Мы раньше так не делали, но всегда можно начать. С Днем рождения, Уэс Янсон!
Ищем генерала, гения, популярного политика, звезду пропаганды и любителя доминировать над этим миром.
Ищем майора КорБеза, главного по агрессивным переговорам с пиратами, контрабандистами и прочими антигосударственными элементами.
— Ты замужняя женщина,
— машинально шутит Янсон в ответ на ее команду раздеваться.
— Твой муж меня пристрелит.
У него целая куча вопросов.
Он догадывается, что они делают и зачем, но...
Но Винтер сказала «быстро», и Уэс подчиняется.
Star Wars Medley |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Star Wars Medley » Завершенные эпизоды » Альтернатива » [AU] Миг тормозов, развал-схожденье, и снова — твердая земля
лидерка партизан Со поневоле, птичка-травматичка по призванию
Jyn Erso, Cassian Andor
Время: 6 ДБЯ
Место: где-то на просторах Галактики
Описание: в 9 ДБЯ Джин Эрсо попадает из повстанческой ячейки курильщика в повстанческую ячейку здорового человека. Умудряется даже заиметь относительно дружеские отношения с Кассианом Андором - еще не капитаном разведки. Только вот известна она ему как Лиана Халлик - и известна так примерно три года. А потом случается "ой", и приходится как-то жить с новыми знаниями. В общем, все сложно. Но весело.
лидерка партизан Со поневоле, птичка-травматичка по призванию
Подсознательно она уже очень давно ждет этого вопроса. Очень давно ждет, что вскроется правда. Ждет и боится — совершенно ужасно боится, до дрожи в коленках.
Ждет так давно, что сначала даже не понимает, что именно у нее спрашивают.
Несколько секунд смотрит на друга растерянно и непонимающе, но, когда взгляд меняется и в нем отчетливо проглядывает испуг, Кассиан, верно, понимает все и без слов.
«Джин Эрсо. Ты должна забыть об этом, — говорит сенатор Мотма, — Джин Эрсо больше нет»
Это последний раз, когда кто-то другой называет ее Джин.
Сенатор Мотма повторяет все то же самое, что когда-то давно ей говорил Со Геррера. Джин не слышит ничего нового для себя — все это она и так знает прекрасно.
Она, по правде говоря, даже вздрагивает, когда сенатор Мотма называет ее «Джин». Геррера не зовет ее так уже года два. Только Лиана. Лиана Халлик.
В шестнадцать лет она даже думает о себе как о Лиане Халлик — обычно.
Новое имя — новый человек.
Поэтому Лиана Халлик не может знать о Джин Эрсо. Она не может думать о себе, как о ней. Любимая игрушка Лианы Халлик в детстве — это плюшевый эвок, который заменяет ей подушку.
Это не штурмовик Хас, твердый и острый, таким даже можно поставить синяк.
Но испуганными глазами на Кассиана Андора смотрит не Лиана, которую он знает уже… сколько? Три года. На него смотрит Джин Эрсо, которая, по всем ощущениям, загнана в угол и едва ли может из него выбраться.
Джин — не Лиана, Джин — вскидывает голову, ловя взгляд Кассиана, и думает, что это даже страшнее, чем выполнение операций. Потому что ей даже не столько страшно, сколько стыдно.
За то, что она обманывает доверие близкого ей человека.
За то, что она не та, кем она зовется.
За то, что она та, кто она есть.
Джин переводит дыхание, облизывает губы и находит в себе силы посмотреть прямо и твердо.
— Да. Я — Джин Эрсо.
Все сейчас так, как бывает иногда после миссий, когда уже оставил ненастоящее имя, но еще не отзываешься на свое, когда снял чужую одежду, но своя все еще сидит как-то не так, когда уже провел достаточно времени, пытаясь вместе с грязью сцарапать с себя пережитое, а все равно все еще его помнишь. Ему все говорят, что со временем к такому привыкаешь, еще несколько миссий - и будет не так. Но пока что он прилетает, и каждый раз ему кажется, что вокруг - дома - все ему незнакомо, что он здесь впервые в жизни и никого тут не знает, просто обманом пробрался на чужую базу, где все почему-то принимают его за своего.
Все точно так же. Он смотрит на Лиану и не понимает, не верит.
Смотрит так, будто видит ее впервые в жизни. А он, похоже, и видит - она ведь, как вдруг оказывается, не Лиана, которой он когда-то дано показывал базу и помогал устроиться, потому что она была растеряна и напугана, он был ненамного старше, а для его уровня доступа к секретным данным задач в отделе пока не было, и потому там он только мешал. Не Лиана, а кто-то совсем другой.
Джин Эрсо, мифический рычаг давления на лучшего инженера Империи. И она здесь, и была здесь все это время. Все три года, пока он не знал, кто она, пока рассказывал ей почти обо всем, кроме того, о чем рассказывать вообще было нельзя.
А он-то думал, что это он рано начал работать в разведке. В тринадцать о таком внедрении он мог еще только мечтать.
- И... - он не знает, зачем говорит тихо, будто боится. что еще кто-то может услышать и узнать, - кто и зачем тебя прислал к нам?
лидерка партизан Со поневоле, птичка-травматичка по призванию
- Никто не присылал, - Джин не отводит взгляд, хотя очень хочется, и переплетает пальцы, буквально ломает их, выламывает суставы - верный признак, что волнуется и боится; Кассиану он известен наверняка прекрасно. - Сенатор Мотма... Знает, кто я. И больше никто. Я...
Она неловко пожимает плечами, прижимается спиной к стене - так спокойнее. Надежнее. Проще, когда спина прикрыта, и тошно становится от того, что защищается она от друга.
- То, как я попала к вам... Это не было подстроенно. Я не знала,что Со собирается сделать это. Отдать меня.
По прошествии трёх лет она даже понимает, почему это было сделано. Почему Со посчитал, что безопаснее и проще будет устранить Джин из ячейки - подальше от тех, кто так или иначе,но догадывается, чьей дочерью она была и какое место занимает в жизни Герреры. И ещё - какое место она может занять в борьбе против Империи.
Теперь она это понимает, и удивляется одному - что Геррера сумел сплавить ее в надёжные руки, а не пошел путем более радикальным.
Джин растет под присмотром Со, и в конце концов она все же учится понимать, как он мыслит.
Они стоят в каком-то закутке, совершенно не предназначенном для разговоров, но Джин не находит в себе смелости, попросить Кассиана уйти отсюда. Отчего-то кажется - и это крайне нелогично, - что здесь безопаснее.
Что здесь, если что, она закричит - и кто-нибудь услышит...
Она, разумеется, не закричит.
- Геррера всегда говорил, что мне... Мне опасно быть мной. Что мной могут воспользоваться, если узнают, кто я, - голос звучит тихо, но отчётливо. - Сенатор Мотма сказала то же самое. И... Мне было очень страшно. Что кто-нибудь узнает. Что...
Неловко дёргает плечом.
- И сейчас мне тоже... Страшно, - Кассиан совершенно точно заслуживает честности и искренности, в этом Джин уверена, как в том, что солнце встаёт на востоке. - Страшно, что ты... Разочаруешься.
- Невозможно разочароваться в ком-то, от кого ничего не ждешь. А я ничего от тебя не жду - я тебя даже не знаю.
Кассиан говорит это быстрее, чем успевает еще раз все обдумать. Прежде, чем видит, как болезненно ходят ее суставы, и от этого ему хочется потереть собственные костяшки.
Но он знает, о чем говорит: у него хорошо получается становиться другими людьми. Ты меняешь всего лишь имя - а меняется все. Манера говорить, манера даже мыслить. Прячешь себя настоящего поглубже, в закрытый ото всех до поры до времени уголок души - и все: то, что ты делаешь, то, что говоришь, то, что даже чувствуешь, больше не имеет к тебе никакого отношения.
И с Лианой - нет, не с Лианой, она не Лиана больше, она никогда ей и не была, это просто маска, просто ненастоящая личность, просто ширма, которая закрывает спрятанного настоящего человека - все должно быть так же. Умом он понимает, что нет смысла злиться на нее, нет смысла в чем-то обвинять: она слушалась сенатора, скрывая свое настоящее имя, а до того слушалась Со Герреру - и вот уж странно, что он первый не использовал ее. Но это умом - на деле же Кассиан все равно чувствует странную, но очень острую обиду. Он вырос среди повстанцев, но близких людей у него тут мало, всегда было мало.
