За свою жизнь Джин пряталась в самых разных местах, включая канализации, воздушные шахты и тинистые болота, — но вот в сене еще не приходилось.
«Что ж, — рассудила она, впервые зарываясь в стог, — здесь хотя бы сухо».
Сено немного кололось и одуряюще пахло летом. Когда-то Джин попадались видео, где щенки ворнскров, свирепых и диких хищников, сучили лапами и валялись, высунув языки, на подстилках из сена. Теперь, наверное, она их немного понимала.
Спать в стогу было немного душновато, но все равно приятно.
Если бы не одно но: каждый раз, стоило лишь закрыть глаза, пока видела лицо Кассиана, бледное и грязное, лицо, какое бывает у разумного, знающего, что им не выжить.
По всем законам физики, Вселенной, здравого смысла, в конце концов, выжить они не могли. Не должны были, не особо и рассчитывали.
Да что там, Джин бы первая поставила на то, что живыми им не выбраться.
Она знала, что умрет, и потому смотрела только на Кассиана: его глаза ей нравились больше, чем свет, несущий смерть.
А потом мира не стало.
А потом Джин открыла глаза, и над ней было небо, шумела листва — этот звук она никогда бы ни с чем не перепутала, слишком редко ей доводилось его слышать, — и где-то щебетали птицы.
Она бы решила, что умерла и попала в лучший мир, но в этом лучшем мире по идее не было боли. А все тело ныло так, словно ее спидер переехал.
Потом, уже забравшись в душ в чужом доме и отмывшись до скрипа, Джин поняла, что ей еще повезло: могло болеть и посильнее.
Она даже распотрошила аптечку, но не нашла ни одного знакомого названия и решила не рисковать. Синяки и так сойдут, бывало и похуже. Аптечку пришлось сложить обратно, но кое-как — малейшее напряжение мысли вызывало такой приступ головной боли, что хотелось повеситься.
Затем она стащила пару бутербродов и убралась обратно в какой-то — как его? Сарай? Амбар? Как это называлось? Знакомые образы никак не желали складываться в нужное слово.
На второй день она стащила пару банок лума и заглянула — аккуратно, прикрыв то, что должно было было камерой, рукой, — в какой-то датапад. Навороченный и мудренный, она таких никогда не видела и даже не слышала о них. И, кажется, чуть не села там же, где стояла, потому что дата на экране высветилась… безумная?
Она до сих пор не имена понятия, где она и как здесь оказалась, но ферма, несмотря на безлюдность, выглядела цивильной — такой самое место на какой-нибудь тихой зеленой имперской планетке, куда потомственные штурмовики улетают доживать свой век с внуками и розами, но никак не в какой-нибудь глухой дыре, где есть времяисчисление, отличное от имперского.
Цифры на экране безжалостно складывались в «54», и это однозначно был год.
Даже если эта другая система летоисчисления — тогда ведь и число должно быть радикально другое, какое-нибудь дремучее и древнее…
Но датапад все еще показывал «54», а голова отказывалась работать.
Поэтому Джин выбралась из дома так же, как и пришла — местные, походу, вообще не беспокоились о безопасности, цивилы хаттовы, — и снова оккупировала стог.
Все равно сил хватало только на то, чтобы лежать.

Щелчок переключения режима Джин узнала мгновенно, и всю сонливость как ветром сдуло. То есть хаттовы цивилы не были совсем уж безнадежны. Но невнимательны так точно. Шел третий день — и по тому, что Джин слышала, на ферме будто бы ничего не происходило.
Да как так, думала она, вгрызаясь в стащенный бутерброд, как можно не заметить пропажу еды.
Впрочем, кажется, у хаттовых цивилов были немного другие представления о жизни.
Да и не только у цивилов — Джин помнила, как Кассиан смотрел на нее, когда она ела на этой их повстанческой базе. Она всегда ела быстро, не чувствуя вкуса еды, не пытаясь растянуть процесс на подольше, даже если еды было мало.
Кто знает, когда ты сможешь поесть в следующий раз.
Угроза — обе — звучала не то чтобы внушительно, но достаточно веско, чтобы к ней прислушаться. В конце концов, даже если это не боевые — все равно приятного мало. А если этими ткнет, вилами?..
Джин поморщилась, вспоминая инструмент, стоящий возле стенки, и вздохнула.
— Ну хорошо, — она вылезла из стога, окончательно его разворошив, и вытянула из волос пару обломанных колосков. Вряд ли, конечно, это помогло — по ощущениям, там застряло целое поле. — Надирай.
Мужчина, стоящий перед ней с винтовкой наперевес, по правде говоря, на цивила не походил совершенно.
То есть не неопытный, а просто тупой?
Но с другой стороны — нашел же…
— Я Понта, — Джин протянула руку с уверенностью гребанного Кренника в белом плаще. — Танити Понта. Спасибо за сэндвичи, кстати.

