копилось, копилось и расплескалось через край. Сразу вспомнились ему и слова Винтер, и то, как и почему вернулась Асир, и то, каким он увидел Гэвина на Крайте. А потом всё вроде бы сгладилось, прошло, залегло на глубину. Только разве может такое пройти?
- Гэвин, - негромко зовет Тайко, подходит ближе, кладет гостинцы на тумбочку, садится на стул у кровати. Стул ему подали из коридора, стула здесь не было. - Мне сказали, ты уже не спишь. Как ты себя чувствуешь? Я могу позвать доктора, хочешь?

От такой реакции Тайко теряется: чего угодно он мог ожидать, но не этого. Он бы понял, если бы Гэвин кинулся на него, требуя выпустить его отсюда, если бы злился, если бы кричал. Он бы понял, если бы Гэвин лежал неподвижно и не обращал на него ровным счетом никакого внимания: тут и успокоительные препараты, и депрессия, и апатия. Но Гэвин... боится?
Вот это ничего себе. Это хуже, гораздо хуже. Это просто катастрофа.
- Ну что ты, Гэвин? - Тайко показывает ему пустые руки и кладет их на колени открытыми ладонями вверх. - Не бойся. Я принес тебе поесть. Сок и бутерброды. Хочешь? Еще тут где-то была обычная вода. Зачем ты боишься? Не бойся. Я ничего плохо не сделаю. Доктор Калум рассказала мне, что в тебя стреляли. Я испугался. Пришел как только она разрешила.
Тайко говорит медленно, мягко, короткими и простыми предложениями, делая между ними небольшие паузы. Так иногда приручал испуганных студентов-первогодок, с которыми от переизбытка новых знаний и впечатлений порой случалась неподдельная истерика. Но одно дело - успокоить растерянного подростка, а совсем другое - вот... полковника Дарклайтера, героя двух войн и так далее, и тому подобное.
Эх ты, малыш Гэвин. Как же они все - все, все, и особенно он сам - вот так взяли и просмотрели, взяли и не успели.
Что у них там случилось с Веджем? Вообще-то... картину легко построить, если начать думать. Вот рапорты Гэвина о поломках, совершенно сюрреалистичные и идиотские рапорты. Вот доктор Калум, которая говорит, что в Гэвина стреляли. Вот приказы Веджа об отстранении с формулировкой "нападение на...". Так кто на кого напал? Ведж не появлялся в медблоке. Никто, кроме Гэвина, не появлялся в медблоке.
Если встать на пути у стихии, стихия тебя сметет...
- Я не от Веджа. Сам по себе. Я бы хотел тебе помочь.
Всем вам. Хоть кому-нибудь.

- Давай открою? - Тайко медленно, осторожно протягивает вперед руку, но не забирает у Гэвина сок и даже не слишком приближается к нему, чтобы не спугнуть. - С эскадрильей всё будет в порядке.
С ней было бы все в порядке в куда большей степени, если бы Гэвин не сделал всё то, что он сделал. В этом Селчу уверен: уверен в том, что даже если - когда? - Ведж начнет боевые действия, он не станет бездумно бросать на корабли Осколка эскадрилью за эскадрильей. Может, в каком-то смысле Антиллес и рехнулся, но точно не в этом. Воевать он будет хорошо, даже лучше, чем прежде, воевать он будет решительно, но вдумчиво, нет - продуманно, эффективно, не тратя понапрасну ресурсы. Уж точно он не растратит зря Разбойную. Себя - да, эскадрилью - нет. Эта эскадрилья для него значит много, и...
Но ведь и Гэвин для него много значит. И Гэвин лежит сейчас здесь: сломленный, сломанный. И может ли теперь он, Тайко, говорить "я знаю, как поступит Ведж"? Знал ли он, что Ведж поступит - так? Как сделать эту поправку на обстоятельства, на какой коэффициент горя множить поступки, до какой крайности предполагать крайние меры?
До самой крайней крайности, до той, где он говорит себе "да ну, нет, нет!" - вот до этой крайности.
- Я не буду утешать тебя заверениями в том, что Ведж не развяжет войну: я не джедай, чтобы знать, что там творится в его голове. Но даже если что-то начнется, есть как минимум два варианта. Первый: получив приказ вступить в бой, эскадрилья разворачивается и всем строем уходит в гипер. Расстреливать никто не станет, а если ты думаешь, что станет - подумай еще и о том, что просто не успеет. Уверен, в скорости твоих ребят у тебя сомнений нет. Второй вариант: эскадрилья всё же вступает в бой. Ты же не думаешь, что им велят в одиночку штурмовать "Химеру"? Не думай. У Веджа не всё в порядке с нервами, но воевать он не разучился. И в любом бою я всё еще ставлю на Разбойную. Ты не хочешь, чтобы им пришлось воевать. Я тоже не хочу. Ты выбрал очень вызывающий метод протеста и... вот, видишь, чем это закончилось. Хочешь поговорить о чем-нибудь? Хочешь, позвоним твоим мальчикам? Или Асир? Ведь ты не один. Сейчас ты думаешь, что всё опять рушится, но сейчас - не так. Еще можно остановить, исправить. Вы даже можете помириться. Но давай пока не будем об этом. Давай о тебе. Поговори со мной?