И теперь вот оказывается, что одной из них на самом деле не существует на свете.
Наверное, не стоило и пытаться.
лидерка партизан Со поневоле, птичка-травматичка по призванию
- Я сама себя не знаю, - выдавливает Джин после нескольких секунд молчания, когда смотрела на друга - друга ли теперь? - пристально и внимательно, выискивая в его облике хоть какие-то признаки того, что нет, он вовсе не это хотел сказать. Но по всему выходит, что именно это. Что он, как часто бывает, сказал именно то, что хотел.
Извинения здесь неуместны - это Джин понимает отчётливо. Ей не за что извиняться - она исполняла приказ. Она говорила то, что ей велели, и разве Кассиан - особенно Кассиан! - может ее за это осуждать?
Джин хочет это спросить, но не спрашивает.
Это будет нечестно - она ведь действительно перед ним виновата.
Джин не очень хорошо понимает, в чем именно. Но знает, что очень сильно.
Только извинения здесь все равно не помогут.
Впервые за несколько лет Лиана Халлик, которой никогда не существовало, ощущает настолько ужасное желанием расплакаться.
Но Лианы Халлик нет.
Есть Джин Эрсо, которой нет уже не меньше шести лет, и Джин Эрсо - не самый сильный духом человек.
Она боится очень многого, именно поэтому появляется Лиана.
Так намного проще... Было. Но не теперь.
Извиняться глупо - да и за что? За то, что так сильно хотела выжить? За то, что исполняла приказ?
Ну, ещё она может извиниться за то, что дышит.
Джин не знает, что здесь можно сказать.
Поэтому она просто продолжает смотреть, надеясь отыскать в чужом взгляде хотя бы тень привычных эмоций, и осторожно делает шаг навстречу.
В горле комом собираются слезы, но Лиана Халлик не плачет.
Но и Лианы Халлик больше нет.
Она хороша.
Кассиан ловит себя на этой мысли и почти пугается. Потому что еще минуту назад он ни за что бы так не подумал. Еще минуту назад он не стал бы оценивать Лианну - Джин, вернее, она Джин, нужно это запомнить, но только не произносить вслух - так, как оценивает других, когда видит их на задании. Минуту назад ему бы и в голову не пришло, что можно быть на задании тут, на базе, дома.
А вот поди ж ты.
Но она и правда хороша - хорошо настолько, что ей не то, что хочется - ей веришь. Тем страннее чувствовать это и в то же самое время точно знать, что она врет. что это все - просто игра. Что она просто прячется за Лианной, потому что так учил ее Со Геррера, потому что сказала ей Мон Мотма, потому что так безопаснее. Потому что вряд ли она доверяла тут хоть кому-то все эти три года. Просто здесь было наименее опасно, особенно если суметь с кем-то подружиться и стать своей.
Кассиан знает, как это работает. Видит, как теперь она пытается спасти ситуацию.
Ему почти хочется утешить ее.
Вместо этого он напрягается, когда Джин - теперь он точно понимает, что это Джин, всегда была Джин, а он общался и дружил с маской; он понимает это и сочувствие исчезает - приближается. От Лианны он знал, чего ждать, а Джин для него загадка, неизвестный человек, с которым лучше бы никогда не расслабляться. На место сочувствия приходит что-то вроде уважения: она и правда неплохо справляется.
- Не бойся, - говорит Кассиан. - Если сенатор Мотма знает и так должно быть - и я никому не скажу. Только не надо...
Он почти протягивает руку, готовый подобрать вот-вот готовую упасть вниз слезу с ее глаза.
- Тебе больше не придется притворяться передо мной. Я постараюсь, чтобы мы встречались достаточно редко для этого.
лидерка партизан Со поневоле, птичка-травматичка по призванию
Пора привыкнуть, что из кошмаров всегда сбывается худший.
Джин видит это отчетливо. Понимает.
Но сердце не пропускает удар, дыхание не сбивается, пульс не частит.
Это рабочий момент. Тебя раскрыли — выворачивайся. Пострадать можно потом, когда не будет опасности, и…
И немного грустно становится оттого, что теперь и Кассиан проходит в категории «опасно». Доверие — вещь, требующая взаимности. Доверять тому, кто не доверяет тебе, невозможно.
Во всяком случае, когда ты об этом знаешь.
— О, — Лиана — Лиана, не Джин, нет никакой Джин, и не было, и не будет, — смаргивает наворачивающиеся слезы, ухмыляется и склоняет голову к плечу. — Благодарю.
Делает шаг в сторону, обходя Кассиана, хотя прежде бы могла в шутку задеть плечом, сталкивая с дороги, и одергивает край майки, выбившийся из-за пояса.
Может быть, лучше остаться и попробовать поговорить. Объяснить. Доказать, что ничего не изменилось, что с ее стороны все осталось так же, как было прежде, но.
Но Лиана Халлик не плачет, терпеть не может оправдываться и скорее заедет локтем в бок, причем весьма ощутимо, чем станет тратиться на слова.
Джин Эрсо нет. Есть Лиана. Лиана Халлик.
Отец в детстве называл ее «мелочь» и умер, когда ей не исполнилось и восьми лет.
Джин привычно раскладывает по карманам и креплениям оружие, убирает бластер в кобуру и проверяет, чтобы ничего не шумело, не блестело, не звенело. Действия привычные, доведенные до автоматизма — Со Геррера учит ее этому, когда забирает с Ла’му. В десять лет Джин знает, что нельзя носить слишком яркое, слишком мрачное, блестящее или звенящее, слишком шуршащее или опасное. Никаких длинных подолов, длинных шарфов, максимум простоты и удобства.
В десять Джин неплохо управляется с бластерной винтовкой и парочкой других моделей. Знает, что если загнать вибронож под ноготь, будет больно, а если вывернуть пальцы, но не сломать, всегда есть возможность оттянуть чужую смерть и получить ответы на вопросы.
Дядя Со учит ее этому — и еще очень многому.
Он учит ее, что никто не должен знать ее на самом деле, потому что иначе она не выживет.
В девять лет отец учит ее, на какую кнопку нажать, чтобы вызвать Со.
В десять лет Со учит ее, как на коленке собрать одноразовый передатчик и как присобачить его к заряду, чтобы успеть отбежать подальше.
Джин закатывает глаза, когда ей на голову надевают черный плотный мешок, и думает, что ничего, мать твою, не изменилось.
«Только троньте, — говорит она до этого, убирая бластер и поднимая руки на уровень груди, — и вряд ли Со Геррера обрадуется»
Косит взгляд на Кассиана, проверяя, следует ли он ее примеру.
«Передайте ему, что вернулась Джен»
Отредактировано Jyn Erso (10-07-2017 22:11:26)
Сначала три года дружишь с кем-то, кого даже не существует, а потом тебе говорят, что у тебя проблемы с доверием, и нужно больше совместных миссий, чтобы исправить это, и почему бы не начать прямо сейчас.
Сначала решаешь держаться от кого-то подальше, а потом вы бредете друг за дружкой с мешками на голове, спотыкаясь, когда под ногами оказывается особо коварный выступ, но удерживаясь на ногах, отчасти из-за того, что партизаны Со Герреры не дают упасть, отчасти из глупой гордости.
Сначала отдаешь девочку Восстанию, пока она не стала рычагом давления, а потом Восстание отправляет ее назад не как рычаг, но как убийцу.
Короче, жизнь - забавная штука, отличающаяся любовью к злым шуткам. Кассиан бы и сам посмеялся с ней вместе, но он пока что занят: пытается прикинуть шансы на то, что Лиана - да нет же, не Лиана, а Джин, она всегда была Джин Эрсо, всегда ей и будет - которой он на самом деле на этом задании совершенно не нужен, не позаботится еще и о том, чтобы ее тайну снова знала только сенатор Мотма.
Получается, что где-то такие же, как и на то, что Со Геррера, не поверив в то, что Лиана, вернувшись, привела с собой в партизаны еще одного бойца, просто убьет его в первые пять минут после знакомства. Может, чуть повыше: Геррера - просто параноик, а у Лианы есть хороший настоящий мотив.
Шанс на то, что хотя бы встреча пройдет хорошо, есть, он не очень большой, но Кассиан полагает, что бывало и хуже. Всегда бывало хуже - у него довольно большой опыт в "хуже", он знает, о чем говорит.
