Когда Уэс уходит, Грейс провожает его взглядом, а потом, к своему удивлению, просто засыпает. Ей хочется не спать, ей хочется подумать сразу и обо всем, разобраться в своих чувствах, но ее сердце бьется слишком быстро, и автодок решает, что волноваться ей сейчас не нужно.

Спит она всего час или два, но мысли за это время удивительным образом приходят в порядок. Даже как-то выстраиваются.

Кубарт, заглянув проверить пациентку, ничего толком не рассказывает. Говорит только, что других корбезовцев в медотсеке нет, а где есть, он не знает, но шаттл еще стоит в ангаре. Никто не улетал. Грейс не знает, успокаивает ее это или нет.

Читать ей тяжело, потому что тяжело держать голову, но она все равно немного читает. Это не отвлекает от мыслей о неожиданно найденном отце и о судьбе Хорна, и Грейс откладывает деку. Надо с кем-то поговорить… Но когда все, что тебя волнует, на самом деле большой секрет, остается только носить это в себе.

Грейс грустно вздыхает, и в это время в дверь раздается вежливый стук.

— Тайко!

Она очень рада видеть генерала, и не только потому, что он один из тех немногих людей, которым можно доверить, кажется, что угодно.

— Здесь так скучно, — искренне признается Грейс. Ее тихий голос все еще больше похож на шелест, и автодок не прекращает вливать в нее лекарства, но держится она пободрее, чем утром.

— Пожалуйста, посидите со мной немножко. Я буду рада. Особенно, если вы мне расскажете, что… Что стало с Орой и Корраном. Я почти ничего не помню после того, как… — она легко прикасается к перебинтованной груди, прикрытой тонкой простыней.

Она не спрашивает, все ли живы, потому что хочет настоящих новостей, а не успокоительных.

Грейс беззвучно смеется шутке и даже осторожно кивает. Она возьмет это на заметку, куда деваться. Хотя ее пациенты обычно сами организовывают развлекательную программу всему медблоку, и как пилот Тайко должен бы это знать. У пилотов это получается особенно удачно.

Что ж, новости и вправду хорошие. По крайней мере, больше никого не подстрелили. У Оры вот даже аппетит есть.

Грейс не говорит этого вслух, потому что Тайко задает вдруг серьезный вопрос, на который лучше бы так же серьезно ответить. Для шуток еще будет время.

Грейс даже знает, когда.

Судя по тому, как Тайко говорит ей про Уэса, он про их внезапное родство еще ничего не знает. Но сейчас есть дела важнее.

— Корран пытался проникнуть в его сознание, — прямо говорит Грейс и сразу мрачнеет. – Тайко, не вините Уэса в том, что он сделал. Он не мог поступить иначе. Больше того, по-человечески я думаю, что он правильно поступил. Я не желаю зла Коррану, совсем нет, но иначе защититься Уэс просто не мог.

Удивительно, как сейчас ее радует, что этот рефлекс, едва ее не убивший, у него есть. Что он  все еще готов постоять за себя, что нашел в себе силы жить дальше. Быть… быть сильным, быть собой.

Грейс слабо улыбается, когда Тайко уверяет ее, что он далек от обвинений. Многие на его месте начали бы искать виноватых, и виноватым стал бы тот, кто едва не сделался убийцей. Но в случае с Уэсом все было не так.

Она лежит неподвижно, только иногда прикасается к повязке. Дышать еще больно, а говорить трудно, но если не особенно пользоваться голосом, а больше шептать, то нормально. Послеоперационные шрамы ноют и чешутся.

Она жива, вот что главное. Она жива. Все остальное пройдет. Бакта и не таких ставила на ноги.

Было бы так глупо умереть по ошибке.

Над вопросом Тайко Грейс задумывается всерьез и даже поднимает повыше изголовье. Так удобнее смотреть на Тайко и так лучше видно, как он, на самом деле, устал, и каким измученным выглядит. Он такой задолбанный и собранный одновременно, что Грейс невольно сочувствует всем, кто приложил к этому руку. В способности Тайко постоять за себя и навести порядок она не сомневается.

Как и в том, что ему давно нужен отдых.

Какой-нибудь нормальный. Не на войне.

— Я бы сказала, что такое форс-воздействие довольно сильно похоже на то, что мог бы делать очень хороший психотехник и очень сильная химия, с поправкой на то, что психотехник оказывается прямо у вас в голове.