- Хорошо, выпью, - спокойно соглашается Тайко, несколько раз встряхивает коробку с соком, открывает и делает два больших глотка, так, чтобы сока в коробке стало ощутимо меньше.
С каждым словом Гэвина становилось всё понятнее, насколько с ним на самом деле не всё в порядке. С Веджем ли, без Веджа - обратно на работу ему нельзя. Еще долго будет нельзя. А что его вылечит, если не работа? Поможет ли присутствие Асир и сыновей? Как с ним вообще быть? Тайко никогда не имел дела с такой степенью отчаяния. Он даже сам до такой не доходил. В Лусанкии было по-другому... и после - тоже.
- Вот видишь, с соком всё в порядке. Пей. И лучше сядь, иначе подавишься. Разбойную я отсюда увести не могу, подумай сам: во-первых, я по-прежнему в отставке, во-вторых, это не моя собственность, чтобы я мог взять и увести их. У тебя там не детский сад, захотят - сами всем составом выйдут в отставку, прецедент имеется.
Тайко осторожно передает Гэвину открытую коробку сока, чтобы тот ничего не уронил и не расплескал, и думает, а не начать ли врать напропалую. Дарклайтер всё равно не скоро покинет стены военного госпиталя, где его аккуратно и профессионально уберегут от новостей. Так не начать ли разговаривать с ним как с душевнобольным, потакая всем просьбам?
Мерзко как-то от этой мысли.
Нельзя же вот так взять и списать со счетов друга и ученика. Вдруг ему хватит пары-тройки дней, чтобы справиться с этим? Вдруг нужно совсем немного, чтобы он снова взял себя в руки?
Ох, вряд ли...
- Но я поговорю с Кре'феем, с президентом, до кого там еще можно добраться. И с Веджем тоже. У меня на это есть как минимум трое суток, и я сделаю всё, чтобы эта война не началась. Ты мне не веришь, ншаверное. Попробуй поверить. Расскажи мне, почему всё закончилось так, почему Ведж в тебя выстрелил? Я еще не был у него, я очень хотел увидеть тебя, поговорить.