Отредактировано Jyn Erso (28-01-2024 13:08:25)

Это имя, по правде говоря, ей нравилось меньше прочих, но почему-то всегда первым приходило на ум.
Лиана требовала большей сосредоточенности и мало вязалась с синяками, а остальные были не то чтобы хороши в общении с людьми. Во всяком случае, тогда, когда на руках у Джин не было ни единого козыря, хотя бы завалящегося ножа. Красть что-то серьезнее бутербродов она пока не рисковало. Хотела отлежаться, понять, где она оказалась и как, что делать дальше…
Наверное, зря. Надо было спереть то, что сопрется, и свалить подальше. В людных местах всегда было затеряться проще, чем на какой-то ферме с угрюмым мужиком с винтовкой.
Не то чтобы Джин имела что-то против угрюмых мужиков с винтовкой, они нравились ей больше, чем сопливые мальчишки с масляными глазами, но не тогда, когда ей обещали надрать задницу и имели на это все шансы.
— Отличный душ, кстати, — искренне поделилась Джин, переводя взгляд с винтовки на лицо мужчины.
В целом, оказываться в такой ситуации ей было не впервой и страха она не чувствовала. Не то чтобы бесстрашная — угрюмый мужик с винтовкой не может не вызывать разумных опасений, само собой. Но все же это не шло ни в какое сравнение с тем всепоглощающим безысходным ужасом, когда понимаешь, что вот сейчас тебя не станет. Совсем не шло.
— Напор не скачет, вода горячая, очень здорово.
Ферма вообще выглядела очень здорова вся — наверное, какой-то такой нормальной жизнью Джин и смогла бы пожить. Сама по себе, во всех неугодных тычешь винтовкой…
В целом, мало чем отличалось от ее собственной жизни, не считая пары нюансов. Об этих нюансах думать хотелось еще меньше, чем об ответах на вопросы угрюмого мужика с винтовкой.
Они получались… о небо, да она бы сама в такое никогда не поверила, и, что самое худшее, оба варианта ответа — и правдивый, и с классической и очень удобной амнезией, — звучали одинаково плохо.
«По идее я должна лежать мертвая на Скарифе, но понятия не имею, откуда я здесь» и «Не знаю, последняя неделя напрочь выпала из памяти» — шикарный выбор, не поспоришь.
— Я не знаю, как я здесь оказалась, — наконец Джин выбрала нечто среднее и поморщилась, потерла затылок. — Я… просто очнулась здесь, три дня назад. По правде говоря, я вообще не думала, что очнусь. По всему выходило… что не должна была.

Отредактировано Jyn Erso (28-01-2024 01:41:41)

Цапнув куртку из нутра сена, Джин поспешила за угрюмым мужиком с винтовкой — он, кажется, был немногим выше нее, но шаг у него был шире и быстрее. На длину ног Джин не жаловалась никогда, но подстраиваться приходилось вечно.
— Я отработаю, — пообещала она так, словно ей уже выделили комнату и обед по расписанию, и еще раз окинула его взглядом. Подумала: хотя бы не урод, уже легче, если захочет, чтобы она так отработала. — Я мало что умею, но учусь быстро. Правда. Кстати, — Джин чуть обогнала его, чтобы заглянуть в лицо, — как тебя зовут?
Отчасти это было ложью — Джин умела многое, просто вряд ли на ферме могли пригодиться такие замечательные навыки, как проведение диверсий, кража всего, что плохо лежит, и коммуникация с разумными, которые не слишком рады тебя видеть, без летального исхода.
Когда-то давно, она помнила, еще на Ла’му, папа тоже пытался устроить ферму. Что сказать, со «Звездочкой» он преуспел явно больше.
Мысль об этом кольнула, и Джин загнала ее подальше. Надо бы как-нибудь выпросить датапад, чтобы понять, что происходит. Когда она, что с ней, где она…
— А еще, кстати, — она вновь заглянула в лицо мужчине. — Не подскажешь, мы на какой планете?

