Сунтир не отвечает на вопрос полковника ни через пять секунд, ни через десять, с прищуром всматриваясь в новые и новые точки, распознаваемые радаром — это, вероятно, злит командующего, судя по заострившимся, напряжённым скулам и поджатым губам того, но этим страдало подавляющее большинство, сталкиваясь его холодным выжиданием, так что он делает вид, что ничего не замечает.

— Ну, этих бродяжек никто никогда не приглашает, — во всяком случае, познакомившись с многотомниками полных тактических сводок в какие-то рекордные сроки, Фел приписал бы загадочной группе кораблей, материализующейся из ниоткуда в самых безвыходных для Республики ситуациях,  скорее природу баек и легенд, придуманных республиканцами для поддержания собственного духа, вроде всех тех тысяч историй, блуждающих по космосу, про потерянные дредноуты и древние крейсеры, спасающие незадачливых галактических путешественников то от гибели в чёрной дыре, то от сожжения в солнечной короне, то от растирания между жерновами астероидного пояса. Но нет — речь шла о вполне себе задокументированных фактах, а не спам-рекламе в голонете.

Чай, республиканские военные уже подумывают воздавать генералу Антиллесу ежедневную хвалу, дописывая к его портрету божественное сияние, чтобы в очередном тупике его эскадра явилась и прорубила им дорогу к выходу?

Во всяком случае, то, как дрогнули палубы Немезиды, когда первые залпы явно воодушевившихся бравых вояк Республики встретились с дефлекторным полем, тоже можно было отнести к коллективной молитве после явления великого чуда.

— Отведите тральщик, Немезида и Крейгер — полный ход вперёд по прежнему курсу. Остальным — просто держаться на расстоянии выстрела, отойдите, пока они на радостях не перебесятся. Для гостей оставим горлышко пошире, — то есть, конечно, он не слишком надеется, что все присутствующие окажутся идиотами и именно так и поступят — или окажутся достаточно отчаянными, чтобы просто двинуться вперёд — но зато ещё надеется на относительно целые корабли, и не приказывает стрелять больше, чем необходимо.

Хотя, конечно, есть тут как раз подходящие под определение отчаянные. Барон зажимает кнопку коммуникатора не без ухмылки на лице.

— Да, неужели? Не хотите подойти поближе, господа? А то вам оттуда явно плохо видно, — тон ответа вполне соответствует предложению.

Есть у них такая черта — азарт. Ещё много черт, честно говоря, но некоторые в одной конкретной ситуации бывают важнее. Ещё Сунтира интересует, например, мстительность и злопамятность.

— Откуда была передача? — он оборачивается к связисту.

— С Блефа, сэр.

Он кивает сам себе, ещё раз пытаясь высмотреть что-то в голокарте. Скажем, относительно быстрый путь к чужому флагману без лишних танцоров на свидании.

— Придерживайтесь пока этого плана, полковник.

— Но вы?..

— А я попробую сделать так, чтобы наш говорливый собеседник занялся чем-то более насущным, чем одухотворённая болтовня для Республики и собственных кораблей.

Наверное, не было на свете ничего более причудливого, чем адмиральские нашивки на лётном комбинезона, но Фел умудрился добавить к ним ещё и инструкторские, так что зрелище всякий раз претендовало на самое невероятное и фантастическое. Стент был не в пример аскетичен.

— На чём полетим? — тот не менее отсутствующе-отрешённо натягивал собственные перчатки.

— На «когтях». Нам надо быть самыми заметными на весь сектор, — чисская полуулыбка напоминает скорее акулу, открывающую пасть для того, чтобы откусить тебе голову, но тут иронию он разделял — сложно найти на все собравшиеся корабли что-то более заметное, чем два истребителя с изогнутыми плоскостями, один из которых к тому же исполосован красным, а второй выкрашен в алый до последнего болта.

Сунтир не дожидается окончания ни одной из автоматических проверок, бросая перехватчик в пустоту вакуума и следуя широкой дугой мимо всех всполохов плазмы в обмене турболазерными любезностями. По пути ими всё же интересуются — особенно любопытный крестокрыл следует за ними, не способный, очевидно, нагнать и иногда плюющийся лазболтами вслед.