Тайко не знает, радоваться ему проблеску интереса в глазах Гэвина или ругать себя за то, что не смог удержать язык за зубами. Но теперь уже ничего не поделаешь, придется сказать. Сейчас нельзя отмалчиваться или отмахиваться, нельзя спугнуть Гэвина даже намеком на вранье или какую-нибудь недомолвку.
- Ведж дал Империи трое суток на то, чтобы выдать тело. Не думаю, что Даалу хоть сколько-нибудь интересует, сколько суток есть у Империи, не думаю даже, что она передаст эту информацию дальше. Зато трое суток есть у нас. У Яссена, у Кре’фея, у меня.
Веджу кажется, что для него никто ничего не делает. Гэвину кажется, что никто ничего не делает для того, чтобы остановить Веджа. Когда он летел сюда, он думал о том же, о чем эти двое, но теперь не готов согласиться ни с одним, ни с другим. Просто оба порют горячку. Обоим больно, обидно и страшно.
- Думаю, этих трех дней будет достаточно. Я успею достучаться до Кре’фея, но даже если нет – он и сам не дурак. Наверняка сначала попытается по-хорошему, но даже если нет – всегда можно сделать по-плохому. Разослать по кораблям приказ об отстранении, приказ о назначении нового командующего и приказ отойти от границы. Эти корабли – не его собственность, а разумные на них вряд ли фанатично преданы генералу Антиллесу лично. Все закончится, не начавшись.
Отчасти Тайко успокаивает сам себя – и в общем-то верит в то, что говорит. То, что кажется неминуемой катастрофой, при ближайшем рассмотрении кажется решаемой задачей.
А если все-таки нет?..
А если все-таки нет, об этом придется думать уже не Гэвину. Гэвина за эти трое суток успеют забрать в какой-нибудь госпиталь и оградить от тревог.

Сложно спасти того, кто не хочет спасаться – Тайко мог бы сказать это как о Ведже, так и о Гэвине.
- Я постараюсь, - вместо этого обещает он. – По крайней мере, я не оставлю его одного, а там посмотрим.
Это – то единственное, что он твердо и окончательно для себя решил. Будет ли он пытаться остановить Веджа или пойдет с ним до конца – этого Тайко еще сказать не мог, решения в его голове менялись от часа к часу, от разговора к разговору, то он думал, что в случае крайней необходимости остановит друга любой ценой, то снова сомневался, стоит ли это делать. В этом непрекращающемся мысленном сумбуре неизменной была лишь уверенность в том, что оставлять его одного никак нельзя.
- И эскадрилья тоже без присмотра не останется. Позовем Хобби, допустим. Как видишь, его до сих пор нет на «Сюрпризе», а значит, он не очень-то горит желанием участвовать во всем этом. Хороший комэск для твоих ребят, сможет за них постоять и погоняет на тренировках, пока ты не вернешься. А ты обязательно вернешься, слышишь меня? Все уладится. Если ты не веришь, я буду верить за тебя.
Ему бы за себя поверить для начала. Но Тайко сейчас и сам на минуту верит в то, что говорит, потому выглядит весьма убедительно. Ему очень хочется увидеть хотя бы малую искру надежды, хотя бы какой-то отклик на свои слова, но глазами Гэвина в него как будто заглядывает бездна. Беспросветнаяя, бесстрастная и безнадежная бездна.
- Только пообещай мне слушаться врачей. Брось все эти наши военные замашки про побеги из медблока, хорошо? Если станет совсем уж зверски скучно, звони мне, я тебе свежих баек по кадетов расскажу. Нет, серьезно, Гэвин, слышишь мен? Выздоравливай как следует, мы с тобой еще полетаем.
В этот момент невыносимо тоскливо было от понимания того, что Дарклайтер никуда не побежит. Бегают жизнерадостные, целеустремленные, а такие, как он сейчас… такие нет. И все-таки Тайко нарочно говорит с ним какс прежним, как со здоровым.

