Кам отозвался на удивление быстро — хотя оно, конечно, к лучшему. Хорошо, что того скупого объяснения, которое он отрывисто ему пересказал со всего услышанного от доктора, хватило, потому что если бы он начал переспрашивать, то дополнить Коррану было бы нечем.

Если Грейс не спит в такую рань, то у него будет ещё хоть что-то, над чем Люк или Тионн могут подумать — больше, чем очень неточные слова, которые основывались на пустом чутье. Это, конечно, уже прилично, тем более чутьё такое чистое и неосознанное от того, кто не осознаёт, откуда, от какой Силы оно берётся — но лучше бы иметь что-то осязаемое.

А вот Ведж, оказывается, не спит. Каюта заперта, и Хорн даст руку на отсечение, что там его нет — ни бодрствующего, ни спящего. Дальше квест попроще — он просто заглядывал во все залы для брифинга, которые попадались по пути. Кажется, нашёл его с пятой попытки.

Правда, скорее угадал, потому что в дежурном скудном освещении и свете голопроектора отличить, чья фигура в кресле — непросто. Просто вариантов кого, кто бы именно так проводил поздний вечер, ночь и раннее утро, у него немного. А из тех, кто мог бы, другие были на голову выше — там опознаванию ещё помогала макушка.

— Ведж, — окликнул он, закрывая за собой дверь — замок едва слышно щёлкнул. Не хотелось случайных взглядов и ушей, мало ли кто ещё ходит по кораблю так, как он. — Мне надо уехать — ненадолго, я вернусь через день, может, успею и завтра. Не спрашивай, куда и зачем, чтобы мне не пришлось тебе врать, — потому что он не скажет правды. Корран не сможет сказать, ради кого и чего, а без этого любая причина будет недостаточной.

Спешить для спасения надо с живыми, а не мёртвыми, но Антиллес такого мнения не оценит. Относительно Тайко — может быть, однако это вовсе не его тайна, а некоторые тайны должны оставаться таковыми даже для друзей.

Вообще-то, ему тоже никак не нравилось идея соврать Веджу, так что то, что он тоже не очень-то хотел всего этого заведомо лживого между ними — отличная новость.  Только недосказанность, честная и вполне устраивающая обе стороны. Очень просто, оказывается, немного порадоваться таким новостям, достаточно всего лишь раз случиться очень, очень плохой...

— Да, — он утвердительно кивает, а потом снимает с пояса тускло блестящий сталью цилиндр светового меча. — Пусть он пока побудет у тебя. Не хочу там, куда мне нужно, светить тем, что у меня есть меч. Больше здесь мне некому его доверить, кроме тебя, — Корран, чуть пожав плечами, протянул ему оружие так же просто, как протянул бы глок-отвёртку. И в самом деле — обычная вещь, такая же, как все остальные, как бластер — да, с историей, практически уникальная в изготовлении — но вещь. Вещи наполняют люди, а без хозяина, без своей руки — всё же просто вещь.

Конечно, не настолько она ему безразлична, чтобы просто бросить его где-то в ящике под кроватью. Не настолько инертная и простая эта вещь, чтобы к ней не прислушиваться — его чутьё просило, умоляло не оставлять меч даже в своей запертой каюте. А кандидата лучше, чем Антиллес, найти было на «Сюрпризе» нельзя, как бы Тайко или Уэс не были ему дороги.

Редкий пантеон может существовать без верховного божества.

Корран утвердительно кивает. То, что Ведж оценит его план отправиться куда-то ненадолго и без меча, он даже не сомневался. То, что вот именно так и оценит, тоже не сомневался.

— Я расскажу тебе потом. Потом, когда это будет возможно, обещаю, — он вздыхает, но всё так же держит язык за зубами. Удивительно просто хранить чужие тайны, со своими обычно куда более обходишься неосмотрительно... — Ты и сам знаешь, что в некоторых местах в галактике лучше не показывать, кто ты на самом деле. Особенно, если при тебе такая дорогая на чёрном рынке игрушка, — он кивает на цилиндр рукояти в руках Антиллеса.