Хорошо, что крестокрыл. Раскраска у него ещё такая странная, бело-жёлтая, в треугольник. Заметная.

Фел петляет по лабиринту из орудий на корпусе Блефа, почти выскребая плоскостями по обшивке с подрагивающим свечением щита, но даже не собирается стрелять. Крестокрыл идёт выше, летит почти прямо и впереди, пользуясь банальностью законов физики и тем, что свои пушки по нему не стреляют — но когда они пересекают уже две трети корпуса, то под почти прямым углом, доступным в этой галактике разве что Нсиссу, барон резко задирает нос и парой коротких, счетверённых залпов из всех пушек с мизерного расстояния прошивает крестокрыл над собой под самое брюхо в огненный шар прямо перед капитанским мостиком и этой же вертикальной, ничем не обременённой свечкой вместе с ведомым уходит по той же траектории вверх.

Ты же узнаешь, что представление специально для тебя, так, чтобы вблизи и в деталях. Не прицелишься с тёплого мостика — лучший артиллерист не угонится, но вот если высунешь нос, то ещё может быть. Иначе знаешь — показательные представления на расстоянии вытянутой руки от транспарастила твоего главного иллюминатора могут продлиться долго, потому что твоим птенчикам будет не по зубам эта головоломка.

Все получается так, как Ведж и рассчитывал. Имперские корабли, играющие роль объединяющего пояса для двух колец, разбивших республиканскую группировку на две части, разбегаются в разные стороны, позволяя республиканцам объединиться. Если они захотят.

Что гораздо лучше, правый фланг имперцев, который он собирался оторвать, действительно исчезает. Под огнем Бродяжьей эскадры они сами расходятся в стороны, теряя формацию, и тем самым обращают этот фланг в ничто.

Это временно, конечно. Теперь надо не дать им очухаться.

Ведж больше смотрит на тактическую карту, чем на обзорные экраны. Импов много, у них хорошая боевая мощь. Они могут попробовать замкнуть окружение снова. Теперь это не будет легко, но рискнуть они могут…

Антиллес коротко запрашивает статус у республиканских кораблей. Их командир отвечает так же лаконично, и становится понятно, что всем здорово досталось. Победоносного боя, похоже, не выйдет.

— Тральщик обезврежен, — говорит он в ответ на доклад. – Вы можете уходить. Мы постараемся расчистить пространство. Я бы на вашем месте первыми увел самые поврежденные корабли.

Шоу перед мостиком Ведж смотрит из командирского кресла, и встречает его единственной фразой:

— О, Фел.

Узнать о том, что шурина выпустили из тюрьмы, можно разными способами. Ну что ж, этого следовало ждать. Странно, что Пеллеон тянул с этим.

Надо же, как сильно барон обижен за то, что ему испортили всю засаду. Не поскупился на представление.

Ага, Уэс тоже заметил.

— Дружище, — мурлычет Ведж ему в ответ. – Сильно не нарывайтесь, но сделайте так, чтобы Фел до конца боя не смог вернуться на свой мостик. Займите его военный гений. Противоракетными маневрами какими-нибудь…

Наверное, нужно испытывать какие-нибудь сильные эмоции. Антиллес уже не знает точно. В последние месяцы ему все чувства кажутся приглушенными, будто присыпанными пеплом. Мысль о том, что можно сесть в крестокрыл и ворваться в бой самым привычным и любимым образом, кажется ему привлекательной. Может, даже очень привлекательной. Но общая картина боя слишком сложна, чтобы отвлекаться, чтобы позволить себе не видеть ее всю.

Может, в следующий раз. Если они доживут.

Теперь, когда известно, что Фел в строю, они обязательно встретятся снова.

Антиллес провожает взглядом россыпь осколков, оставшуюся от крестокрыла, но недолго. Этого он тоже не забудет. Но сейчас важнее сломать имперские планы. В том числе и планы барона Фела.

Он вновь склоняется над тактической картой, барабанит пальцами по краю круглого голографического стола.

Нужно добить подранка, подбитый ИЗР выглядит хорошей мишенью. Два республиканских ИЗРа и фрегат нужно выводить из остатков разорванного кольца и временно брать в свою формацию. Так они смогут добить второе кольцо, которое тоже изрядно проредилось.