Вместо очередного выступа - спуск, и этого Кассиан не ждет. Он почти падает, его удерживает за плечо партизан, а потом наконец-то стаскивает мешок и все шансы, сомнения, недоверия, партизан, который вел его, мир, вообще все заливает свет, режущий глаза. Кассиан жмурится, постепенно привыкая к нему, пытаемся проморгать этот свет поскорее. Это не так просто - глаза режет не только солнце, но еще и блики, отбивающиеся от поцарапанных временем и зарядами бластеров Со Герреры, который тут, совсем близко, легко и опасно близко, настолько, что, кажется, задание легко выполнить прямо сейчас. Кажется - об этом стоит помнить, и Кассиан помнит. Если бы это было так просто, они бы тысячу раз убили Со Герреру и его лучших людей.
Он поднимает на того глаза, но только потом, а сначала оглядывается, ищет взглядом Лиану - здесь ли она, цела ли?
лидерка партизан Со поневоле, птичка-травматичка по призванию
— Джен! — Со Геррера выглядит как будто бы по-настоящему удивленным, когда с них стягивают мешки, но Джин этому удивлению мало верит. Его, разумеется, успели предупредить, пока занимались их транспортировкой — попробуй сунься в логово Герреры без предупреждения, свой ты или чужой, добра не видать. Он делает навстречу два широких, размашистых шага, нависает над Джин горой — он выше не меньше, чем на полметра, — но вздергивает голову и щурит глаза, не отступает.
Она, по правде говоря, даже немного рада его видеть. Он, в конце концов, когда-то давно заменил ей отца, и она любит его — по крайней мере, любила, — и почти знает, что это взаимно.
Она, в общем-то, даже почти не в обиде за то, как просто он от нее избавился. Тогда это было правильно.
— Какими же судьбами, девочка? — Со продолжает нависать, ну или только кажется, что нависает, и на несколько секунд Джин действительно чувствует себя девочкой. Это странно и смешно, поэтому, не сдержавшись, фыркает, дергает рукой, чтобы ее уже перестали держать, и прячет руки в карманы.
— Я вернулась, Со, — она смотрит исподлобья и хмурится, а в глазах мелькают неподдельные раздражение и злость. — Я хочу вернуться к вам. Другие ячейки — это просто сборище детишек, которые умеют только лепетать. Мне не нравится там. Там нечего делать. Они верят, что все можно решить словами. Словами, Со!
Она почти топает ногой, но этого не случается — все же не маленькая. Вместо этого раздувает ноздри, фыркает и скрещивает руки на груди.
— Я хочу крови этих ублюдков, — не то что бы она так выражается обычно, но приходится срочно вспоминать, как это бывает. Ненависть настоящая, не поддельная — Империю Джин и правда ненавидит. Всем сердцем. Всей душой. И этому Геррера поверить просто обязан. — Я хочу, чтобы они все умерли. Ты ведь этому меня учил! Я хочу крови, а не извинений. А они, — раздраженно дергает плечом, кривит рот, — хотят остаться в белом. Он, — кивает на Кассиана, стоящего чуть позади, делает шаг к нему и крепко хватает за руку, — он со мной. Я знаю, скольких людей ты потерял за последнее время.
Джин облизывает губы, вздергивает бровь.
— Он стоит половины — как минимум.
Половины он не стоит. Это знает Кассиан. Что еще хуже - это знает Со Геррера. Сначала они почти одновременно бросают короткий взгляд на Джин, затем - тоже почти одновременно - смотрят друг на друга. Кассиан старательно выскабливает из взгляда любой намек на вызов. На фоне Со - да что там, на фоне почти любого из его людей - он выглядит совсем ребенком. Но это не значит, что ему нечем поддержать ложь Джин. В конце концов, силы у партизан и так хватает, потому их все еще не уничтожила Империя.
- И почему ты стоишь половины? - взгляд у Со Герреры прямой, неизбежный, как выстрел бластера. Кассиан встречает его спокойно.
- Потому что умею то, чего не умеют ваши люди, - он не меняет голос, но звучит все равно похоже на Со. Тут нужны лишь чуткое ухо и умелый язык: он копирует интонации, звуки, паузы. Это совсем простой фокус, но он часто впечатляет людей.
Со Геррера впечатленным не выглядит, но спрашивает, нависая над Кассианом:
- И откуда ты?
- Меня готовили для разведки, сэр.
Кассиан звучит достаточно честно, его молодость играет на него. Готовили - это значит, что он успел выучить полезные трюки, но еще не превратился в ищейку Альянса, готовую вынюхивать, не терять след и не выпускать добычу - так о них думают, это он знает.
Что-то происходит с лицом Со Герреры - словно что-то разрезало его, вспороло шов на нем - это губы расходятся в улыбке.
- Девочка привела нам человека, понимающего в уважении к старшим - учитесь!
Кассиан кивает, но только внутри себя. Конечно, он понимает, что происходит. Он успокаивается - значит, в первые пять минут его не убьют. Сперва Со хочет выделить его, а потом будет смотреть, как он сможет держать удар, оставшись с партизанами с совсем иной выучкой и порядками.
Пока же он теряет весь интерес к Кассиану, и как-то теплеет на вид, поворачиваясь к Джин.
- Что ж, девочка. У нас крови хватает - своей, чужой, смешанной. И теперь... Теперь я бы взял тебя назад - ты, кажется, стала сильнее, а не размякла, как я боялся. Тебя я приму. Его... Тоже, но ты знаешь правила. Если ты ручаешься за него, ты отвечаешь за него головой. И вы вместе обрезаете себе путь назад.
Со полагает, что Джин еще помнит. Конечно, помнит, она всегда была умницей и запоминала все, что нужно. Любой новый партизан начинает с преступления, совершенного вместе с человеком, его привевшим. Начинает - и этим навсегда привязывается себя к той стороне, которую чистоплюйный Альянс считает для себя слишком темной. Той, на которой и выигрываются войны.
лидерка партизан Со поневоле, птичка-травматичка по призванию
— Если? — Джин почти обиженно надувает губы, возмущенно глядя на Со, и скрещивает руки на груди. — Я не привела бы его, если бы не ручалась. У меня пока что на месте руки — и я помню, как стрелять из бластера.
Это — и едва заметный намек на раздраженное возмущение, которое Геррера наверняка улавливает в ее взгляде, — те небольшие послабления, на которые раньше Джин могла рассчитывать всегда. Что-то подсказывает, что и сейчас — тоже. Если оставаться в рамках.
Геррера импульсивен — и экспрессивен. Не слишком сильно, всего лишь отчасти. Джин помнит это. И она умеет подстраиваться — это совсем несложно.
И возмущение вполне оправдано — в самом-то деле, Со мог бы и не напоминать настолько прописные истины. Джин попадает в Альянс, когда ей исполняется тринадцать — и к этому времени она знает уже очень многое.
Она не особо знает, как правильно дружить, но может назвать парочку способов привязать нужного человека к себе покрепче — заставить его совершить преступление, например, или убедить, что только работа с тобой искупит все те прегрешения, которые он уже совершил. Тоже — например.
— Я ручаюсь за него, — вскидывает голову, щурится и почти весело почти улыбается. Со не любит, когда люди идут на попятный, а она как раз таки не любит на этот попятный ходить. Да и отступать, если говорить честно, особо некуда. — Если придется — головой.
«Но не придется» — это Геррера наверняка читает между строк.
— Мне хочется тебе верить, девочка, — Со поворачивается к Джин, сжимает ее плечо, и Джин с некоторым трудом остается стоять прямо, не присев под тяжестью руки. Только фыркает, сдувая челку, окидывает цепким взглядом зрителей трогательной сценки. Дергает бровью.
— У нас будет куратор? Кто? — смотрит с почти детским любопытством, вглядывается в лица окружающих. Знакомых, кажется, нет — во всяком случае тех, кого она знала относительно близко. И это, знаете, совсем неудивительно — если учесть текучку кадров в ячейке Со. — И когда операция? — переплетает пальцы, качается с носков на пятки и обратно.
- Куратор у вас будет, но о том, кто он, вам знать пока что не стоит.