То, что корабли будут отходить, Хорн встречает ещё одним одобряющим кивком. Судя по тому, какой короткой была искра улыбки, Веджу это не в радость — и вполне понятно, любой отход для него будет шагом назад от правды, которую он так хочет получить с той стороны границы. Только бесполезно ждать правды там, где никто не собирается её давать.

— Как Сиал? — они поговорили днём, однако допросом назвать это у него язык не поворачивался. Близких вообще, наверное, почти невозможно допрашивать — это всё равно излишне задушевный разговор. — Когда я от неё уходил, засыпала она спокойнее, чем была до того. Без тебя со всем этим она не справится, — он качает головой. Если Антиллесу старшему, наверное, и страшно подумать было о том, что творилось в клубке эмоций и ощущений его дочери, то Корран с ним познакомился ближе — и распутать его тоже побоялся.

Плохо — это именно то слово, которым они могут описывать на “Сюрпризе” примерно всё. Отличное такое слово, прямо-таки универсальное. У “плохо” была целая шкала, множество градаций, так что им можно было описать и разбитый стакан, и смерть близких, и конец света. Как именно они дошли до этого, когда каждый день умещался в одно слово — история умалчивала, но все всё понимали.

Во всяком случае, Корран ещё не определился, к какому “плохо” отнести этот проблеск света во взгляде Веджа. Такие изменения вроде должны были, как промелькнувшее солнце посреди бури, вселять какую-то надежду, но у Хорна пока имелась надежда только на то, что не станет хотя бы хуже. Почему-то хвалёная интуиция никак не желала почувствовать что-то более жизнеутвержадющее. Одно и то же предчувствие чего-то недоброго за спиной, будто вьющийся за спиной мотылёк, которого никак не выходит увидеть глазами — один след из едва заметной золотистой пыльцы.

Кореллианин задумчиво взлохматил тёмный ершик волос на затылке.

— Мне, если честно, немного в другую сторону, — протянул Корран, чуть прищурив один глаз, — но терриковы торгаш… то есть, прости, теперь уже “торговые представители”, ошиваются по каждой системе в галактике. Уверен, где-то недалеко отсюда они тоже есть — и до Кореллии по настоятельной просьбе они доберутся по кратчайшей дороге, — странная улыбка на уголках губ у Хорна, правда, почему-то наводила на мысль, что эта настоятельная просьба может исходить даже не от лично Бустера для пущей эффективности.

Хотя, конечно, увесистый кулак Террика-старшего, пусть и показанный по голосвязи, однозначно приблизит их к вечному двигателю.

— Ни Миракс, ни я — никто из нас тебе не откажет. Девочки могут оставаться у нас дома столько, сколько им — или тебе — будет нужно, — у него с языка почти срывается и приглашение самому Антиллесу, если надо, остаться в их доме, но он вовремя ловит язык за зубами — слишком рано ещё для таких предложений, потому что тот пока не сможет найти свой дом нигде. Потому что его дом, так бережно выстраиваемый два десятилетия, рухнул в одночасье — а он ещё совсем не готов возвести на руинах новый.

Корран отвечать не стал — решение Веджа отправить Сиал домой не несло в себе ничего ужасного. В юужань-вонгскую они все отправляли своих детей подальше от эпицентра бури, и сейчас, когда тучи снова угрожающе сгущались, даже он сам постарался бы сделать так, чтобы его семья оказалась подальше, в безопасности. А Антиллес-младшей точно было не место на «Сюрпризе» — во всяком случае, не сейчас. Ей нужен был покой, тишина и одиночество, которое она сама решит когда прервать — и тёплый дом на земле, где само собой, незаметно на столе появляется сладкое какао с ришкейтом, а не улееподобный звёздный разрушитель, направленный хищником в чужой космос.

Он ненадолго задержался взглядом на том, как рукоять меча легла Антиллесу в руку — ощущения его никак не укололи чужеродностью этого. Наверное, это было неправильно?.. Хорн фыркнул, чуть мотнул головой, улыбнувшись уголком губ.

— А ощущается так, будто спишь и бодрствуешь одновременно. Прости, само собой выходит, — правда, никакого раскаяния в голосе. В самом деле заглядывал за эту изнанку едва ли осознанно — это как дышать или переставлять ноги, когда идёшь. — Раньше мне казалось, что могу контролировать это всякий раз, а потом вошло в привычку, — и каким-то удивительным образом в привычку входил отнюдь не контроль.

