Дэвитс узнал Мотму из описания Кассиана сразу. По заветной фразе «дала понять, что осознает риски». Обычно она означала, что Мотма собиралась пренебречь здравым смыслом во имя какой-то очередной великой идеи, ударившей ее между завтраком и обедом точно по темечку. Дэвитс Мотму, конечно, уважал, и даже взаимно, но иногда искренне желал, чтобы на ее месте был кто-нибудь, кто умеет делегировать обязанности чуть лучше. Особенно если вместе с обязанностями можно делегировать и непременную часть программы в виде имперского плена.

Если смотреть на вещи реалистично, то, что описывал Кассиан, нужно было делать не два дня после известия о пропаже, а немедленно, и возможно, еще даже до отбытия Мотмы. Береженого берегли не только и не столько боги разнообразных галактических пантеонов, сколько здравый смысл и толика своевременных решений. Дэвитс уронил взгляд на коробочку. Взгляд был тяжелым, но и коробочка оказалась не лыком шита.

— Самобичевание не входит в список твоих должностных обязанностей, — заметил Дэвитс.

Коробочка никак не поддавалась его взгляду, и ее можно было понять: для преодоления трехступенчатой защиты одного тяжелого генеральского взгляда недостаточно, тут нужен как минимум человек, на которого эта защита завязана. Радовало в этом всем только одно — или даже две вещи. Во-первых, Мотма озаботилась сбором данных, которые ей известны, в одном месте, и это значительно упрощало задачу многим людям, включая самого Дэвитса. Вычислять, что конкретно она знала — если в Восстании существовало что-либо, чего она в принципе не знала — было бы занятием крайне долгим. Во-вторых, Дэвитс сразу же задумался, получится ли превратить этот очевидный дефект в виде скомпрометированных каналов связи Восстания в эффект.

— Кого ждем? — осведомился Дэвитс, когда пауза затянулась. — Открывай, раз уж принес. Полагаю, Мотма не стала бы отдавать ее кому-то, кто не смог бы ее открыть.

Скомпрометированные каналы связи все не шли у него из головы, и спустя несколько мгновений Дэвитс понял, почему: если предположить, что Империя уже узнала эти коды и уже усиленно слушает их, то это дает им некоторое преимущество. Которое заключается в том, что никакому разведчику и мастеру допроса в здравом уме и трезвой памяти не придет в голову выпытывать у сенатора, не отдавала ли она кому заветных коробочек перед отбытием в плен. Пустить дезинформацию по каналам было бы проще простого. Дэвитс крепко задумался на несколько мгновений, хорошенько сформулировал мысль и отложил ее в сторону.

Прямо здесь и сейчас, в этом кабинете, открытая коробочка Мотмы ничего им дать не могла. Дэвитс не занимался сменой кодов, явок и паролей лично, этим занималась огромная сеть людей разведки. Поэтому он решил перейти к следующей части кореллианского балета, которой, впрочем, тоже скорее дирижировал, нежели чем занимался лично. Заниматься лично этим, вполне возможно, предстояло капитану Андору. Дэвитс внимательно посмотрел на него, припомнил, как тот вцепился в коробочку Мотмы, прежде чем поставить ее на стол, и решил, что Кассиан не входит в круг подозреваемых. А вот дроида его стоит проверить.

— На Лотале Мотма называла тебе место и время встречи, когда передавала коробку? — все-таки спросил Дэвитс и прямо посмотрел на Кассиана.

    Дэвитс внимательно вглядывался в Кассиана. Кассиана Дэвитс знал как облупленного со всех сторон, но по старой привычке решил быть реалистом: порой самые неожиданные люди имели привычку становиться шпионами Империи, а человека более неожиданного, чем Кассиан, в этой роли представить сложно. И тем не менее, подозревать его всерьез Дэвитс не мог, да и не хотел. В конце концов, если Кассиан и был шпионом, то уже наверняка вскрыл коробку до этого и узнал все каналы, которые знает Мотма, но об этом так или иначе узнают и сами имперцы без всякого вмешательства каких-либо шпионов. Мотма была отличным сенатором и неплохим руководителем Восстания, но она не была разведчиком — вряд ли ее болевой порог так уж высок. Иными словами, никакого толка от такого шпиона нет.

Кассиан в роли толкового разведчика Восстания, нежели чем бестолкового имперского шпиона Дэвитсу нравился гораздо больше, поэтому он остановился на этой мысли и решил больше к ней не возвращаться до следующего прецедента. Следующим, кто волновал Дэвитса, был имперский дроид Кассиана. Когда чему-то поется слишком много настойчивых дифирамбов в каждом отчете, невольно начинаешь сомневаться в их правдивости. Дэвитс уже давно понял, что за дроида Кассиан готов был стоять намертво, но причины такой привязанности до сих пор были ему непонятны и чужды.

— Твой дроид, — сказал он, придвигая коробочку Мотмы к себе и заглядывая внутрь. Затем пояснил: — Под подозрением не ты, а твой дроид. Ты брал его с собой на Лотал? Он присутствовал при вашем разговоре, вступал в контакт с Мотмой? И прежде, чем ты спросишь — нет. Никаких бластеров в руках имперских дроидов, Совет с ума сойдет.