Со не объясняет - знает, что незачем. Он не доверяет людям, ни своим, ни чужим, и только потому жив он, потому живы партизаны, потому Империя, неспособная их задушить, сдохнет, рано или поздно, так или иначе. Он был дружен с Галеном и помог его дочери - но дети растут, и кто перед ним теперь, Со не уверен. Одно он знает точно - он научил ее всему, что посчитал нужным; она опасна. Она, возможно, опасеа для него. И потому, если она играет во что-то, показывать пальцем на человека, перед которым ей нужно играть чуть лучше, он не собирается. За ходом операции будут следить тайно.
Со отсылает своих людей, чуть поколебавшись, не дает - пока еще - увлечь с виду хартичному, но преданному вихрю партизан, паренька, которого привела с собой Джин. Если его готовили к разведке - а похоже, что и правда так, нигде больше Со, как ни стардается, не может его представить - то его реакция может дать больше, чем реакция Джин - ее ведь Со учил врать с детства, такой опыт сложно перекрыть.
- Альянс нам больше не союзник, - говорит он, когда они остаются втроем. - Даже хуже - Альянс нам враг, еще один. И Альянс хочет меня убить. Или захочет в скором будущем.
Голос Со Герреры звучит равнодушно - к тому, что его смерти хотят все, он давно привык. Когда-то это наполняло его азартом, теперь стало рутиной - так же, как стала ей война.
- И на этой планетке у Альянса есть свои люди, которые доносят обо всем, что происходит. А их не должно быть. Потому я дам вам имена - если только твой друг сам их не знает - а вы позаботитесь о том, чтобы людей, которым они принадлежат, не стало. И мне не нужны чудесные побеги, исчезновения, раскаяния и смена сторон. Мне нужны их смерти - скорые и достаточно внушительные, чтобы Альянс еще нескоро нашел себе новых информаторов.
Со Геррера смотрит на Джин, но следит и за шпионом, которого она притащила.
Кассиан в это время представляет, что слышит еще один негласный приказ, получает еще одну миссию по ликвидации. О информаторах он знает - их пять, это мирные люди, три мужчины и две женщины, через них он планировал передавать сведения о ходе операции на базу, а теперь их придется убить - придется, других вариантов просто нет. Он остается спокоен, кивает, услышав, что на все у них пять дней.
Он остается спокоен даже когда слышит, что пять - потому что дни им выделяют по количеству людей.
Даже когда понимает, что в уме уже начал планировать порядок устранения.
лидерка партизан Со поневоле, птичка-травматичка по призванию
Она хмурится, когда Со заговаривает о своей смерти, и кивает.
— Я знаю. Я знаю об этом, Со, — Джин поднимает на человека, когда-то заменившего ей отца, непривычно серьезный взгляд, и даже перестает кривляться и встает спокойно. — Я знаю об этом, и поэтому — в том числе, — я здесь.
И он, разумеется, не слышит ни капли лжи.
— Я не предаю тех, кто мне дорог. Кто принял меня в семью и заменил её, — с каждым словом ее голос звучит немного глуше, но при этом странно жестче. — Альянс — не моя семья. Я не могу звать семьей тех, кто способен только лепетать, словно малый ребенок, но не решается действовать. Тех, кто идет против своих же слов.
Джин облизывает губы, хмурит брови и тут же широко ухмыляется.
— Я не знаю, есть ли эти имена у него, — она кивает на Кассиана, крепко цепляет его за руку. — Он наверняка знает больше, чем я. Ты сам слышал — его готовили для разведки. Я не знаю этих имен. И я слушаю.
Она не лжет — ни единым словом.
Она не предает тех, кто принял ее в семью. Не предает тех, кто ей дорог. Но тем и отличается будущее от настоящего — все еще впереди.
А пока что — слова, слова, слова.
И когда Со называет имена — никаких записей, никаких пометок, о чем вы, — Джин кивает, улыбается и склоняет голову к плечу. Чуть крепче сжимает руку Кассиана.
Она не чувствует волнения. Но, наверное, должна.
Имена, которые называет Со Геррера - это именно те имена. Тут же испаряется легкая надежда на то, что в ком-то могли ошибиться, что хотя бы один - а, может, и больше - контакт у них останется, его можно будет предупредить, убедить ничего не делать, вести себя тихо, пока вместо него умрет - погибнет - какой-то другой, посторонний человек. Значит, они будут одни.
Значит, будет чуть легче. Потому что информаторов Альянса Кассиан знает - а они его нет. Он знает, где их искать, знает, что друг дружку они не знают, знает, как они будут действовать, когда поймут - так, как их научили. Они свяжутся со своим контактом. А тот не станет ничего делать.
Результат всегда важнее отдельных людей. В этом большая проблема войны идеологий: даже тот из них, который выступает за права людей, свои ресурсы пускает в расход, не задумываясь.
Кассиан цепляется за эту мысль, думает, что хорошо бы ее повторить потом, когда они выполнят задание, останутся, начнут превращаться в партизанов. Ему странно от того, как быстро в нем снова появилось это "мы". Кто она теперь, тут? Джин, Лианна, какое-то еще имя? Кто она за именем? Этого Кассиан даже не знает, но сейчас не время выяснять. Сейчас у него больше никого нет.
На следующий день - ночь проходит очень, слишком спокойно, и это настораживает - они уходят очень рано. Без списка имен - повторять их никто не собирается - зато с оружием, которое им выдают настолько беспечно, что понятно: подозревают. Хотят посмотреть, не захотят ли они убить Со Герреру. Но убить Со Герреру непросто, и это финал их миссии. До того, как он наступит, даже задумываться об этом не стоит. И потому Кассиан берет оружие, идет вперед, оглядывается на Джин.
Их может кто-то слушать, за ними может кто-то следить, но он не скрывал, что из разведки. Он может это знать.
- Вон там, на краю, дом Геллы Шаасы, - говорит он, - она механик, иногда помогает партизанам с починкой оружия. Ценный человек. Она почти всегда дома - проблемы с ногами, ей тяжело ходить. Морла Кимер - врач, она, напротив, много ходит по городу, ее проще будет устранить на улице. В перспективе она должна была стать агитатором и уже могла начать, поэтому ее я бы оставил на финал. Ариша Джора, кондитера, можно убить при его детях - у него их много, они продают на улицах леденцы, а еще собирают новости, слухи, передают информации, знают и видят все и могут пролезть везде, как стайка крысят. Коул Иррис - где-то такой же, как они, только постарше и ничейный, - о том, что этого паренька хотели забрать на базу и научить сражаться, когда он станет чуть старше, Кассиан умалчивает. Альянс не очень любит, когда на его стороне воюют дети, а вот в информаторы их набирать любит. - Лиир Рей - ростовщик, имеет большие связи на местном черном рынке. Шантаж, - предвосхищая вопрос, объясняет он, - у Альянса была информация, которая причинила бы ему больше вреда, чем он сам может причинить себе, если будет сотрудничать. Начать, думаю, стоит с этих последних двоих. Информаторы не знают друг друга, но могут что-то заподозрить. Но мальчики вроде Кооула умирают постоянно, а смерть Лиира воспримут как передел рынка. Так у нас будет небольшая фора и те, кто мог бы попытаться сбежать, даже не сообразит, что время уже пришло, что пора - пора бежать.
Побег будет провалом миссии - об этом Кассиан не напоминает, а только ловит себя на том, что отсутствие на планете информаторов будет даже кстати - так на базе не будут знать о том, как именно они получают место среди людей Со, чем еще будут заниматься прежде, чем смогут сделать то, что должны.
Отредактировано Cassian Andor (01-09-2017 23:01:37)
лидерка партизан Со поневоле, птичка-травматичка по призванию
Как-то так получается, что исполнение Джин берет на себя - Кассиан выполняет роль скорее информатора.
Он рассказывает то, что знает - Джин хочется верить, что все, но она допускает, что какие-то сведения друг (бывший друг, хорошо) оставляет при себе. Это нормально и совсем не удивляет - Джин бы не стала выкладывать совершенно все, только то, что важно для задания.
В конце концов, никто из здесь присутствующих - даже она сама - не знает точно об уровне допуска Кассиана, поэтому варианты возможны все.
Джин выбирает тот, который нравится ей больше остальных.
Они начинают с Геллы Шаас.
Завоевать доверие достаточно просто - они знают нужные пароли; связные не знают других связных.