Контролировали ли они себя здесь и сейчас? Отдавал ли себе отчёт Ведж, или тоже действовал... по привычке? Не сказать, что привычки у них были особенно безопасны.

А световой меч требовал как раз этого — безусловного контроля каждого микродвижения, каждого миллиметра пространства и чистоты рассудка большей, чем у снега на Хоте.

— Ничего, — кореллианин пожал плечами. Потом уже спохватился, что ответил как-то совсем расплывчато. — Ничего не произойдёт. Ну, в смысле, небеса не развезнутся, тебя не испепелит метеорит и земля не разойдётся под ногами, чтобы тебя поглотить, если ты об этом... Это просто оружие, Ведж — да, концентрированная в клинок смерть, но всё равно только оружие. Дело не в оружии, а в руке, которая его направляет, — Корран подошёл ближе, встав рядом парой по-кошачьи мягких шагов.

Ничего плохого в том, что этот меч сможет помочь Антиллесу, если потребуется, он не видел. Будет даже лучше, если меч сможет помочь.

— Включи.

Концентрированная в клинок смерть, да. Порой он и сам забывал, насколько — и насколько уязвимо перед этим оружием всё, кроме, разве что, считанной экзотики. По-хорошему, какой-нибудь бескар Хорн и сам никогда в глаза не видел, так что это вполне могло быть какой-нибудь мандалорской байкой.

— Последние... сколько, лет пять?.. я и не давал повода вспомнить, — Корран на секунду мрачнеет, запинается о слова, о воспоминания — он и в самом деле не брал клинка в руки все эти годы. Даже не пять лет назад — после Итора он обращался к джедайскому оружию всё реже, пока однажды не перестал снимать рукоять с пояса вовсе. Носил с собой, да, но он вечно таскает с собой арсенал небольшой диверсионной группы. Тронув мыском ботинка кусок отрубленного платика, он чуть поморщился, фыркнув от вони — так отказалось просто ускользнуть от собственных же навязчивых мыслей, отвлекаясь на смешные мелочи. — Фу, они что, в самом деле начали делать столы из одного только пластика? Хоть бы немного армировали дюрасталью, совсем я ума сошли со своей экономией — не военный корабль, а портовая кантина, чтобы в пьяной драке никто никому не расшиб голову мебелью, — в каком-то смысле световой меч был отличной штукой для того, чтобы узнать немного больше о богатом внутреннем мире вещей и разумных. К сожалению, после такого тщательного поиска восстановлению чаще всего ни подлежали ни те, ни другие.

Чуть зайдя Веджу за спину, Хорн накрыл его руку с мечом своей — и легко, гулко взмахнул им сначала вниз, остановив острие меча у самого пола, а затем вверх. Лезвие остановилось его рукой почти у самого лица Антиллеса — пара лишних миллиметров и тёмная чёлка кореллианина стала бы чуть короче, прижжённая серебристо-белым светом.

Раз он собирался оставить меч Веджу (как бы быстро не собирался вернуться), стоило хоть немного научить им пользоваться — от могущественного оружия в хоть сколько-то умелой руке проигрывали только противники.

— Слушай то же чутьё, что и в крестокрыле. Ты ведь заранее знаешь — чувствуешь — когда нужно выйти из пике или отвернуть. Клинок тоже предсказуем и без всякой Силы — ты им управляешь, а не он тобой. Разве что инерция, если ты о ней забыл, может обидеться и найти у тебя какую-нибудь лишнюю часть тела, но по части законов физики мы бессильны, — он хмыкнул. Добрая половина членовредительства и смертей от светового меча, когда кто-то покупал диковину на чёрном рынке и решал немедленно опробовать её в действии, была как раз связана с тем, что они напрочь забывали, как тяжела рукоять — и как невесомо лезвие, как незаметно, замахнувшись, вспороть своё же плечо, шею или позвоночник.

Корран хмыкнул — вообще-то, Ведж более чем устраивал его одним целым куском. Ему очень шло присутствие всех ног, рук, пальцев и прочих выступающих частей тела — людям такое очень к лицу.