Отредактировано Jyn Erso (28-01-2024 10:59:38)

На вопрос и название планеты Джин только кивнула — как бы она ни пыталась сосредоточиться, название ей ни о чем не говорило; и да, все было настолько плохо, возможно — она привыкла полагаться на самые дурные сценарии — даже хуже.
Спохватилась:
— Нет, галактику не надо. Тут вроде не слишком много вариантов.
Необходимость добраться до датапада становилась все острее, и до дома Джин шла, бездумно следуя за Уэсом. В конце концов, он не проткнул ее вилами и не нашпиговал боевыми — наверное, можно немножко расслабиться.
Нет, не расслабиться, какое там, но хотя бы немножко отключить голову.
Было странно заходить в этот дом, не таясь. В целом было довольно странно заходить куда-то без ожидания, что драпать придется прямо сейчас.
— Каф пью, спасибо, — «спасибо» в ее исполнении звучало чужеродно, но некие представления о вежливости Джин имела. В конце концов, раз уж еду украла, а ее после этого не проткнули вилами, можно хотя бы поблагодарить. — Привет, Бодхи, — она тихонько поскребла пальцами по стеклу аквариума — совсем несильно, чтобы не пугать ящерицу, — и прищурилась, ловя желтый взгляд. — Он очень похож на одного моего знакомого. Такой же лупоглазый.
Устроившись за столом, Джин подтянула к себе коленки, обнимая их, уткнулась подбородком. Бросила жадный взгляд сначала на холодильник, потом на датапад.
— А можно… можно взять? — она кивнула на планшет. — Хочу новости посмотреть.

— Не передумают, — Джин покачала головой, цепляя и подтаскивая к себе планшет, буркнула: — А если передумают, я сама их встречу. Я запомнила, где винтовка висит.
Она была уставшей, голодной и больной — но это значило примерно ничего: были десятки раз, когда она чувствовала себя даже хуже и все равно приходилась бежать, драться, не спать нормально несколько дней подряд, обходясь жалкими обрывками. И ничего, справлялась.
Справилась бы и сейчас, и если бы за ней кто-то пришел, ему… ему бы не повезло.
У нее было много вопросов, и под усталостью и непониманием тихо кипела злость.
Сделав глоток кафа, Джин зажмурилась и довольно вздохнула. Горячее всегда возвращало силы лучше и быстрее, чем быстрый перекус. Тем более не стоило даже сравнивать банку лума или воду из шланга со свежесваренным кафом.
Датапад она включала с некоторой опаской — в прошлый раз она не рискнула включать его полноценно, лишь время посмотрела, побоялась: устройство выглядело знакомо, но все же отличалось от привычного ей. Мало ли…
Теперь можно было не бояться, а если затупит — так и ничего страшного: мало ли, из какой дыры она вылезла.
Вряд ли Уэс решил сложить о ней приятное или хотя бы приличное впечатление.
В новостях, высветившихся на стартовой странице, ничего не было понятно. Слова-то знакомые — но во что-то осмысленное они складываться не желали. Сенат — ну да, сенат. Но почему, почему это злосчастное «54»?..
Она закопалась не слишком надолго — десяти минут ей с лихвой хватило на то, чтобы, пусть и по верхам, вникнуть в происходящее.
К сожалению, десяти минут категорически не хватало на то, чтобы все это улеглось в голове.
Последние две минуты она просто смотрела в статью, где рассказывалось о том, как один из гениальнейших ученых своего времени Гален Эрсо был вероломно убит собственной дочерью на Иду. Как прежде эта же дочь, Джин Эрсо, убила человека, который взял ее на воспитание и заботился о ней, пусть и был лидером джедских партизан.
Как, наконец, потом она убила директора Орсона Кренника, пытавшегося ее, эту дурную девку, спасти…
Как потом она умерла сама, на Скарифе, по которому Имперские военные силы были вынуждены нанести орбитальный удар.
Джин сделала глоток кафа, не чувствуя вкуса, второй — и на языке почему-то остался солоноватый привкус.
Она ведь пыталась их спасти. Всех, кроме этого проклятого Кренника.
Его она убила бы снова.
Она ведь хотела все исправить. Хотела, чтобы потом, в каком-то прекрасном будущем, ее отца знали как угодно или не знали вовсе — только бы не как создателя «Звездочки».
Неужели… неужели они не успели? Неужели все это было зря?
Нет, нет, быть того не может. Это просто какой-то бред, галлюцинации — черт его знает, почему в предсмертном трипе она видит ферму и какого-то хмурого мужика, которого ее мозг решил назвать Уэсом.
У нее же даже знакомых таких нет.
Джин замерла, чувствуя, что надо остановиться, и посильнее ущипнула себя за руку.
Больно было.
Во снах обычно ей было просто страшно и безысходно — но не больно. Не так.