Она думает еще, подбирает слова. Такое воздействие было одним из первых, что Хорн показал ей, и он же считал, что у нее талант, такая же склонность к этому, как и у него. Грейс искренне сомневается, что об этом стоит говорить. Она не хочет, чтобы эти люди, которые так ей симпатичны, начали вдруг ее бояться. Им нечего ее опасаться, ну правда же. И благодаря этому она сейчас может ответить, что-то рассказать.

— Сопротивляться этому очень трудно. В прямом противостоянии форс, особенно обученный, скорее всего победит. И чем сильнее его жертва противится, чем дольше идет эта схватка в голове, тем хуже последствия. С сознанием может случиться что угодно. Память жертвы может перетасоваться как колода карт, и все события окажутся перемешаны. Жертва может потерять память совсем. Я говорю это не для того, чтобы запугать вас, Тайко, я только хочу, чтобы вы понимали, к чему ведет сопротивление. Одно дело – просто посмотреть память, другое дело – ее взламывать. Это сложно даже для самих форсов, но если форсу будет просто больно, то жертве хуже во много раз. Но техники есть. Чем сильнее ваша сила воли, тем сложнее будет форсу. Но лучше не пытаться ставить мысленную стену. Самый безопасный вариант… — Грейс замолкает ненадолго, кивает Тайко на стакан воды, до которого она опять не может дотянуться сама. Куба забыл подвинуть столик. У нее, конечно, есть трубочка с соком и жидким питанием, но это совсем не то.

— Самый безопасный вариант – это загнать форса в цикл в вашей собственной голове.  Знаете, как бывает, когда какая-то песенка цепляется к вам на весь день и ни за что не отстает? Звучит, и звучит, и звучит…  Если вы сможете настроиться так, чтобы в голове не было ничего, кроме этой песни, слабые и плохо обученные форсы могут не проникнуть за эту завесу. Это слабый прием, но рабочий. Есть еще один. Для этого требуется легкая сумасшедшинка, но с этим у нас тут проблем нет, да? – Грейс беззвучно смеется. – В этом случае вам нужно придумать себе ложные воспоминания о том, что вы хотите скрыть. Но вам придется поверить в них всей душой. Так, словно вы и вправду там были, и все было именно так. Практически вам придется… немного сойти с ума на этой почве. Внушить себе, что этот момент был именно таким. Тогда форс может ошибиться. Если вы отдадите ему немного правды, и вместе с правдой – такой выдуманный кусок, в который вы верите всей душой, он скорее всего попадется. Но самое лучшее, Тайко, это никогда, никогда не попадать под форс-допрос. Под все эти… манипуляции. Нет надежной техники. Если только вы не носите с собой что-то, блокирующее воздействие Силы. Кусочек таозина, или живую исаламири, или что-то подобное. Я слышала, что можно попросить и другого форса, чтобы он создал в вашей голове блок от просмотра определенных вещей… И это, возможно, одна из самых надежных техник, если не экранировать себя от Силы совсем… Но тут все зависит от силы обоих форсов. И того, кто ставил блок, и того, кто будет его вскрывать. Может, вам пригодится знать и то, что для такой работы требуется серьезная концентрация. Если ее сбить, то форс не сможет продолжать лезть в вашу голову. Выстрел для этого подходит. Удар, толчок, сильное отвлечение внимания… что-то.

Грейс замолкает. Это слишком длинная для нее речь, но она понимает, почему для Тайко важен ответ, и поэтому постаралась выложить максимум того, что знала по теме. Может, кто-то более опытный сказал бы больше и лучше. Но Тайко и сам это понимает.

Пока Тайко говорит, Грейс лежит тихонько и внимательно его слушает. Ей нравятся гости, потому что в медотсеке действительно ужасно скучно, когда ты пациент, а еще ей нравится, что в их присутствии она чувствует себя спокойно.

Это какое-то иррациональное спокойствие. Так бывает, только когда лежишь, беспомощная, раненая, совершенно точно не способная за себя постоять, а к тебе приходят люди, готовые тебя немножко защищать и о тебе позаботиться. Грейс испытывает слабые муки совести из-за этого чувства. В конце-то концов она капитан кореллианских сил безопасности и все прочее… Но все равно приятно. От этого даже как-то лучше, и не так сильно болит в груди.

Грейс немного грустнеет, когда Тайко говорит о том, что Хорн теперь против них. Она не может возразить – на суде все вышло отвратительно, а в ангаре было страшно и странно, но ее все равно не оставляет чувство, что к этому вопросу нужно присмотреться получше. Но чувство – слабый аргумент. Поэтому она не возражает. Она не хочет, чтобы Тайко недооценивал опасность.

