В медблоке светло, тепло, тихо и пахнет медблоком.
Почти как на базе. На базе она редко оказывается в роли пациентки, но часто навещает своих. Потому что "своих" много, и кто-нибудь постоянно влипает в неприятности.
Здешняя врач немного похожа на их доктора Калонию, только моложе. Может быть, просто все врачи похожи друг на друга?
Доктор читает ей лекцию, пока проводит все необходимые обследования. Лекция в целом сводится к тому, что некоторые безалаберные летчицы могли бы склеить ласты, отбросить коньки и вообще бесславно окончить свою карьеру в сегодняшнем никому не нужном бою, а так же во вчерашнем, позавчерашнем и том, который был месяц назад.
Каре этим не впечатляется. Она думает о другом, о том, что могла подвести своих, о том, что кто-то мог погибнуть из-за того, что она потеряла контроль над ситуацией.
Доктор еще говорит о том, что сейчас - самое опасное время, что плод еще недостаточно окреп и не обзавелся защитой.
Каре спрашивает, сколько еще времени у нее есть для безопасного аборта.
Доктор поджимает губы, но отвечает, сейчас же обозначая и возможные последствия.
Каре спрашивает, можно ли ей пока летать.
Доктор говорит, что при нормальном самочувствии разрешены вылеты на патрулирование, боевые - нет.
Каре молчит о том, как заканчиваются некоторые патрульные вылеты.
Потом ее укладывают в белую постель в белой палате, где пустуют еще две кровати. Кровать слишком большая, слишком мягкая и слишком белая, но сопротивляться как-то неловко. И даже, пожалуй, опасно, когда тебе вливают что-то сразу в две вены. Каре не спрашивает, что - всё равно не поймет, но чувствует, как отступает тошнота, головная боль, слабость и даже страх. Беспокойство многих и многих последних дней притупляется. Понятно, что под действием лекарства, а не само по себе, но и пусть, Каре не против. Через пару часов, когда все трубки и проводки сняты, она даже думает, что могла бы уснуть, когда врач заглядывает в палату и интересуется:
- Посетителей пускать?
- Обязательно! - обрадованно вскидывается Каре, решив, что это вернулся По, но потом запоздало додумывает: вдруг нет?
Но ведь он обещал.

- Я нормально, - охотно отзывается Каре с преувеличенной бодростью. Это "нормально" гораздо больше похоже на нормальное "нормально", чем то, которое было в крестокрыле. - В меня чего-то влили, и теперь не тошнит. Даже что-то успокоительное накапали, кажется, потому что не так плохо, как до этого.
Ее как будто поместили в кокон из мягкой теплой ваты, за пределами которого остался весь остальной мир с его проблемами и тревогами. С одной стороны, проблемы никуда не исчезли, но, с другой стороны, трудно чувствовать что-то сквозь вату. Тем более, когда в голове тоже вата. Если начать думать о чем-то всерьез, будет трудно. Если не думать, то хорошо, тепло.
Каре поворачивается набок, чтобы удобнее было смотреть на По, сворачивается в одеяльный клубок, из которого видну только глаза, и смотрит этими глазами со вполне живым интересом.
- Что там это яйцо? Знаешь, там, снаружи, у меня было какое-то странное предчувствие, не знаю. Ты метался от версии к версии, а я поняла, что мне ни одна из них не нравится... в конце концов, можно же отдать этого пилота под суд, если он первоорденский, да? Или если пират... Кто он, ты уже знаешь?
Вообще-то она должна была подчиниться приказу По, он коммандер, а она капитан. Каре мысленно успокаивает себя тем, что и подчинилась бы, если бы приказ был более явным. Если бы он повторил его еще раз - деваться некуда, подчинилась бы. Но живой враг ей все еще представляется полезнее мертвого. Можно отдать его разведке, и пусть попробуют узнать полезные сведения. А вдруг все-таки не враг?..
- Расскажи, а я расскажу тебе... ну, наверное, все с самого начала, раз уж теперь нет смысла что-то скрывать. Про то, как нашла Теммина, про то, чем все это кончилось... Про то, что я не знаю, что мне теперь делать, и как, и зачем.
К концу фразы голос тускнеет, а глаза закрываются. Хочется уснуть. Когда спишь, не надо ничего решать и планировать. Не надо ни за что отвечать, когда спишь. Даже кошмары, которые порой снятся, не сравнятся с той безнадегой, которая душит наяву.

Девчонка, значит. Каре пытается что-нибудь почувствовать по этому поводу, но из-за лекарств получается плохо. Хорошо, наверное, что они ее не убили, хотя и сложно представить себе обыкновенную девчонку в таком навороченном яйце.
Пусть адмирал Бусики-Браслетики разбирается.
После сегодняшнего полета - вернее, после его последствий - она ощущает, что многие флотские дела скоро могут стать для нее второстепенными, хотя окончательное решение по поводу ребенка она принять все еще не может. Но, если верить словам доктора, сказанным с такой неохотой, время у нее пока есть.
- Когда я поняла, что беременна, то полетела на Акиву. Теммин рассказывал мне о своем детстве, и я подумала, что если где-то он и спрячется, то там, там ведь остался его дом. У меня не было адреса, но я его нашла, и он был там.
Каре опускает одеяло ниже, и теперь из него видно все лицо. С остротой этих переживаний успокоительное справляется хуже - потому что сама она с ними не справляется вовсе, - и лицо тускнеет, как будто бы даже стареет.
- Я вела себя глупо, конечно. Налетела на него, влепила пощечину, наговорила чего-то и попросила вызвать такси, потому что, мол, просто хотела убедиться, что он жив. Ну и он тоже вел себя глупо, потому что пошел это самое такси вызывать.  Ну и тут в дом влетели какие-то хмыри... его старые знакомые, которым он задолжал еще пятнадцать лет назад... Ну и завертелось. Но на следующий день мы от них сбежали. Теммин сказал, что не полетит со мной, а полетит на Кореллию к Антиллесам, мистрисс Йелла обещала ему помочь. Спросил, хочу ли я ребенка, а я ничего не ответила, потому что он мне сам не сказал, хочет или нет, а просто улетел и не разрешил мне лететь с ним. Не хочу, наверное, к ситховой матери это всё.
На этом Каре смолкает и заворачивается в одеяльный кокон с головой. Удивительно, как весь этот ужас умещается в несколько коротких предложений, если опустить все подробности. Подробности - ерунда, они влипали еще и не в такие передряги. Не ерунда - то, что теперь Теммин пропал куда-то, так и не долетев до Кореллии. Не ерунда - то, что понятия не имеет, что делать дальше.