— Не я, — заторможено ответила Джин, не отрывая взгляда от датапада, и еще медленнее продолжила: — Я умерла. На Скарифе. Должна была умереть.
Она должна была умереть, у нее просто не было шанса, возможности выжить.
И она знала это, понимала, даже не допускала иной мысли. Знала: если бы понадеялась, что это путь не в один конец, было бы страшнее. Не решилась бы.
Струсила бы наверняка, она никогда не была смелой или отважной, она тем более не была хорошим человеком, который бы пошел на смерть ради каких-то благих целей.
Она всегда была малодушной, трусливой, эгоистичной — и она просто хотела исправить то, что могла исправить. Чтобы ей самой было спокойно.
Только и всего.
Она не была хорошим человеком, она убивала, но…
Она не предавала, никогда. Она не предала бы отца. Она…
Джин просто хотела все исправить.
— Так что я правда не знаю, как оказалась на твоем поле, — она посмотрела на Уэса и в это же мгновение будто бы переключилась, словно внутри щелкнул тумблер. Улыбнулась, отпила каф, закрыла статью и выключила датапад. — Вкусно пахнет. Если честно, тысячу лет ничего горячего не ела.

Джин кивнула — били, и не раз, всякое случалось. Она тоже била, и ничего такого в этом не видела: в ситуации «ты или тебя» особо выбирать не приходится.
От сэндвича Джин откусила сразу треть, проглотила, почти не жуя, и запила кафом. Горячее приятно согревало, расходилось теплом по телу, заглушало тревогу. Не совсем, но достаточно, чтобы сделать вдох и выдох, собраться с мыслями и…
И что?
Мысли, стоило только собрать их во что-то приличное, сразу же разбежались, словно тараканы.
— В мое время, — она усмехнулась, — это называлось шантажом. Но хорошо. Я, — Джин замолчала, отпила еще кафа и обняла кружку руками. Горячая. Хорошо. Горячая еда в обмен на информацию — в ее жизни бывали сделки и похуже. — Не знаю, что рассказать, чтобы это не звучало как полный бред. Все равно же будет.
Она точно не могла взять себя в руки и не дурить — все это было слишком… просто слишком. Ей бы не стило сидеть здесь, говорить с Уэсом, тем более отвечать на его вопросы. Ей бы стоило оглушить его и сбежать, как приходилось делать всегда, когда кто-то узнавал ее, когда…
Когда отец еще не был мертв, когда она сама еще могла стать рычагом давления, попадись не в те руки, когда она еще была жива.
— Меня зовут Джин Эрсо, мне двадцать один год и мой отец Гален Эрсо. И я… я его не убивала. Я пыталась его спасти, но мы с Кассианом… просто не успели. Не смогли. И Со Герреру я не убивала тоже, он умер из-за… из-за Звезды Смерти. Кренника я убила, это правда.
И убила бы снова.
— Все, что я помню, как я умерла. Там, на Скарифе, на берегу. Знаешь, Уэс, это… — она сбилась, прикусила губу и побольнее впилась ногтями в ладони. Подняла голову и поймала его взгляд. — Когда умираешь, это ни с чем не спутаешь. Такое не прибредится, я… я знаю, со мной всякое бывало. Было такое, что лучше бы умерла, но это не было смертью. Смерть… ее невозможно не узнать. И я не могла выжить. Никто бы не смог, не после удара «Звездочки».
Неровно усмехнувшись, Джин снова уставилась в кружку кафа.
— Я знала, что умру. Мы оба знали, мы все, кто отправился на Скариф. Иначе просто быть не могло. Бред, да? — она сковано улыбнулась. — Я бы за такое и сэндвич пожалела, если честно.