И еще она слабо верит, что дороги Хорна и Бродячей Эскадры больше не пересекутся. Хорн очень хотел увидеть Антиллеса и не увидел. А Хорн в последнее время очень стремится получать то, что хочет.

— Бросьте, Тайко, — слабо улыбается она. – Не бойтесь задеть мое самолюбие, мой путь в Силе пока еще очень короткий. Я тоже это понимаю.

Грейс немного молчит.

Она не хочет лгать, и еще меньше хочет произносить правду, но ответить нужно, потому что важно. Тайко спрашивает только о важном. И ей придется рассказать ему все. Если она считает его другом, если Уэс… отец… говорил, что и они могут подружиться тоже, это будет хороший шаг для того, чтобы вся эта дружба могла существовать.

— Тайко… — Грейс осторожно набирает воздуха в грудь, как будто это может помочь ей набраться и храбрости тоже, потом осторожно протягивает руку и трогает альдераанца за предплечье. Сегодня ей нравится держать разумных за руки, потому что то, что она пытается сделать – не прямо сейчас на койке, а вообще – это все немножко больше, чем ее собственные силы, умения и даже она сама. Она военный врач. Пусть даже хороший военный врач. Но не спецагент. Она слишком недавно в службе безопасности, и учится на ходу, и делает это куда старательнее, чем могло бы потребоваться от любовницы директора… еще и потому, что не хочет, чтобы ее считали бездарной протеже Хорна, которую взяли в КорБез только за красивые ноги. Но она еще только учится. А то, что она пытается делать, может оказаться не по силам и специалисту.

«Он убьет тебя», говорил Уэс.

— Это может случиться, — наконец говорит Грейс, пытаясь звучать как-то потверже. Как-то пособранней. – Пожалуйста… Помните об этом. Это может случиться со мной, и если вам покажется, что я пишу вам странные вещи, или говорю что-то… что-то такое, что вызывает у вас сомнения… вспомните об этом. Корран… Он не причиняет мне вреда сейчас, он очень добр со мной, но он пока не знает, что я сделала. Я взяла у Уэса показания после суда. О том, что он находился под форс-контролем. Эти показания сейчас у Навары Вена, и он что-то делает с ними… Что-то, чтобы помочь вам всем. Если это вскроется… Я не знаю, что случится потом. Но Корран не вынуждал меня лезть под выстрел. Я… Это я сама. Я думала, Уэс успеет остановиться. Простите. Я не хотела, чтобы так вышло. Я только хотела, чтобы никто никого не убил.

В голосе и в глазах Тайко легко читается что-то, подозрительно похожее на скрытое восхищение, и Грейс опускает глаза. На ее щеках впервые за последние сутки появляется намек на румянец, который возвращает бледному лицу почти естественные краски.

Когда тобой восхищается такой человек, как Тайко Селчу, это, оказывается, сильно добавляет веры в себя.

— Вы это поняли потому, что я не закрыла вас в медотсеке? – Грейс беззвучно смеется, потому что смущается. Но правда же, ему тогда стоило отлежаться. Другое дело, что у него тогда была цель, и он так про нее говорил, что Грейс теперь остается только вернуть ему его же слова. Ну, почти. В ее собственном издании.

— Если бы вы позвали меня, я бы согласилась, Тайко. И… Люк? Скайуокер? Тот самый Скайуокер? Вы… Вы даже не представляете, что я об этом думаю, это же как в сказку попасть, — она смеется почти по-настоящему, но очень осторожно, и впервые за последние сутки у нее блестят глаза. – Это… Я и представить не могла, что такое может со мной случиться. Сохраните для меня это предложение, Тайко. Пожалуйста. Я бы хотела его услышать. Но я сейчас не могу, и не из-за карьеры даже.

Грейс берет короткую паузу, чтобы перевести дыхание. Теперь ей нужно очень точно сформулировать мысль, но из-за того, что предложил ей Тайко, все мысли пустились врассыпную. Он позвал бы ее в эскадру! Он готов замолвить за нее словечко перед самим Люком Скайуокером. Чем она заслужила такое? Она ничего еще толком не сделала, и вдобавок очень глупо подставилась под болт, а Тайко все равно в нее верит.

— Что бы ни придумал мастер Навара Вен, ему будет очень сложно провернуть это в одиночку, — наконец говорит Грейс, пытаясь звучать спокойно и рассудительно.  – Он очень умный, и вы наверняка это знаете, но… Ему будет проще, если на Кореллии будет кто-то, кто мог бы ему помочь. Особенно если это офицер КорБеза.

Она намечает улыбку.