- Я вернусь, - Тайко отвечает спокойно, не отводя взгляд, не двигаясь. – Мы все вернемся.
Он не может этого обещать, а потому даже не пытается. Он может только что-то делать, принимать какие-то решения, смутно надеясь, что эта дорога приведет его – их всех – к некому удобоваримому финалу. Финалу, в котором больше не будет ничьих смертей, не будет войны – государства с государством и человека с человеком.
Слишком идиллическая картинка, чтобы быть правдой.
Но другая убьет их всех.
Они слишком крепко спаяны, сцеплены, срощены, даже если не хотят этого признавать. Можно не видеться годами, можно мотаться по противоположным окраинам Галактики, но когда приходит беда, то вот они. На одном корабле. В одной связке. И если возвращаться, то всем. А если падать в бездну, то… никому.
Слишком идиллическая картинка, чтобы быть правдой.
Но другая убьет их всех.
Когда Гэвин резко отпускает его руку и отстраняется, Тайко по-прежнему не двигается. Только через несколько секунд он очень медленно, очень осторожно убирает руку, распрямляет спину, чуть отодвигается.
- Асир была рада письму, но больше – расстроена тем, что ты улетел так рано, не попрощавшись. Спрашивала, когда ты улетел, не просил ли чего-то передать на словах. Потом снова спрашивала о тебе, когда я залетал на базу на несколько часов перед тем, как мчаться сюда. Спрашивала, не виделись ли мы. Я ответил, что немного виделись и что твой ведомый никуда не годится, - Тайко усмехается, припоминая бой. Бой вышел… скверный, но вышел бы, наверное, еще хуже, не отвлекай он тогда Дарклайтера. – Она рассмеялась и сказала, что в таком случае попросится в Разбойную, когда я заберу у нее обратно моих кадетов. Она расстроится, узнав, что с тобой случилось, но ей нужно это узнать. Когда мир рушится, рядом должен быть кто-то близкий. Я, знаешь ли… знаю, о чем говорю, - многозначительно завершает он рассказ с грустной улыбкой.
Он знает. Да и сам Гэвин знает тоже, только в тот момент, когда блуждаешь в темноте, сложно вспомнить, где включается свет. Тайко очень надеется, что Асир станет для Гэвина светом, как для него самого светом когда-то стала Винтер.

Тайко видит, как глаза Гэвина наполняются слезами, и ждет, что вот-вот щит отстраненного равнодушия, созданный наполовину лекарствами, наполовину – собственной защитной реакцией, даст трещину и развалится. Но когда через несколько мгновений это происходит, он все равно вздрагивает от неожиданности и в первую секунду теряется – что теперь делать, что говорить?
Одной рукой он обнимает Гэвина за плечи, а другой гладит по голове, как маленького ребенка, пришедшего к отцу с самым горьким горем на свете. Когда ты маленький, каждое горе у тебя самое горькое, а когда вырастаешь – все время пытаешься делать вид, что нет у тебя никакого горя, что тебе все по плечу, что ты самый сильный.
А потом ломается что-то внутри, когда доходит до предела.
Тайко держит Гэвина за плечи, когда тот плачет и вот, держит, когда он вырывается, когда немного стихает и только всхлипывает – держит все равно и снова гладит по голове, немного покачивается вместе с ним из стороны в сторону, словно убаюкивает.
У него нет детей, но вместе с тем у него их очень много. Сколько составов Разбойной, сколько кадетов… и две своенравные птахи Антиллеса, конечно. Вот и Гэвин – полковник, комэск, герой двух войн – тоже его ребенок, старшенький. Помнится, под конец какой-то из дружеских попоек они с Веджем выясняли, кто Гэвину отец, а кто мать, но так и не пришли к единогласному решению. Или каждый раз решения были разные? Сложно, знаете ли, вспомнить все пьяные споры.
Дурацкие мысли лезут в голову, пока «сын» всхлипывает у него на плече.
И еще – менее дурацкие – про то, что надо сказать доктору Калум, что надо бы повторить пациенту успокоительное.
- Нам много раз в жизни кажется, что жизнь закончилась, - начинает Тайкого, когда Гэвин у него на плече всхлипывает все реже и реже, - но она, упрямая, продолжается опять и опять. – Я не могу сказать, что понимаю тебя, я никогда не чувствовал себя преданным. Но бывали времена, когда я чувствовал себя сломанным. И у тебя тоже бывали такие времена, верно? Но жизнь снова и снова находила для нас хорошие времена. Ты любишь Асир – думай об этом, хорошо? Только это сейчас важно. На ситской «Лусанкии» я думал о Винтер, ну, мне кажется, что я думал. И, видишь, уже тридцать лет прошло. Тебе всего сорок пять. У тебя еще столько же в запасе. Может, сейчас ты и не хочешь думать об этом, но хотя бы запомни мои слова.

