Той сосредоточенности, с которой Джин залипала в узор столешницы — то ли под мрамор, то ли еще подо что, — могла бы позавидовать та Джин, которая только-только училась стрелять и, попадая лишь по одной банке из трех, неутомимо двигалась к своей цели и чем больше мазала, тем усерднее целилась.
Она надеялась, нет, была уверена, что смена обстановки поможет; что если вырваться с Джедды, это исчезнет и больше никогда не придет, но Корусант оказывается удивительно похож на Джедду; не пустынностью, не погодой, не количеством разумных на один квадратный метр — нет, чем-то другим.
Петляя по бесконечным уровням, она ловит себя на ощущении, что снова пробирается сквозь джедские катакомбы.
Это и неплохо, это неожиданно успокаивает, но беспокойная, тревожная пустота внутри отчего-то не становится меньше.
Она вырывается сюда в основном отвлечься — есть пара дел, но ничего такого, с чем не справился бы Умник. Может, он бы справился с этими делами даже лучше самой Джин, но раз уж она главная — значит, наверное, будет правильно, если и заниматься делами будет она. В конце концов, ее вечно недооценивают, на нее почти никогда не думают, и это удобно, этим нужно пользоваться.
Джин и пользуется, обычно, но не сейчас — сейчас она просто разглядывала столешницу, прокладывая меж узоров одной ей ведомые маршруты, и чувствовала себя измотавшейся так, словно опять, в крифф знает какой раз пешком драпала через пустыню.
Почему, почему всегда пустыня?
— Мистресс, вы не ушиблись?
На столик упала тень, он пошатнулся под чьим-то весом, и Джин заставила себя поднять взгляд.
— Что?
— Я спрашиваю, вы не ушиблись, мистресс? Когда падали с небес на землю, — тень оказалась парнем дет двадцати пяти на вид, кажется, не больше; тень усмехнулась и шевельнула бровями, заставив Джин приподнять брови в ответ. — Ведь оттуда падают такие звездные красавицы?
Возможно, он считал это — подкат, ухмылку, невнятное дерганье бровями, — очаровательным. Возможно, они с приятелем — Джин выцепила взглядом белобрысую морду за спиной у «соблазнителя», — иногда даже реально цепляли на это девчонок.
Джин же считала, что даже те ублюдки, которые предлагали ей бакту в обмен на секс, были как-то пооригинальнее в подкатах.
— Прости, парень, не твой день, — Джин качнула головой и уткнулась взглядом в столешницу снова, явно давая понять: свали. Куда-нибудь подальше. Хоть к хаттам.
Потянулась за стаканом — и в иной день обязательно бы заметила, что выцветшим лого стакан развернул в другую сторону, не так, как она оставляла.
Но внутри было пусто, в голове — слишком громко, и маршруты среди узоров на столешнице вырисовывались безнадежные.