— Люк как-то рассказывал, что в секторе Тапани у местных аристократов есть мода на световые мечи и дуэли, хотя чувствительных к Силе там появляется не больше, чем где бы то ни было. Судя по тому, что за столько лет своей истории они ещё не вымерли естественным путём от такого досуга — все шансы есть, — он загадочно подмигнул, расслабляя руку, чтобы Антиллес попробовал сам. Ну, не маленький же, справится, с виду, по сосредоточенно твёрдым мышцамх — вполне осознаёт...

Правда, в следующий момент Хорну пришлось отступить назад, чуть отводя плечо, пока собственный клинок не вырезал в нём какую-нибудь причудливую фигуру чужой рукой. Иногда он задумывался, не было ли у меча в самом деле какого-то своего сознания, и теперь тот, обидевшись на расставание с хозяином, хотел немного на нём отыграться.

Вместе с этим в его бедовую голову подозрительно шустро пришла не менее бедовая идея — дурное дело-то не хитрое.

— Не обязательно громить всё вокруг для достоверной тренировки. Как насчёт того, чтобы попробовать поцарапать меня? — в общем, Корран Хорн выглядил и звучал примерно так же, как Корран Хорн, предлагавший выпустить по нему торпеды всей эскадрильей.

Вопросом, почему же все его предчувствия настойчиво требовали, чтобы он обязательно показал Веджу, как пользоваться чудом джедайского искусства, а не молча оставил на столе с записаой, эта версия Коррана предпочитала не задаваться — вслепую следовать течению Силы и её подсказкам он научился раньше, чем делать это осознанно.

Если Корран Хорн и сошёл с ума, то это явно случилось много раньше сегодняшнего дня. К тому же, Ведж говорил это так, будто прежде никогда не замечал, а теперь прозрел и оказался крайне удивлён, с кем имел дело последние двадцать пять с лишним лет — нет, ну, в самом деле, он ведь даже не Люк Скайуокер, не так ли?

Впрочем, как можно было выяснить на практике за эти же самые двадцать пять лет, если Корран что-то задумал, то переубедить его не могло даже вероятное самоубийство. Он оттолкнул ботинком в сторону пару катающихся стульев — те с мягким стуком закатились под столы, освобождая больше места.

— Брось, — отмахнулся Хорн. — Во-первых, для самоубийства я скорее предпочту бластер. Во-вторых, ты же не надеешься, что в самом деле достанешь меня, впервые взяв световой меч в руки? — тут он беззлобно оскалился, подзадоривая бывшего комэска. Самолюбием надо заканчивать, а то убивать будет не так интересно и совершенно скучно.

История, конечно, знала разные чудеса, и сами таланты Антиллеса в какой-то степени претендовали на одно из чудес галактики, но одним опытом джедая на составные части не разрубишь — тем более, его же собственным оружием. К вероятным незапланированным ожогам кореллианин заранее относился философски — возможно, доктор Калум даже не будет слишком сильно на него ворчать, потому что он будет очень аккуратен. Постарается, по крайней мере.

— Давай, Ведж, иди ко мне, — он не отрывал от него пронзительного зелёного взгляда. Не только взгляда, разумеется. — Ты устал, ты зол на весь мир... Всё это вредно так долго держать в себе, — ворошить бездну, конечно, всё равно что решиться пощекотать сарлакка за щупальца, но если ты достаточно сумасшедший — может получиться даже лучше, чем предполагаешь.

И без лишних разрушений, потому что джедай, если ему очень хочется, может быть похож на утекающий сквозь пальцы песок.

Корран очень остро, практически физически ощущает эту грань — почти что наточенное лезвие, как момент между вдохом и выдохом, вершину крутой свечки, после которой ты свободно срываешься вниз. Ему кажется, что Ведж вот-вот пошатнётся с неё, не без его помощи, конечно, но всё же — не удержит своё идущее вразнос равновесие.

Не очень честный ход, но взорвать детонатор безопаснее там, где потолок не рухнет в итоге кому-то на голову.

Жаль, только детонатор не собирается оправдывать ничьих ожиданий.