Грязную - условно грязную, тут попробуй ещё скажи, что хуже, - работу Джин берет на себя. Она сворачивает женщине шею - та не заслужила действительно жестокой смерти, только необходимую видимость, - затем вправляет обратно (опять же - видимость, никто не станет выяснять подробности, не в этом случае; никто из тех, кто обычно разносит сплетни) и принимается за дело.
Чём-то тяжёлым - пепельницей, ну надо же, - перебивает мозолистые пальцы, запястья, локти. Она не может ходить, значит - руки для неё значат многое.
Рабочие руки.
Напоследок выламывает трахею, рисует рядом кровью незамысловатый значок, значение которого можно определить как "повстанческая сука", стирает отпечатки пальцев - с пепельницы, горла, рук; прикусывает губу и на мгновение опускает взгляд, прикрывшая глаза.
Никто не заслуживает такой смерти - и Гелла достойна хотя бы нескольких минут молчания.
Если бы Джин посвящала несколько минут тишины каждому, кого однажды ей пришлось убить, ей не хватило бы и жизни молчания.
Морлу Киммер находят в подворотне в трущобах. Так же перебитые руки - от ногтей до плечей, - и выломанная трахея. Сухожилия на ногах подрезаны и можно даже разглядеть кровавый след на грязных камнях мостовой - пыталась уползти.
Снова - простенький значок, никаких отпечатков. Следы ботинок - типовые армейские, какие носит каждый третий в милитаризированном городке.
Никаких следов борьбы.
Джин щурится, когда они покидают переулок, смотрит исключительно вперёд и прямо.
Ее не трясёт, она не бледнеет, она кажется совершенно в порядке.
Джин неожиданно сжимает ладонь Кассиана, находя ее наощупь, буквально на мгновение, и отдергивает руку. Прячет ладони в карманы, подстраивается под чужой шаг.
Двое из трёх - осталось совсем немного.
У нее не дрожат руки.
Кассиан замечает это после Морлы Киммер, когда она на короткий миг берет его за руку. Это - та граница, которой ему не хватало, которая расставляет все по местам. Лиана бы так не смогла и, значит, на ее месте Джин, а с Лианой он прощается навсегда - снова, в который уже раз. Раньше у него никогда не было сложностей с тем, чтобы прощаться с кем-то.
К тому моменту, как они приходят к Аришу Джору, многие в городе говорят о том, что случилось, об убийствах, о следах, о знаках. Потому с Аришем Джором приходится попотеть - умирать тот не планирует, сдаваться тоже. Но для успеха миссии нужна его смерть, и потому на самом деле шансов у него нет.
Об этом убийстве говорят много, потому смерть Коула Ирриса случается незаметно для обычных людей. Ее замечают только те, кто должен - беспризорные дети, подростки, вечно ищущие наживы. Они находят тело паренька с изломанными костями и отрезанным языком, лежащим чуть поодаль, как мертвая крыса, они растаскивают его вещи и одежду - они запоминают, что таким может быть конец, если связаться не с теми людьми. Информаторов среди них больше не найти.
Лиир Рей остается последним, его контора наводнена охранниками и наемниками, готовыми защищать ростовщика до последнего кредита на счету. У них остается еще два дня, и этого вполне достаточно. Кассиан просто просит о встрече - а потом разыгрывает карту разведчика. Ситуация опасна, говорит он, они и так уже потеряли многие, но Лиир среди информаторов ценнее всех, он будет ценен даже не на этой планете, а просто, сам по себе. Кассиан знает позывной его контакта, а когда Лиир Рей связывается с ним, то контакт, прежде не выходивший на связь, отзывается, ручается, подтверждает, а потом обрывает связь навсегда.
Побег назначен на ночь. Лиир Рей приходит один и действительно улетает с планеты - куда-то в Силу.
Кассиан мельком отмечает, что у самого него тоже не дрожат руки. Но с ним это происходит уже довольно давно.
Так и должно быть, если он хочет быть разведчиком.
- А теперь, - Кассиан ловит Джин за руку, когда они возвращаются к Со, притягивает к себе, говорит тихо, помня о том, что даже так их вполне может кто-то слышать, - забудь про Восстание и его идеалы. Теперь мы с тобой будем хорошими, верными партизанами. Теми, кто действительно может что-то изменить.
Со Геррера ими доволен. Это видно, это чувствуется даже, но Кассиан не спешит радоваться. Он видел, как часто в некоторых людях все меняется, и сначала хочет быть уверен, что знает причину чужого хорошего настроения.
- С пекарем вышло неряшливо, - говорит Со Геррера. - Но в остальном молодцы. Никто не сбежал, никто не спасся, а в городе только и разговоров об убийствах и о том, как Восстание не может защищать своих людей.
На этот раз он смотрит не только на Джин, как в первый раз, но и на Кассиана. Он встречает взгляд спокойно, пряча вызов, цель миссии, преданность поглубже, на самое дно.
- Ты можешь остаться. А ты, - поворачивается Со Геррера к Джин и улыбается, - вернуться. Добро пожаловать домой.
лидерка партизан Со поневоле, птичка-травматичка по призванию
Тогда Джин коротко обнимает Со, уткнувшись носом ему в плечо, крепко-крепко стискивает пальцами ткань его куртки.
Это на мгновение возвращает ее в то детство, где все было более-менее хорошо: вот Со учит ее стрелять, вот — обращаться с ножом, а здесь он показывает, как собрать на коленке передатчик.
Но только на мгновение, и Джин отпускает его, кривит рот в улыбке и бросает взгляд снизу вверх.
Потом ловит Кассиана за руку и тащит за собой, попутно обещая все здесь показать и рассказать.
Меняются люди, но не меняется обстановка; впрочем, кто-то ее даже узнает — Джин понимает это по взглядам, но не обращает внимания. Будет надо — подойдут и спросят. Впрочем, у Герреры обычно идиоты долго не живут — значит, спрашивать не будут.
Вернулась — так вернулась. Надо — так надо.
Кому надо, присмотрит за ними и так.
К ночи Кассиану показана почти вся база от и до — потому что он должен здесь ориентироваться на случай, если Джин не окажется рядом; потому что так и должно поступать, когда приводишь новичка.
Под конец Джин оставляет лежбище — условно говоря. Небольшой закуток, до которого еще надо добраться, но он относительно изолирован и относительно же тих. Здесь не бывает чужаков — как-то так сложилось, что это место Джин отвоевала себе и появлялся здесь только Геррера, да и то раза три-четыре, — и здесь совсем ничего не изменилось. Даже лежит пропылившееся и посеревшее одеяло.
Джин чихает, смахивая с «полки» пыль, оттряхивает руку о штаны и морщится. Въевшаяся в кожу пыль — ощущение не самое приятное.
— Это… моя «комната». Была. И теперь будет, — она поднимает взгляд на Кассиана, прячет руки за спиной и смотрит немного хмуро и внимательно, пытаясь выцепить и понять каждую эмоцию, мелькнувшую на лице некогда друга. — Можешь остаться здесь, можешь — поискать другое место. Но… я не буду против, если останешься, — и в этом «не буду против» Кассиан наверняка слышит отчетливое «буду рада».
Экскурсия по базе Со Герреры утомляет Кассиана едва ли не больше, чем все убийства, вместе взятые. Он запоминает дорогу, запоминает места, людей, взгляды, слова, которые случайно слышит. Пытается запоминать.
Джин он тоже запоминает, смотрит на нее, как впервые. Да это и есть впервые. Он принимает, что Лианы не было, и, значит, все, что он знал о ней - неправда. О Джин он знает, что она умеет убивать. Знает, как она умеет убивать. Знает, что у нее не дрожат руки. Остальное он открывает впервые, стараясь не сравнивать ее с Лианой.
Но все же не может не заметить, что тут она выглядит куда более живой. Так, будто здесь ее место - было, есть и будет. Ее место, которое все еще ждет ее, и куда она согласна впустить его. Ее "не буду против" звучит как приглашение, как - кажется - просьба, причины которой Кассиан не понимает до конца.
Может, и не хочет понимать. У него есть более важные дела. У них обоих, на самом деле.