Джин щипнула его за руку так же, как щипала себя, — с гарантией. Глюки так не делают, это она знала хорошо.
— Живой, ага. И это… — она вздохнула и закрыла лицо руками, упираясь локтями в стол; потерла виски. — Я не представляю, как это описать. Когда… когда помнишь, что ты умирала, — и при этом знаешь, что сейчас ты жива. Стоит лишь подумать об этом, и голова раскалывается.
Вирренское не обжигало, но чувствовалось хорошо. Рассеянно Джин подумала: хорошо, что не успела налить молока, редкостная получилась бы гадость.
Каф пополам с вирренским Джин допила в несколько глотков и плеснула уже чистого. Напиваться не хотелось, да она бы и не смогла, не сейчас, но некоторые слова иначе не звучали.
Она была в себе и прекрасно понимала, что говорит, но будто бы алкоголь немного оправдывал слабость.
Будто бы позволял сказать вслух то, что сквозило отчаянием и горькой, как паленное вирренское, злостью.
— Получается, все было зря. Они все умерли зря.
Чужие смерти были привычны — в ее мире никто не жил долго и счастливо, она и сама не собиралась. И все же… та, последняя, миссия была другой.
Она верила. Все еще верила, что если попытается, если не сдастся, если будет хорошей девочкой, как говорила когда-то давно мама, сможет все исправить.
Н они умирали один за другим, а она выжила.
— Лучше бы я умерла.

— Знаешь, когда-то, когда меня выставили с Джеды, я смотрела очень много голофильмов. Пыталась понять, как выглядит жизнь, ну… нормальных разумных. Не как я. Так вот, — она сделала глоток и мрачно посмотрела в кружку, — я знала, что нормальной встречи одноклассников в моей жизни быть не может, но не ожидала, что настолько.
Не то чтобы она вообще когда-то ожидала от своей жизни хоть что-то хорошее — в конце концов, Со успешно приучал ее к тому, что смерть может наступить в любой момент, послезавтра или вчера. Что жизнь — это некоторая условность. Что…
Нет. Нет. Она была трусливой и никогда бы не смогла убить себя сама.
Она хорошо знала, насколько коротка жизнь, и цеплялась за нее из-за всех сил.
Скариф был единственным исключением, она ведь и впрямь шла туда, зная, что не вернется.
И сейчас, говоря о смерти, чувствовала в себе всю ту же трусость, малодушие, такие привычные и понятные: она не хотела жить с виной.
Понимание не делало происходящее легче, не прогоняло отчаяние и злость — лишь быстрее добивало ту маленькую частицу Джин, которая верила: если ты не сдаешься, то все однажды получится.
Может быть, не у тебя — но у того, кому ты продолжишь дорогу.
Сейчас Джин думала: тот несчастный, у которого все бы получилось, обернувшись, наверняка увидел бы дорогу, устланную трупами друзей и союзников, и ничего больше.
Хороша победа.
— Ты запретил трогать твой ствол, — она подняла руки, словно сдаваясь, и отвернулась, посмотрела в окно. За ним было красиво. Тихо. Снова посмотрела на Уэса. — И учитывая, что ты не проткнул меня вилами и не надрал мне задницу, хотя имел все основания, я склонна исполнять твои правила. Ну, для начала.
За окном и впрямь было красиво, но думать об этом долго не получалось: приходили другие мысли и безумно чесалась спина там, где кололся обломок сена, наверняка выпавший из волос.
Твою же…
— И не буду стреляться, спасибо. Дашь мне что-нибудь переодеться, а? Где душ, я помню.