Бездне было больно — и это не знакомый (ужасно теперь называть его знакомым) привкус горя утраты. Бездна выла, билась о невидимые стены, её выворачивала наизнанку память — для всей бездны эта неожиданная мысль невыносима, и она предпочитает душить сама себя собственными щупальцами.

Хорн смотрит неотрывно — но вспоминает, что людям обычно надо моргать, и смаргивает чужие ощущения вместе с коротким движением головой. Он медлит, даже несколько рассеянно осматривает помещение вокруг, будто видит его впервые, но потом подтягивает к себе стул.

— Ладно, — он разворачивает его спинкой наоборот, к Веджу, усаживается на стул верхом и складывает руки перед собой, на низкий подголовник — ни дать, ни взять паинька. — Что случилось? — в его голосе нет той липкой манкости, однако есть скупая, строгая заинтересованность.

Вздыхает он тоже словно пожалев воздуха.

— Знаешь, я как-то пересмотрел взгляды на «потом» и «когда будет время». Оказывается, оно может больше взять и... не наступить. И не быть. Никогда.

Хорн даже не шелохнулся — видят звёзды, понятие безумия он тоже пересмотрел. То есть, конечно, это было сумасшествие чистой воды — Ведж Антиллес стреляет в Гэвина Дарклайтера! — но самим по себе сумасшествием уже было то, что Йеллы внезапно не стало по чьему-то чужому решению. Если мир рухнул, пошёл трещинами от фундамента, то лишний выбитый кирпич как-то не слишком изменяет общую картину.

Разве что объясняет, с чего вдруг вместо свободного падения бездна с завыванием побитой собаки предпочла забиться в угол. Наверное, Антиллес сам от себя не ожидал — однако бластеры по умолчанию не стоят на оглушении. Может, это и дурно, но не то что бы безнадёжно...

Корран подпирает подбородок ладонью, смотрит на него, чуть склонив голову набок.

— Ага, — коротко отзывается он, и это звучит скорее в нейтральном тоне следователя, чем кого-то, кто питал исключительно тёплые и дружеские чувства к обеим сторонам. — Ты знаешь, что стан в драке — это нечестно? Дыра от лазболта, даже если она не одна, ещё даёт шанс пару раз пройтись противнику по челюсти и пересчитать рёбра, а так — только позорно слюни в пол пускать без права отстоять свою поруганную честь, — кореллианин смотрит на соотечественника так, будто собирался всю оставшуюся жизнь укорять его в попрании негласных правил кантинных потасовок.

Но в этом всём, конечно, много больше шуточек, хотя и не ими едиными.

— Ты думал перевоспитать малыша Гэвина, а он был против? По-моему, ему уже тоже поздно, даже если в качестве дополнительного метода воздействия к моральному прикладыванию головой о воображаемую тумбочку применять станирование регулярно, — у Хорна, знакомого рогами с этой самой воображаемой тумбочкой исключительно близко, на лице явно написано с глубоким пониманием — методы у тебя, командир, во все времена, вообще-то, были далеки от гуманных, примерно как Татуин от Корусанта.

Корран так и сидит, подпирая голову. Ещё бы птички чирикали, ветерок дул, цветочки расцветали — красота да блаженство, просто на заставку датапада.

Он слушает и не перебивает — чудеса в исполнении Коррана Хорна, не чирикающего направо и налево.

— Ведж, — в конце концов проникновенно выдыхает он, — ты — мы — пугали противника всю свою жизнь, а теперь испугался ты сам. Генерал Антиллес так часто ввергал в страх и ужас других, что совершенно забыл, каков этот страх и ужас не со стороны, а на вкус. А ещё — в этот раз противник совершенно не собирается тебя — нас — бояться, — Хорн ничуть не меняется ни в лице, ни в позе, но смотрит глаза в глаза и куда-то глубже, за них, обращаясь к той самой бездне.

Тебе страшно, ты боишься, ты в ужасе, но поступаешь с этим клокочущим, липким чувством так, будто это кто-то, кто прицепился к твоему хвосту и надо просто переиграть, предугадать дальнейшие ходы вперёд, вырваться из рамки прицела. По привычке, по наитию, ещё не поняв, что на этот раз нет никого сзади, нет никакого наведения.