Он прислушивается: разговоры, которые ведут партизаны, тут слышался как неясный гул. который легко игнорировать. Угол Джин хорош тем, как он удален, но этим же и плох. Он отлично подойдет любому, кто устает от того, что вокруг всегда есть люди, а ты никогда не один, и именно поэтому для задания он не годится. Кассиану нужно стать своим. Джин возвращается - он же тут впервые, его никто не знает. О нем известно только что, что он был в Альянсе и готовился для разведки, но ушел. Этого достаточно для того, чтобы на него смотрели внимательнее, следили пристальнее. Ему нужно исправить это, и быстро.
А Джин предлагает остаться.
- Нет, - Кассиан качает головой. - Здесь я не буду цепляться за твою руку. Ты оставайся - это же твоя, хм... комната. Я сам найду себе место.
Он мельком проезжает взглядом по пыльному одеялу, тянет носом старый запах, который бывает в местах, где долго никого не было. Смотрит на Джин прежде, чем повернуться к ней спиной.
- Спасибо, что привела меня сюда и показала все. Но теперь я уйду, Джин.
лидерка партизан Со поневоле, птичка-травматичка по призванию
Джин не может сказать, почему она это предлагает. И что именно она предлагает.
Точнее, может.
Но не хочет.
Поэтому пожимает плечами, даже не пытаясь напустить на себя безразличный вид — зачем сейчас это притворство, когда Кас скорее всего прекрасно понимает, что нет, ей не все равно, даже если она достоверно изобразит равнодушие, — и делает шаг в сторону, освобождая дорогу.
Зачем вставать на пути того, кто хочет уйти?
— Как хочешь, конечно, — кивает, улыбнувшись коротко, смотрит немного исподлобья. — Тогда встретимся завтра.
И, скинув сумку, отворачивается, стягивает куртку и рубашку. По всему подразумевается, что Андора здесь уже быть не должно.
А если и есть — ну, ей стесняться особо нечего.
Если совсем-совсем набраться смелости и посмотреть правде в глаза, можно выяснить, что, когда тогда Кассиан брал Джин за руку и говорил про партизанов, она очень сильно надеялась, что все хотя бы начнет возвращаться к тому, как было.
Увы.
Джин пинает стену, ерошит волосы и скидывает пропылившееся одеяло в сторону — у нее есть другое. Новее, теплее, и от него точно не будет чесаться все тело.
Весь арсенал Джин перекладывает так, чтобы оружие было под рукой, и все это не занимает и двух минут.
Оборачивается посмотреть — здесь ли еще Кас или ушел налаживать связи и устанавливать контакт?
Наверное, уж парочку-то близких контактов установит, — Джин сжимает губы, хмурится.
Находить подход к людям и нелюдям он умел всегда.
Кассиан уходит, как только может и понимает, что возвращаться ему не стоит. Он, впрочем, и не планирует: никакого "встретимся завтра" не будет. Ему не нужно, чтобы о них с Джин тут всегда думали вместе. Если их будут воспринимать по отдельности, это даст куда больше: когда смотришь на мир, то видишь все, кроме того, что видит тот, кто смотрит на тебя - и потому чем большим будет расстояние между ними, тем четче будет получаться сложенная воедино картинка. Хотя, чтобы сохранять расстояние и итоговую четкость, лучше им ничего и не обсуждать.
Он находит себе место далеко не сразу. Кассиан ходит по базе, пытаясь не выглядеть ни слишком неуверенным, ни слишком быстро освоившимся. Он обходит ее всю, проверяя заодно, насколько хорошо запомнил то, что показывала Джин. Потом еще раз, теперь уже действительно высматривая себе место. Он знает, что за ним следят - не очень внимательно, с ленцой, пытаясь прикинуть, насколько легко будет раскусить, испугать, показать и ему, и всем вокруг, как слабо Восстание и те, кто присоединяется к нему.
В нем видят не так много: его готовили для разведки - они считают, что это значит, что для боя он не годится; его выделяет Джин, которую выделяет Со Геррера - они считают, что это значит, что он считает, что он тут на особом счету; он был в Альянсе - они считают, что это значит, что он считает, что есть черта в борьбе, за которую нельзя заходить, потому что это сравняет тебя с имперцем. Они не знают, что ту самую черту его научили переходить именно в разведке, и что он тут именно для того, чтобы смешаться со всеми. Объяснять это Кассиан и не планирует: все равно в группах вроде этой верят не словам, а действиям.
И он действует. Участвует в коротких, быстрых стычках, в которых иногда выигрывает, молчит о них, принимая как должное, потом выигрывает в них все чаще, а говорить начинает немного больше. Он умеет нравиться людям и нелюдям и, поняв, как работает тут общение, кто какую роль выполняет, быстро разбирается в том, как ему нужно себя вести, чтобы понравиться тому, этому, и еще этому. Он почти не общается с Джин - и это тоже работает на него, потому что и остальные держаться с ней чуть отстраненно.
Кассиан понимает, что у него получается, когда через три недели его зовут с собой на вылазку не потому, что его снова сказал проверить в деле Со Геррера, а потому, что просто зовут.
лидерка партизан Со поневоле, птичка-травматичка по призванию
Джин намного легче — она не пытается вписаться в незнакомый коллектив, а возвращается на привычное место.
На этом месте — отстраненном, остраненном, отчужденном, — она была всегда, сколько себя помнила. Не потому, что так рвалась его занять, а потому что так сложилось.
Потому что почти-дочка командира — это такое. Хрен сунешься, потому что огрести можешь в двойном объеме.
Джин подозревает, что Со никогда бы не стал за нее заступаться и наказывать обидчиков, но важно другое — этого не подозревают другие.
Правда, это все равно не значит, что защиту себя любимой можно оставить на кого-то другого.
Джин возвращается на привычное место, не обращает внимания на Кассиана — потому что она уже сделала то, что была должна, и логично, что мальчик двадцати лет находит себе игрушки и товарищей поинтереснее, — и окунается в немного подзабывшуюся манеру жизни.
Кровь, убийства, все остальное, для чего она не использовалась Альянсом, но часто — почти всегда — Геррерой.
Она могла бы стать лучшей среди его солдат, задержись в его отряде на подольше, и показать это не представляет труда. Несколько стычек, несколько вылазок, несколько привычек — не самых заметных, но много говорящих.
Джин не стремится понравиться, найти себе здесь единомышленников или сделать еще что-то из того, что делает Кассиан.
Она просто возвращается на свое место. Смахивает пыль, поправляет одеяло, раскладывает вещи.
Словно надевает старую, но любимую куртку, которая потрепалась изрядно, но сидит ужасно удобно и хорошо.
Заметив Кассиана, кивает ему, и отворачивается к Найхелю, продолжая попутно проверять арсенал.
—…только не перемудри с взрывчаткой, Джен, — Найхель морщится, — чтоб не как в прошлый раз. Если все взлетит на воздух…
— …то кто-нибудь точно сгорит со стыда, — Джин смеется, щурясь и вскинув голову, встряхивает волосам. — Я помню, Хель.
Найхель ей нравится — и она его даже немного помнит, как и он ее. Это не дружба, конечно, но хоть что-то хотя бы отдаленно ее напоминающее. То, чего Джин немного не хватает, потому что она привыкла к Альянсу, к тому, как все там держатся друг за друга, и вот так вот оказаться выкинутой на берег немного… страшно.
Поэтому она немного даже цепляется за Найхеля, но несерьезно. Так, совсем немножко.
Джин быстро привыкает - вспоминает. Будто бы она и не уходила никуда, будто всегда знала, что однажды вернется.
У нее не дрожали руки, напоминает себе Кассиан глядя, как привычно и уверенно ложится в ее руки оружие и взрывчатка. Глядя, как по-дружески она болтает с Найхелем.
Найхель нравится Кассиану.
Нравился.
Теперь Джин хвастается за него, км к когда-то хваталась за самого Кассиана, и ему неожиданно трудно разобраться в том, как он относится к Найхелю теперь. А к Джин? С другой стороны - что ему до Джин? Она дома, теперь она может отдохнуть, забыть о Восстании - вернее, о том осторржном Восстании, которым пытался быть Альянс, нырнуть в то, чем является Восстание Со Герреры - и заодно найти нового человека, за которого можно и нужно держаться, пока это будет выгодно и удобно.
- Эй, что не так? Не хочешь мараться без особого приглашения Со?
Кассиан стряхивает с себя хмурый и унылый вид в один миг, улыбается остро:
- Пытаюсь угадать, в чем главная цель - нанести больше вреда им или все-таки нам? Отступление очень глупое - все мы все равно не уйдем. Части нужно смещаться с гражданскими, а потом уже тихо вернуться.