Это не очень веселая улыбка, потому что контактом господина Вена в КорБезе, таким надежным, серьезным, на который можно было бы положиться на сто процентов, должен был быть Хорн.

Все пошло не так.

Все совершенно пошло не так.

— И Корран… — Грейс опускает глаза снова и заливается краской уже всерьез. – Тайко, не все так просто.

Она покрутила бы головой от неловкости, если бы могла. Но резкие движения ей противопоказаны, и она только чуть крепче сжимает пальцы на руке Тайко. Есть вещи, в которых признаваться просто страшно.

— Он, конечно, мой учитель, да. Только… У нас роман, — совсем уже шепотом говорит Грейс, и когда она решается посмотреть на Тайко, в глазах у нее полная беспомощность. В такой сложной ситуации она не оказывалась еще никогда. – Я не могу сказать, что я его люблю, но мне не все равно, что с ним будет. Понимаете, Тайко? Я знаю, что это глупо, и опасно, и он женат, и все это должно закончиться, я все знаю. И он делает страшные вещи. Но… мне не все равно. Мне нужно уйти, это было бы здраво, но сейчас это все равно, что бросить его только потому, что ему плохо. Я не хочу, чтобы все закончилось так. И понятия не имею, как это может и должно закончиться, — она все-таки отводит глаза. – Знаю только, что если он… Если он снова попробует сделать что-то такое с беспомощным разумным… 

Она понятия не имеет, должно ли это закончиться. Внутренний голос подсказывает, что в этом решении есть что-то трезвое, но есть еще два десятка мыслей и чувств, которые говорят другое, и есть еще мысленный голос Коррана, который удержал ее у самого края…

— Я умираю…
— Нет, Грейс.

И его спокойная, надежная близость, и жизнь, бегущая с Силой по каждой клетке умирающего тела.

Тогда, в суде, он мучил не абстрактного подсудимого, он причинял боль ее отцу. Такую, от которой тот чуть не попросил у нее яд в камере…

«Я умею стрелять», заканчивает про себя Грейс, не в силах произнести это вслух. «Я умею стрелять».

От этого не становится ни легче, ни лучше, только в горле встает ком.

Грейс внимательно слушает, и смотрит на Тайко так же тоскливо, как и он на нее. Только он смотрит решительно, а она – почти беспомощно.

Потому что нечем возражать. Все, что он говорит, чистая правда.  Это такие факты, с которыми невозможно спорить, они просто есть, и все. И от них больно, и с этой болью ничего сделать нельзя.

Когда болит рана, автодок подает больше обезболивающего. Когда болит сердце, вот так, внутри, с этим справиться не так просто. Эту боль можно только прожить. И это сложно, потому что ты не знаешь, когда станет легче.

Случится ли это вообще.

— Я сделала только то, что считала правильным, — тихо говорит она. – Вы хотели спасти друга. Никому не стало бы легче, если бы Антиллес сгинул в своей поездке, а ваше сердце было бы навсегда разбито. И суд этот… нельзя насиловать людей ради великой цели. Я не сделала ничего такого, что не сделал бы нормальный человек, Тайко.

Она говорит правду и лукавит одновременно, потому что ее участие в планах господина Вена сильно выходит за рамки вышесказанного.

— Иногда мне кажется, что я знаю всех вас с детства. Ну, не совсем вас, конечно, а рассказы о вас, это не то же самое.  Но я на них выросла, я мечтала попасть во флот, и если что-то случалось, я всегда думала: а что бы сделал Селчу, а как поступил бы Антиллес… Это смешно, я знаю, — она намечает улыбку. – Вы смейтесь, если хотите, надо мной из-за этого все смеются. Только вот все эти разумные, которые ушли с вами в Эскадру, они ведь тоже ушли не потому, что им что-то нужно. Они просто верят, что у вас во всем этом есть свой кусочек правды. Не всегда можно сказать, зачем человек что-то делает. Иногда он делает «потому что».

Грейс замолкает, потому что ей тоже надо подумать над сказанным.

От всего тяжело, но от этого, наверное, нет. От остального – очень.

Грейс не выдерживает, она осторожно поворачивается на бок, лицом к Тайко, и не отнимает руки.  Просто ложится так, чтобы можно было опустить голову и упереться лбом в тыльную сторону его ладони, гладящей ее руку. От этого линия капельницы, идущая к катетеру в ее шее, натягивается, но не критично. Держится.

Грейс не может плакать, потому что автодок тут же поднимет тревогу и прибежит медик, и Тайко выгонят. А оставаться в одиночестве она сейчас не хочет.