— Ты был с нами столько лет, что мы слишком хорошо представляем, чего стоит ждать дальше — хотя бы в общих чертах. К нашему же счастью и несчастью, — в его голосе угадываются усталые нотки, но он так и сидит, устало обхватывая стул. — А Гэвин просто очень хороший, честный и правильный человек для такого... Да, кстати, если ты и маньяк, то очень вдумчивый. Безумные маньяки столько не живут, даже если хорошо маскируются. Ну, в крайнем случае, ты тянешь разве что на серийного убийцу, — у Коррана как раз была в вопросе маньяков и убийц некоторая экспертность.

Очень хочется ещё спросить, конечно, когда Ведж последний раз смотрел на себя в зеркало и видел кого-то, кто крайне похож на этого самого Веджа Антиллеса, но вряд ли им являлся. До тех пор, пока ты сам не признаешь, что у тебя сорвало тормоза, поезд так и будет нестись вперёд, сколько ты под него не ложись.

— С нами случилось... возраст. Старость, если тебе так больше нравится. Нам просто уже не слегка за двадцать, мы не кидаемся с восторгом и улюлюканьем на всё, что пытается бросить вызов нашим неописуемо исключительным талантам, чтобы доказать, как оно ошибается и насколько таланты всё же исключительные. Кажется, это называется «думать», и приходит со временем к тем, кто не обзавёлся такой штукой изначально. Я ещё не определился, насколько она полезная, так что рекомендовать не буду.

Это всё равно что шевелить угли — они сразу начинают светиться ярче, глотнув кислорода, а иногда выбрасывают в пустующее чёрное небо искры, иногда лёгкую россыпь, иногда целый трещащий сноп. В случае с Антиллесом он скорее шевелил жерло проснувшегося вулкана, стоя на хлипком мостике над коварно прохладной пропастью, причём вместо нормального дюрасталевого прута делал это сухой палочкой, которая от малейшего жара грозилась вспыхнуть как спичка прямо в руках.

Но разве это того не стоило? Совершенно чудесное зрелище, хотя с безопасного расстояния было бы чуть комфортнее — но он сам предложил.

— Ой, ещё скажи, что мы будем выяснять, какой из нас серийный убийца лучше. По каким параметрам изволите конкурс проводить, ваше крестокрылье величество? — Корран звучит обманчиво мягко и тягуче, будто не видит, даже не предполагает в таком подначивании ничего, что заставит пробиться сквозь угли языкам пламени.

Он даже щурит глаза так, будто расслаблен до последней мышцы, и голова держится исключительно потому, что он так удобно устроил её на руках и спинке стула.

И это резкое движение, стремительное и опасное как крутое пике, его совершенно не тревожит, он даже не шевельнётся, не напряжётся ни одним мускулом — и вот-вот зевнёт, окончательно расслабившись, что Веджу придётся волоком тащить его, подметая пол, чтобы выставить обмякшее тело за дверь.

— Ну, с малышом Гэвином вы уже померились... А как насчёт тех, кто может дать сдачи? — Хорн перекинул опору с одной руки на другую, столь же текуче и гладко, словно собирался в буквальном смысле растечься водой из человеческой формы, но вдумчиво подбирал форму и размер лужицы.

Корран моргает медленно, будто обдумывает каждое движение век, контролирует каждое микродвижение мышц. Ему не нужно быть сегодня — сейчас — острием меча или заходящим на цель истребителем. Ему нужно быть водой, которую невозможно ударить, которая разлетается брызгами и утекает по пальцам, не получая никакого вреда — и ветром, который бестелесен настолько, что и его ничего не достигнет.

Ему нужно было разбудить монстра, вытащить его на свет, чтобы тот устал, измотался и перестал выгрызать новую и новую боль внутри его друга. Может, это не будет надолго, но всем, даже самым сильным, нужен перерыв в борьбе.

Хорн приподнимается со стула за мгновение до того, как решительное, твёрдое намерение не превращается в действие — нервный сигнал мышцам, глухой стук ботинка о ножку стула, грохот падающего стула.

Он проскальзывает в сторону с тихим визгом подошвы о дюрасталь пола — улыбается улыбкой самоубийцы, которому показали самый удобный мост в городе, чтобы с него скинуться.

Манит рукой на себя Веджа.