Если бы Джин знала, какие призраки навещают Уэса, она бы согласилась: копать клубни — прекрасный способ их прогнать. Лучше только вляпаться в проблему, от которой придется бежать так быстро, что в конце пути ты едва ли сможешь дышать.
Джин знала толк в решении подобных сложностей и, возможно, в ближайшее время к ее призракам собиралась добавиться парочка новых. Но Джин не знала, о чем думает Уэс, и вместо того, чтобы проводить обряды изгнания призраков прошлого, отмывалась в душе — так остервенело, словно у нее имелась запасная кожа.
Разглядывая себя в зеркале, еще не успев одеться, она уже начинала думать о том, где бы раздобыть новую одежду, а главное, деньги на нее. И не только на нее, в принципе. Вещи Уэса — она едва успела поблагодарить его, прежде чем он скрылся за дверью, — были ей великоваты размера на… много, да и для комфортного существования ей явно не хватало как минимум белья: все свои вещи Джин сразу же засунула в то, что, судя по всему, было машинкой, и теперь та равномерно гудела, наматывая круги.
Ладно верх — Джин прекрасно обходилась без него примерно всегда, — а вот без трусов было грустно.
Очень грустно, подумала она, надев штаны и потуже затягивая ремень — иначе бы свалились тут же. Если бы она имела привычку питаться нормально и копить калории, а не только их тратить, то штаны могли бы застрять — хотя бы ненадолго — на бедрах. Но увы.
Глядя на себя в зеркало, Джин чувствовала желание откормить саму себя.
Значит, подобный вариант оплаты можно не предлагать — Уэс не походил на тот тип мужчин, которым нравились худющие палки. По правде говоря, Уэс вообще не походил на человека, который счел бы подобное предложение нормальным. Хотя хатт его знает, они видятся впервые в жизни. 
Кое-как расчесав волосы пальцами, Джин спустилась вниз, потом вышла из дома, потом нашла Уэса.
Тот увлечено копал.
— Я тут подумала, — начала она, — мне нужны деньги. Очень. Я отработаю, только скажи как. Я бы и секс предложила, но тут как, — Джин вздохнула, — я только что видела себя в зеркале, на такое и сарлакк не бросится.

Отредактировано Jyn Erso (03-02-2024 12:43:28)

Отмыться до скрипа, чтобы потом ковыряться в земле, звучало примерно как вся жизнь Джин. С тем лишь отличием, что здесь можно было, поковырявшись в грязи, спокойно залезть в горячий душ и содрать кожу еще разочек.
Это уже было значительно лучше того, с чем она нередко сталкивалась.
— Не беспокойся, в моей иерархии между сарлаком и тобой еще сотня разумных наберется, — она фыркнула. — И по сравнению с этими разумными ты, кажется, образец морали и нравственности. Да и по сравнению со мной тоже.
Не то чтобы Джин когда-то требовала оплату натурой, хотя иногда оказывалась по ту сторону подобных сделок, но хорошим человеком ее бы не назвал никто.
Жалкий, посеченный лопатой клубень, не иначе.
— Ладно, зато теперь я знаю, каким овощем я бы была. Сейчас вернусь.

Перчатки нашлись быстро — за прошедшие три дня Джин довольно неплохо изучила амбар, пусть и старалась ничего лишний раз не трогать, — а стог сена определенно не навевал ностальгию. Мысль о горячей еде, горячем душе и ночи в нормальной постели неплохо так согревала.
Разбирая клубни, Джин поняла, что на ферме было… тихо. Очень. Где-то щебетали птицы и шумели деревья, но не было привычного гула города, техники, людей.
Тишина была приятной, но оглушающей и все равно немного тревожной — казалось, что за ней вот-вот последует взрыв.
В голове вертелась какая-то дурацкая привязчивая песенка из тех, что любили партизаны Со, и Джин невольно мурлыкала ее себе под нос. Про путника, который однажды пришел, про плащ, который он оставил, про гвоздь, который остался вместо плаща — и всего этого было достаточно несчастной хозяйской дочке, чтобы вспоминать об этом проходимце день за днем.
Девчонке явно не мешало бы отвлечься и пожить настоящей жизнью, по мнению Джин, но парням Со такое нравилось.
Впрочем, мало кому в этой галактике не нравились влюбчивые дуры.
Спина от непривычной нагрузки ныла, но Джин не прерывалась, пока не остановился Уэс. Она обещала отработать, а не ныть, и вполне могла потерпеть.
В конце концов, потом будет горячий ужин, душ, сон — и может быть, у Уэса даже найдется какая-нибудь мазь, чтобы синяки побыстрее сошли.
Подвернув рукава поудобнее и задрав их повыше, Джин выдохнула и выпрямилась, потягиваясь, размяла шею.
— Здесь всегда так тихо, Уэс?