- Разделиться, чтобы ты передал сообщение своим друзьям из Альянса?
Это звучит уже не так резко и всерьез, как звучало бы три, две, неделю назад. Но Кассиан хотел бы, чтобы об Альянсе вспоминали не каждый раз, когда говорят с ним.
- Угу, - кивает он. - Передам, чтобы позвали тебя к себе - и своими блестящими планами ты убьешь Альянс месяца за два.
Он замечает, что его все же слушают. Он впервые возражает, впервые подает идею. Почти оглядывается, чтобы посмотреть, слушает ли и Джин, но вместо этого сосредотачивается на других партизанах.
- Тем, кто смешается, нужно будет отвлечь внимание на себя. Бой, погоню, внимание, взгляды. Тогда остальным будет проще уйти, а те, кто останется - вернутся, когда и если смогут. А не смогут...
- Значит, не смогут, - договариваются за него, и где-то в этом месте Кассиан понимает, что идея его остальным скорее нравится. Они тут бьются всегда как в последний раз, и идея того, что не все должно быть на грани провала и смерти, им нравится, хоть она не вполне в духе стиля Со Герреры.
И еще он понимает, кто именно будет отвлекать, смешиваться и возвращаться - если сможет. И это нравится ему совсем не так сильно.
лидерка партизан Со поневоле, птичка-травматичка по призванию
— О нет, даже не надейся, — Джин цепляет Хеля за локоть, выступая чуть ближе к Кассиану, и вздергивает бровь. — Нас двоих на эти маневры как минимум не хватит.
Как максимум — можно и не быть настолько уж мудаками, но об этом Джин решает промолчать. Не маленькие, между строк прочитают.
А бесславно погибать Джин не собирается точно — поэтому нет, спасибо, давайте не смотреть так выразительно.
Она знает, почему к ней относятся иначе, чем к Кассиану, иначе, чем друг к другу; почему она вечно немного в стороне — и это знание ее не шокирует и не пугает.
Она всегда была немного не с ними, немного ближе к Со, и далеко не всегда предпочитала подобной привилегированностью не пользоваться.
Есть парочка воспоминаний, которые относятся к неприятным. Например, когда Джин пообещала одному уроду, что Геррера оторвет ему все, что нужно и не нужно, если он еще хотя бы раз тронет пальцем. Потому что ей всего лишь двенадцать лет, но дядя Со хорошо объясняет: если тебе не нравится, что тебя трогают — и как тебя трогают — можно и врезать.
Джин не хватит сил, чтоб хорошенько врезать — так, чтобы усмирить, а не разозлить еще сильнее, поэтому она обращается к другим методам.
Угрозы и прикрытие кем-то более сильным всегда работают со слабаками.
Это — один из примеров, и не самый страшный. Отряд Со — не Восстание, где все хлопают друг друга по спинам, травят шутки в кантине и разве что пикники совместные не устраивают.
Мудаков хватает везде, конечно, просто в ячейке Герреры эти мудаки иногда — часто — даже ценятся.
К счастью, ну, к счастью Джин, Хель не из таких.
Потому что так получилось — она не самое самодостаточное существо в этом мире, скорее даже самое не. И ей нужен кто-то рядом.
Джин знает, кто именно ей нужен рядом, но нет так нет — на нем одном свет клином не сошелся, хотя попытался.
И она вовсе не утыкается в подушку, с грустью вспоминая время несколько месяцев назад, когда все было немного иначе.
Они разделяются на группы и — предсказуемо, а что делать, — Джин и Кассиан оказываются в одной.
В этот раз, наверное, Судьба или что там решает посмеяться над Джин. Потому что она предпочла бы другое разделение — с тем условием, например, что это не Кассиану придется быть среди тех, кто отвлекает на себя внимание.
Это глупо, а что делать.
Жить хочется всем. А еще иногда хочется, чтобы жил кто-то другой.
Им снова выпадает работать вместе. Кассиан не знает, так и было все запланировано с самого начала или, на этот раз, это всего лишь совпадение. Хорошо бы, чтобы первое, иначе, получается, даже спустя почти месяц их все еще хотят проверять - а так не должно быть, если он справляется, если все делает правильно.
Он думает об этом и решает, что даже если это и проверка, то они просто снова пройдут ее - потому что как иначе? В этом задании у них нет права на ошибку. Это задание длится до тех пор, пока не будет выполнено: это значит, что права вернуться без нужного результата у них тоже нет..
Он думает об этом недолго - в основном потому, что очень скоро думать ни о чем, кроме вылазки, уже не получается. В Со Геррере есть что-то, что заставляет его людей верить - не то в идею, не то в победу, не то лично в Со. Потому они идут на самые пустячные дела так, будто точно знают, что даже если умрут, это будет не просто так, они немножко, но спасут мир, немножко, но убьют Империю. Они не берегут силы, не планируют, не осторожничают - наваливаются на врагов как лавина, оглушают тех, пугают своей безрассудной и быстрой смелостью, решительной и почти веселой смертью.
Кассиан не сразу ловит себя на том, что ему это нравится, что он почти завидует этим людям и их уверенности в том, что они делают. И, поймав, пытается хотя бы внешне подражать им, понимая, что незамеченным это не останется.
Они уничтожают небольшой отряд штурмовиков, которые сопровождали колонну с техникой и припасами провизии и воды. В технике у империи недостатка никогда нет, а вот еда на планете, вроде этой, важна. Вода - еще важнее, и ее теперь всасывает жадная, голодная земля.
Они забирают все оружие, которое могут, но технику не забирают - по ней их легко будет отследить - а просто взрывают. Взрыв получается громкий, заметный. В соседнем здании от него вылетают окна, спешно убирающиеся с улицы свидетели, услышав его, привычно падают на землю - на несколько секунд, совершенно не демонстрируя испуг; возможно, его уже и не чувствуя.
После взрыва становится очень тихо, и в этой тишине хорошо слышен пока еще далекий, но все ближе, все ближе, топот подкрепления.
- Посмотрим, насколько хорош твой план, - летит Кассиану в спину, и все, кроме его группы, вдруг рассыпаются, теряясь в пока еще пустых улицах, где их и не станут искать - потому что у штурмовиков будет, кого искать и за кем гнаться.
Только теперь он оглядывается, ищет Джин взглядом. Думает вдруг, что хорошо бы ей не быть тут сейчас. Вытирает грязное от копоти лицо грязной от копоти ладонью.
- Готова?
Он вдруг понимает, что тут и сейчас снова - или все еще? - доверяет ей.
лидерка партизан Со поневоле, птичка-травматичка по призванию
Сердце заполошно стучит, разгоняя кровь, но дыхание остаётся удивительно ровным; и когда гремит взрыв, и позже. И руки не дрожат, даже когда Джин направляет бластер на гражданского - осколками ему вспороло живот и долго он не протянет. Умрет - но не быстро, в течение пары часов, если не истечёт раньше кровью или не потеряет сознание от болевого шока. Милосерднее пристрелить. А Джин иногда умеет быть милосердной.
К такому никогда не бываешь готов - сколько ни готовься. Никогда нельзя быть уверенным, что все пойдёт по плану; что все получится так, как планировалось.
Но Джин все равно кивает, проверяет заряд бластера и смахивает чёлку.
- Все когда-нибудь умрем, - дергает плечом, прислушиваюсь к грохоту и топоту, сдергивает с пояса "вспышку" и, примерившись, забрасывает за угол, тут же отворачивается и дёргает за рукав напарника, разворачивая. Из-за угла блещет вспышка. - Но не сегодня.
Тихо фыркает, глянув на Кассиана - у него все лицо чёрное - и трёт щеку. У неё тоже.
Нельзя быть готовым к тому, что сейчас ты можешь умереть.
Это так не работает, потому что умирать не хочется никогда.
Нет. Бывают исключения. Но сегодня - не тот день.
Правда, Джин не вспоминает, что сегодня не тот день, когда плечом и спиной врезается в Кассиана, сбивая его с ног и траектории выстрела, а сама секундой позже валится в песок. Взметается пыль.
Сегодня все ещё не день, чтобы умирать. Но день, чтобы не умер кто-нибудь другой.