Ведж коротко отдает приказы своим. Связывается с мон-каламари, озвучивает предложение. Тот колеблется совсем недолго.

Надо найти для себя Небулон-Б, думает Сунтир как-то отстранённо, пока наблюдает, как вздрагивает от торпед дефлекторное поле и только — неизменно хорошо для фрегата.

Ему бы, смотря по ответному приглашению, испытывать о критических повреждениях гибнущего разрушителя флота Ириши что-нибудь такое же яркое, злое, как о стремительно улепётывающих в пробитые в осаде прорехи корабли — вместе с теми, которые должны были дополнить Немезиду. Балансируя где-то на грани этой острой обиды, он сносит походя ещё истребитель — тот заканчивает полёт, рассыпаясь по пути и окончательно растираясь на атомы о борт Блефа — рука выжимает гашетку скорее рефлекторно.

Ему хочется придумать, как удержать в окружении хоть один разрушитель, фрегат, корвет — остаться с пустыми руками кажется напрасной тратой времени. Полковник на Крейгере, наверное, сходит с ума от счастья — республиканский флот оставлял все свои результаты многомесячных, многолетних усилий в секторе ему на радость. Фел же смотрел за тем, как на вектор выхода почти развернулся последний из республиканских разрушителей — разум вместе со всем, что он знал ещё о разрушителях и математике, говорил ему, что тот успеет уйти в гиперпространство раньше, чем сможет получить хоть сколько-то весомые повреждения. К тому же, ему нужен целый корабль, а не набор из подраных кусков, который не то что не пригодится для конструктора «собери себе разрушитель сам» — впишется только на свалку.

С Янсоном он скорее лениво разыгрывает схватку — выстрелы ложатся редко широкой дугой, а кореллианин не даёт навестись на себя всякий раз, как о наведении начинает пищать система предупреждения. Их относит от общего месива — может, Уэс таскался теперь с выводком птенчиков и среди них были особенно хорошие пилоты, но никакой талант не заменит опыта. Не знаешь, кого выбрать — выбирай самую опытную цель, именно она скорее всего окажется самой опасной. Ну, в этих чувствах друг к другу они были взаимны.

— Какую историю расскажешь на этот случай, Янсон? — Сунтир чужому тону, конечно, не уподобляется, но упрямо тащит его под днище Блефа, переигрывая бочками и петлями — нет лучше прикрытия от артиллерии, чем дружественный корабль перед пушками с существующим шансом задеть его во всём наборе совместного и очень тесного пилотажа на четверых. Два «когтя» выныривают у самого острого носа разрушителя — не то дразнят мрачный тёмный треугольник, как поигрывая мягким пёрышком у морды спящего хищника, не то вырываясь жестом временного прощания.

Не то маячки, не то пятна первой крови.

— Лучше не принимай, — он не добавляет «никогда», хотя оно вертится где-то на самом кончике языка. Потому что он не хочет, не может, но будет, если понадобится, потому что об этом не спросят — а Ведж Антиллес слишком горд, чтобы так окончить свою жизнь, и они снова не придут ни к какому единому решению.

Жаль ему, понимаете ли. Хотя он, разумеется, передаст Пеллеону — и не только это. Он закладывает следующий вираж через плоскость круто, и бродяжьи корабли снова оказываются стоящими лоб в лоб к нему — Фел переключается на частоту всей имперской группы.

— Всем — полный вперёд, атакуйте любые их корабли, любым оружием, что есть. Пока они развернутся — выщипаем им все перья. Полковник, если вы хотите получить весь Ириши, то это лучше совпадение времени и возможности дойти до границы, — наверное, даже в помехах коммуникатора можно почти физически услышать воодушевление командира, но он следит за тем, как движение всей малой авиации приобретает некоторое явное направление, идею.

Ему вот жаль, что вряд ли кто-то согласится теперь висеть у него на хвосте и упростить путь к самым нежным участкам корпуса — а он достаточно хорошо помнит досадные провалы, чтобы не отхватить напоследок столько возмездия и выпустить в мир столько собственного разочарования в сегодняшнем дне, сколько может.