— Жаль. Я любила этот океан.
Джин потерянно запускает пальцы в волосы, сжимает их, ероша, и выдыхает.
— Но посмотреть надо в любом случае — мы должны сделать все, что можем.
«Сделать все, что можно» — это едва ли не девиз на каждую жизнь.
Она ведь и в самом деле каждый раз делает все, что может и что не делала раньше. Некоторые вещи не работают, некоторые — дают отсрочку, третьи ни на что кардинально не влияют, но пара близких ей людей выживает, а вселенная не идет наперекосяк.
Однажды она вытащила Айхеля — вскоре после того, как Со оставил ее, вернулась на Джеду и увела Хеля с собой, а в результате Со умер раньше должного на полтора года, и отправлять послание Галену было просто некому.
Поэтому первые шестнадцать лет всегда проходят одинаково: Сагг должен умереть, когда ей четырнадцать, и убить его должен Со, Хель должен оставаться в отряде и не знать — или не думать — что он нравится Джин точно так же, как и она ему, Со должен постепенно обрастать новыми и новыми слоями паранойи, чтобы все пришло к тому, к чему пришло.
Это запасной план на случай, если очередные изыскания не приведут ни к чему хорошему.
Джин, конечно, учится не привязываться к людям, не становиться близкой им, но все равно приходится: человек, который не любит, никогда не сделает то, что сделает любящий тебя.
Не убьет друга, не оставит в пустыне, не… Много их, этих «не».
— Ладно, — Джин заставляет себя встряхнуться и поочередно смотрит на Кассиана и на По. — У тебя есть еще вопросы, По? Если нет — я посплю. Воскрешение, оказывается, не такая простая штука.
Усталости или боли она не чувствует, но потребность побыть где-то в тишине, без допросов и изучения нового потенциального противника тире напарника, накатывает с неожиданной силой.
Джин без проблем пробежала бы сейчас кросс по непересеченной местности, но желание говорить пропадает так, словно отрезали.