Кассиан перестает чувствовать землю под ногами за секунду до того, как слышит выстрел. Быстро поднимается, кивает коротко Джин, принимается за дело. Дело у них простое - сначала отстреливаться, прикрывая отход остальных, создавая видимость того, что главное - обезвредить их, а не гнаться за другими. Как, опять же, отличишь других? На планетах, вроде этой, любой сойдет за партизана из ячейки Со. Оружие найдется у каждого второго, повод ненавидеть Империю - у каждого третьего, противоправные действия - возможно, просто у каждого. Отличить партизан можно по тому, что они что-то делают. Стреляют, например - и они стреляют. Кассиан отсчитывает про себя время, рисуя в уме то, как отходят остальные, успели ли они разойтись, затеряться, выскользнуть из цепкий имперских рук. О себе он не особо беспокоится: рядом с Джин ему спокойно, смерти он не то, чтобы не боялся, но готов к ней. Этому его научили не в разведке, этим поделился кто-то из отряда "Браво": захочешь жить во время битвы - наверняка умрешь, будешь готов умереть - поживешь еще.
Когда он решает, что пора, коротко дергает Джин за рукав, и они покидают свое укрытие. Фора у них маленькая, но есть: нутро города все сплошь маленькие путанные улицы, понять, где именно их искать, куда сворачивать, будет трудно. Кассиан на бегу выбрасывает оружие, то же самое кричит сделать Джин. Оружия у Со предостаточно, им же так будет легче потеряться. Кассиан бежит быстро, не выпуская руку Джин, чтобы та не отстала. Лучше им было бы разделиться, но заставить себя отпустить ее он не может - понимает, что тогда будет слишком волноваться и не сможет с этим справиться. Потому что это к своей смерти он готов. Только к своей.
Он не должен бы переживать об этом, тем более, что за время здесь он уже успел понять, что в бою его защита Джин не нужна - скорее даже наоборот: это он не замечает выстрелы, не успевает убраться с их траекторий. Но переживает.
После очередного резкого поворота он тормозит, замирает. Слушает. Кажется, тихо. Погоня или достаточно далеко, или успела их потерять.
- Теперь нужно решить, как выбираться отсюда. Ты цела?
лидерка партизан Со поневоле, птичка-травматичка по призванию
Они не следуют какому-то определенному маршруту — и это хорошо. Импровизацию всегда предсказать сложнее, а значит сейчас время и место на их стороне, а не на стороне имперских ублюдков.
Петляют по узким улочкам, перескакивают многочисленные ступеньк, и пару раз Джин едва ли не вписывается лицом в угол дома или не запинается об ступеньки, но все обходится; она отделывается тем, что один раз врезается плечом в облупившуюся стену, и от такой ерунды тело прошивает мелкими иголками боли, но это все действительно ерунда.
С того момента, как Кассиан вздергивает ее из пыли, поднимая, Джин словно перестает задумываться хоть о чем-то кроме того, как правильно переставлять ноги и дышать.
Поэтому у нее совсем не жжет горло, но в глазах двоится, и она думает, как бы о этом сказать, но не находит слов, и просто вжимается лбом в плечо Кассиана, переводит сбитое дыхание и медленно, едва заметно кивает.
— Порядок.
Только после этого шарит рукой по собственному плечу, морщится и, отстранившись от когда-то-ну-друга, с удивлением смотрит на разводы крови на руке, смешавшиеся с пылью и песком. Еще там есть крошка извести — видимо, это она этим плечом врезалась в стену. Тогда ясно, почему так больно.
Джин растерянно моргает, смотрит на Кассиана и так же растерянно трет рукой плечо. Морщится недовольно.
Сейчас боли нет. Но надо просто подождать.
Как-нибудь потом.
Судя по тому, что она может двигать рукой и до этого даже не обращала внимания, ничего серьезного не задето и не повреждено. Значит — перебьется и подождет до базы.
Сначала им надо убраться отсюда подальше.
— Нам нужно выйти на северо-восточную окраину Джеда-сити, — Джин моргает, фокусируя немного расплывающийся взгляд на Кассиане, и облизывает пересохшие губы. Оглядывается. — Это недалеко. Оттуда я знаю, как идти дальше и быстрее.
Кассиан кивает, снова обшаривая пространство вокруг них взглядом. Но, кажется, им и правда удалось.
- Дыши, - говорит он, слыша, как неровно, странно говорит Джин.
Потом он все же смотрит на нее, недовольно хмурится. В том, что ее поранили, нет ничьей вины - кроме, конечно, того, кто ее поранил. Но все равно это все очень некстати. Кассиан легко, как-то даже бережно трогает ее плечо, мельком осматривая рану. Ничего серьезного, до базы дотерпит, сильного кровотечения там нет. Еще через секунду он стаскивает собственную запыленную куртку, протягивает ее Джин.
- Надень. Так будет меньше видно. До северо-восточной части нам еще дожить надо.
У них нет больше оружия, так что теперь нужно быть предельно осторожными. И все еще лучший вариант - разделиться. Если их и ищут, то ищут двоих, по одиночке у них больше шансов затеряться. Но Кассиан все равно не выпускает Джин. Должен бы - но не может. Даже скорее не хочет. Он знает, что так будет еще недолго. Как только они вернутся на базу, все пойдет, как и шло, он снова будет сам по себе, а она опять не пропадет одна, они почти не будут общаться, не будут обращать внимания друг на дружку. Да и зачем им обращать внимание, когда у Кассиана есть миссия, а у Джин есть этот ее Хель. Если он выжил, конечно - но весь смысл плана Кассиана был как раз в том, чтобы выжили все, кроме, возможно, тех, кому выпадает отвлекать. И это был хороший план, он должен был сработать. Он и сработал, он получит свою благодарность и еще немножко доверия и уважения за это. Но хотя бы помечтать о том, чтобы ушли не все, можно?
На северо-восток они уже идут, а не бегут, хотя идут торопливо, с видом людей, которые очень боятся случайно попасть под раздачу. Сначала Кассиан не выпускает руку Джин, потом, поняв, что он мог неправильно оценить ее ранение, что ей может быть больно, трудно идти, он обнимает ее одной рукой, одновременно укрывая на всякий случай ее плохое плечо. У самого края окраины, когда город заканчивается и за домами внезапно начинается песчаная пустошь, бояться уже некого, но он все равно не выпускает ее. Просто на всякий случай.
лидерка партизан Со поневоле, птичка-травматичка по призванию
Джин идёт торопливо, но не очень. Так, чтобы в самый раз - и чтобы не разболелось ещё сильнее плечо. В куртке Кассиана жарко, но она все равно надела бы ее, даже если бы не было никакой раны.
Она не знает - или не хочет знать - почему так. Просто принимает как данность и крепче сжимает руку Кассиана.
Рана жжется и ноет, но это кажется сущим пустяком. Она не истечёт кровью - от такой царапины умереть будет попросту смешно.
Рана как-то отходит на задний план, потому что думает Джин не о ней. Джин думает о том, как удобно ее рука лежит в руке когда-то-друга, что ей очень легко подстроиться под его шаг.
Что, наконец, она даже скучала по такой близости - когда он может обнять ее за плечи, например, чтобы помочь добраться до комнаты.
Сейчас путь немного - раз в так дохренища - длиннее, но это ничего. Это даже к лучшему, если забыть хотя бы на минутку, что они не погулять вышли, а уходят от хвоста.
Кассиан сжимает плечо немного сильнее, чем нужно, и Джин чувствует, как кровь пропитывает ткань рубашки, пока ещё не добравшись до куртки, но молчит.
Это немного больно, но ничего.
Джин на самом деле очень сильно по этому скучала - и она осторожно накрывает руку Кассиана своею, не сбавляя шага. Просто накрывает - и все.
Постепенно город остаётся позади, а рука Каса лежит все там же, хотя в этом нет уже никакой необходимости. Но пусть - так только лучше.
Они молчат, и Джин не решается нарушить это молчание; просто немного поворачивает, когда они огибают очередную слишком высокую и рыхлую кучу песка и гравия, и тянет Кассиана за собой.
Если пройти дальше, они найдут лаз в катакомбы. А ветер к тому времени, как они пройдут треть рули до ячейки, занесёт их следы.
Вы здесь » Star Wars Medley » Завершенные эпизоды » Альтернатива » [AU] Миг тормозов, развал-схожденье, и снова — твердая земля