— Я побуду там еще немного, — говорит она глухо. – Простите меня, Тайко. Вы во всем правы. Я просто… мне нужно собраться с духом. И… Поговорить еще с одним-двумя людьми, чтобы у мастера Вена все сложилось.

Она говорит вроде бы разумные вещи, но держится за руку генерала так, словно пол под койкой сейчас провалится и Тайко единственный, кто может ее спасти.

— Он думает, что может добиться смягчения приговора или даже какой-то амнистии, — Грейс закрывает глаза и так кажется, что нет вокруг никакой палаты. У нее холодный лоб, а рука у Тайко теплая.

— Если вы сможете сделать для Республики что-то невероятное. Какой-нибудь стоящий подвиг. Для этого вам надо знать, где у Республики настоящая проблема. То есть… проблемы. Чтобы появиться вовремя и красиво выйти, и чтобы за это они готовы были что-то простить… Это закрытые разведданные, и вам придется как-то их получать. Нам… нам надо как-то решить этот вопрос там, на Кореллии.

Слишком много «как-то».

— Я обещала помочь с этим.

Если она попадется, сидеть будет на той же скамье, что и генералы. А информаторы пострадают еще раньше. Но это такой риск, с которым приходится мириться. Жизни вообще без риска не бывает.

— Так что мне нужно, чтобы вы сказали мне, кому вы доверяете настолько, чтобы я могла прийти к этому офицеру с такой просьбой. Это не может сделать сам Вен, потому что если он на этом засыплется, он уже не сможет быть вашим адвокатом.

«А с другим адвокатом вам конец», не добавляет она.

Больше всего ей хочется, чтобы генерал Селчу сейчас погладил ее по голове и сказал ей, что она справится. Но она слишком взрослая для этого, слишком капитан, слишком на службе, и это Тайко ее пациент, а не наоборот. Смешно этого хотеть, неправильно. В комиксах про Разбойную такого не было.

«Майор Кливиан», запоминает Грейс. Она не хочет поднимать глаза, не хочет казаться сильнее, чем она есть. Она же ранена, а в таких случаях можно, наверное, немного полежать так, упираясь лбом в руку человека, которому можно доверять.

Генерал Селчу все время звучит здраво. Он знает, о чем говорит, и знает, как было бы лучше, и говорит простые хорошие вещи, которые не ведут к беде. От этого Грейс лучше понимает, чем рискует. Лучше понимает, что выходы есть, и какие.

Тайко вообще удивительно положительно на нее действует. Неужели это тот же человек, который уговаривал ее отпустить его лететь с Антиллесом неизвестно куда и закрыть глаза на его болезнь?

Грейс на всякий случай приоткрывает один глаз. Ну да, тот же.

Это заставляет ее улыбнуться, хотя говорят они о серьезных вещах. Ну как, Тайко говорит, а она только слушает и радуется, что кто-то сидит у ее койки. Что не нужно лежать одной, когда ей так нехорошо. Ну и отдельно тому, что это именно генерал Селчу, потому что кто бы еще рискнул гладить по голове военного медика республиканского флота, а тем более агента КорБеза, да еще и так, словно это самое обычное, нормальное дело.

На самом деле, в этом столько нормальности, такой неожиданной сейчас, такой нужной, что у Грейс сжимается сердце.

— Я бы тоже так делала, — говорит она, и снова намечает слабую улыбку. – Я бы тоже не засыпала. Спойте мне, Тайко.

Она уже знает, что заснет, так спокойно становится от этого невесомого движения руки, гладящей ее волосы. А когда она проснется, ей уже будет лучше. Так всегда бывает. Все будет лучше, потому что они с Тайко по-прежнему друзья, и он не сердится, что она влезла под выстрел, и Уэс вот тоже, хотя он, кажется, самая сложная история в ее жизни, и надо обязательно узнать, как там Корран и Ора, не нужно ли им что-нибудь и хорошо ли с ними обращаются (ну вряд ли плохо), но ей все равно нужно выздоравливать побыстрее, потому что эти двое на этом корабле – это как огонь и порох.

И наверное, когда-нибудь потом, если Тайко снова окажется ее пациентом, ей потребуется где-нибудь достать побольше авторитета, потому что они оба всегда будут помнить, как он сидел у ее койки. А может, наоборот, потому что волновать медика, заботящегося о тебе по долгу службы, морально легче, чем хорошего друга.

Лучше бы никогда этого не проверять, лучше бы Тайко не оказываться больше в медотсеке, но жизнь, она такая…