Хотелось бы ему знать, какая часть его слов дошла до Гэвина и дошла ли какая-нибудь вообще. Вот во взаимодействии с техникой: ты направляешь запрос и получаешь ответ, а если не получаешь, то можно узнать, где в процессе передачи данных произошла ошибка, и исправить эту ошибку. Только люди – к счастью или нет, сложно сказать – не дроиды.
- Найду где-нибудь, - легко обещает Тайко, не задумываясь, где именно найдет. Уж где-нибудь на звездном разрушителе найдется чистый комм, особенно когда половина команды (больше?) не в курсе, ты еще генерал, уже генерал или всегда им был, просто уйдя в длительный отпуск. Допуск есть – стало быть, генерал? – Принесу тебе часа через три-четыре или чуть позже, но не переживай, в любом случае успею до твоего отлёта. Запишу туда номер Асир и свой, вдруг я тоже зачем-нибудь тебе понадоблюсь.
Перемена от Гэвина, который смотрит сквозь предметы и молчит, до Гэвина, который просит комлинк – это вроде бы хорошая перемена. Тайко хочет так думать. Он не знает, помогут ли Дарклайтеру врачи и медикаменты, и не может на это повлиять, поэтому пользуется теми методами, которые всю жизнь помогали ему самому – помощью друзей. Если бы после уничтожения Альдераана он не встретил новых друзей в Альянсе, если бы после «Лусанкии» его не поддерживал Ведж, если бы Винтер не приходила навестить его в тюрьме на Корусанте – что бы с ним было? Его бы, скорее всего, уже просто не было.
Ему хотелось бы сейчас поддержать Гэвина лучше и больше, хотелось бы поехать с ним. Но приходится делать выбор, и выбор очевиден.
- Тебе нужно еще что-нибудь? Как ты знаешь, я отъявленный контрабандист, - Селчу усмехается.
Жизнь в Разбойной учит разумных самым разнообразным вещам.

- Ну-у...
Тайко теряется от неожиданного вопроса, а от взгляда Гэвина даже отстраняется чуть в сторону - настолько, насколько позволяет мертвая хватка пальцев Дарклайтера на его запястьях.
Вот так расслабишься, начнешь говорить с человеком как с нормальным... И зря. Селчу, так тщательно подбиравший слова в начале разговора, явно промахивается, потеряв бдительность. И что сказать теперь? Что понятия не имеешь о планах врачей, просто предполагаешь, что такое здесь не лечится? Так ведь не поверит же, хотя это и чистая правда.
- Ведь на корабле нет условий, которые тебе нужны, вот я и предполагаю, что через несколько дней тебе предложат перебраться в какой-нибудь планетарный госпиталь. Мне не раз приходилось видеть, как в следствие... как бы это назвать?.. психического перенапряжения разумных направляли на лечение на поверхность. Даже в вонгскую отправляли в тыл. Там свежий воздух, нормальный вид из окна и можно гулять по красивым паркам. Я б сам слетал...
Тайко вздыхает с искренней тоской во взгляде.
Он бы правда слетал. Чтобы кормили, пускали поплавать в бассейне, назначали прогулки по три раза в день и восьмичасовой сон. А лучше десятичасовой. Чтобы окна на цветущий сад, просторная комната и датапад, в котором только книги и музыка, и никаких новостей. И чтобы обязательно Винтер рядом. Или хотя бы Винтер, заботливо приносящая фрукты в эту его обитель покоя. Эх, он бы слетал!..
- Но это пока что мои предложения, а не медицинские предписания. Не хочешь на поверхность - ну, поговоришь с доктором Калум, она очень милая понимающая женщина.
Она сказала, что он сам не умрёт прямо сейчас, например - разве не прелесть?
Она не оставит Гэвина здесь, но пусть бы Дарклайтер поверил сейчас в возможность переговоров и уговоров.
- Но я бы советовал тебе соглашаться. Во-первых, на планете ты выздоровеешь быстрее. Во-вторых, Асир будет сложнее попасть сюда, чем мне, да и допустимо ли ей светиться в республиканском флоте? На любой планете вам будет проще встретиться.

Отредактировано Tycho Celchu (17-11-2022 17:44:09)