— Банты? — Джин недоуменно уставилась на Уэса, словно говорила с безумцем. — Подожди, банты, что, бывают… домашние?
Наверное, после этого вопроса Уэс мог не сомневаться, что о болотных индейках говорить было вообще бессмысленно: Джин не заметила их хотя бы потому, что даже не знала об их существовании.
Она, по правде говоря, вообще не знала ничего о жизни на ферме, о том, каких животных приручают, а каких нет. То, что мясо банты иногда встречалось в кантинах, значило примерно ничего: Джин слышала, что есть места, где мясо хаттов почитают за деликатес.
При мысли об этом — о хаттах вообще и поедании их в частности — начинало тошнить, но бурчанию в животе это не помешало.
По правде говоря, есть хотелось сильно, примерно весь последний час — но на чувство голода Джин давно научилась не обращать внимания.
Правда, на свежем воздухе голод отчего-то ощущался острее.
Мысленно поморщившись, Джин сняла перчатки и заткнула их за ремень, выдернула полу рубашки и вытерла лицо. Еще один горячий душ точно не помешает, но это все равно было приятнее, чем шляться по канализациям. Потянулась снова и бросила взгляд на бесконечные ряды… о небо, она понятия не имела даже, что за клубни последние несколько часов разбирала по ящикам.
— Копаем дальше? Понятия не имею, если честно, что я все эти часы сортировала. Но мне даже понравилось.

Кажется, этот мир готовил для Джин много новых открытий — но это даже радовало: было бы грустно умереть во имя правого дела, непонятно как выжить и обнаружить, что вокруг нее по-прежнему нет ничего, кроме бесконечной войны и множащихся смертей.
Поудобнее перехватив клубни — капеланские, да кто такие названия придумывает, — Джин нагнала Уэса и построилась под его шаг.
— Пробовала, — она кивнула, чуть поморщившись. — Знаешь, когда оказываешься в какой-нибудь дыре посреди леса, последнее, что ты можешь там найти, это хлебный порошок. Но если надумал ставить меня к плите — не советую.
Фыркнула, подхватывая чуть не вывалившийся клубень, и прижала все понадежнее.
— Так, дружеский совет. Не хотелось бы тебя случайно отравить.

Сгрузив все клубни в мойку — не стоять же с ними посреди кухни, как Шволта с долбанным плащом (она не была настолько отсталой от жизни, честное слово, хотя сейчас, наверное, этот фильм уже не знал никто), — Джин отряхнула руки и бестрепетно залезла в холодильник, стянула оставшийся с — что это было? Завтрак? — утра сэндвич и, уже впившись в него зубами, решила помыть руки.
Сэндвич был все еще вкусным, пусть и слегка подсохшим, и определенно заслуживал стона блаженства.
После работы на свежем воздухе голод казался острее, а еда — вкуснее. Даже если обычно вкуса не замечаешь вовсе.
— Получается, — откусив кусок сэндвича, Джин устроилась на краю стола и поболтала ногами, — ты вот так каждый день живешь? Копаешь клубни, ждешь бант, гладишь индеек и ездишь все это продавать?
Осуждения или небрежения в ее голосе не было, в отличие от удивления. Интереса.
И некоторой доли стенания, которое объяснялось очень просто:
— И пытаешься не умереть от боли в спине, наверное. Слушай, меня убило «Звездочкой» и по идее это никак не переплюнуть, но твоему огороду это удалось.

— Не скучно, просто… непривычно. Когда мы жили на Ла’му, папа пытался сделать что-то вроде фермы — но, знаешь, сейчас я понимаю, что ему это было просто не дано. Хотя говорят, что гениальный разумный гениален во всем, — она хмыкнула и покачала головой. — Как по мне, лучше бы он был гениальным фермером, чем… неважно, — Джин поморщилась и встряхнула головой, отгоняя непрошенные мысли. — В общем, в детстве мне было интересно, чем занимается папа, но я мало что понимала. А потом попала к Со — и он несколько раз пытался оставить меня в нормальной семье. Но они жили в городе, тряслись из-за всего и с ними было… скучно? Неправильно? Не знаю. Я все время от них сбегала, и Со смирился.
Качнув носком, закинула ногу на ногу и откинулась назад, упираясь ладонями в столешницу.
— В общем, я немного знаю, что такое нормальная жизнь, и она всегда казалась мне неправильной, потому что в ней было много… боязливости? Не знаю. У тебя как будто бы по-другому.
Уэс не казался боязливым или трусоватым, а именно это Джин бесило в разумных больше всего. Не понятный страх, без которого не выжить, не разумная предосторожность и понимание, когда ситуация становится по-настоящему опасной, а именно эта… трусоватость? Дрожь из-за любого шороха?
Потерев переносицу, Джин вздохнула и улыбнулась снова.
— В общем, у тебя здесь хорошо. По крайней мере, на первый взгляд. Но непривычно. Может, и правда стоит повесить табличку — тогда будет понятнее.