Совет действительно сошел бы с ума, если бы кто-то увидел на базе Восстания имперского охранного дроида с бластером в руках. Это в лучшем случае. В худшем случае с ума сошел бы имперский охранный дроид с бластером в руках на базе Восстания. Дэвитс всегда старался давать своим людям как можно большую свободу маневра, как можно большие возможности, как можно большее и лучшее всё, но позволить Кассиану вооружить его дроида не мог никак. Не то чтобы аргументы были недостаточно убедительны; как и всякий стратег, Дэвитс видел большую картину и пренебрегал деталями, считал большие риски и пренебрегал мелкими. Кассиан дожил до двадцати четырех бок о бок с этим дроидом, а значит, в большой схеме вещей бластер не был так уж необходим для выживания Кассиана — и это было единственным, что волновало Дэвитса.

    Каждый раз Кассиан соглашался и говорил про другой раз, и каждый другой раз Кассиан рано или поздно тоже соглашался и говорил про другой раз. В вопросах имперских дроидов с бластером Дэвитс был непоколебим. Дэвитс был бы непоколебим и в вопросах имперских дроидов рядом с разведчиками Восстания тоже, но здесь на защиту Кассиана в самом начале неожиданно встал Кракен, по совместительству единственный более непоколебимый человек в Восстании, чем сам Дэвитс. А также его непосредственный начальник.

Дэвитс вгляделся в лицо Кассиана, чуть обеспокоенное, но вполне обычное, и вслушался в его слова, чуть встревоженные, но тоже вполне обычные. Кей-Ту ничего не знал, или во всяком случае так считал сам Кассиан. При всем доверии, которое Дэвитс испытывал к нему как к оперативнику, подобного доверия к его дроиду за Дэвитсом не водилось. Имперские дроиды, даже перепрошитые, всегда оставались риском, и Кассиан зачем-то предпочитал брать огромный персональный риск с собой везде и всюду, где это было уместно. И где это было неуместно, тоже, но об этом все стороны как правило вежливо молчали.

— Это решат техники, — отрезал Дэвитс. — Выйдешь отсюда — отведешь дроида к ним.

Особенно в словах Кассиана ему не понравилось это «уступить». Уступать собственность Восстания Восстанию — это тревожный звоночек, особенно если эта собственность — это дроид, а привязываться к дроидам, когда они представляют собой потенциальную опасность как для одного отдельно взятого разведчика, так и для всего Восстания в целом, очень плохая идея. Дэвитс отметил для себя этот момент, но не стал развивать тему. Коробочку Мотмы, внимательно осмотрев внутренности, он тоже временно отставил в сторону и сложил руки на столе.

Вопрос с возможным кротом так просто решить было невозможно, и Дэвитс это понимал. Однако проверить дроида все равно стоило, хотя бы ради того, чтобы ему было, чем тыкать в лица Совету на очередной встрече, если вдруг зайдет разговор. Проверять Кассиана Дэвитс не планировал, проверять людей Кассианом — пока что тоже. Ситуация была самого неприятного характера, и сначала ему требовалось хорошенько все обдумать.

— «Танити», — сказал Дэвитс, хотя больше хотелось вздохнуть. — Пять тысяч кредитов сверх уже потраченных двух.

Больше, чем вздохнуть, хотелось только спросить, зачем. Зачем Кассиан договорился с непонятным, неподтвержденным исполнителем вместо того, чтобы вернуться на базу с документами и воспользоваться силами Восстания для их дешифровки или для того, чтобы достать к ним ключ. Код RT.21.4 — это интересно, но недостаточно срочно, чтобы тратить деньги Восстания подобным, по мнению Дэвитса, достаточно беспечным способом.

Единственная позитивная сторона этого договора — это тот факт, что пять тысяч кредитов Кассиан «Танити» еще не заплатил, а значит, финансы Восстания еще можно было спасти от вопиющей растраты в интересах третьих лиц. Дэвитс помолчал немного и решил, что аргументы Кассиана из отчета не звучат как достаточные.

— По какой причине ты принял решение тратить деньги Восстания на обеспечение этой «Танити» безбедной жизни, в то время как у нас есть все человеческие ресурсы, чтобы достать ключ самостоятельно? — Дэвитс смотрел прямо и ожидал какого угодно ответа, вплоть до «у нее были красивые ноги», но заранее подозревал, что Кассиан постарается придумать нечто более сложносочиненное. Мало кто имел привычку сознаваться в своих слабостях в таком молодом возрасте.

    Кассиан выложил два драгоценных аргумента и споткнулся на третьем, видимо, не таком драгоценном. Дэвитс продолжал смотреть. Если достаточно долго смотреть на человека, который только что замолкал, он рано или поздно начнет говорить вновь — уже хотя бы для того, чтобы выяснить, не парализовало ли его собеседника в столь неудобной позе. Трюк работал практически безотказно, стоило запастись нужным количеством терпения. Сработал он и на Кассиане.

Стоило ему открыть рот и произнести первые слова нового аргумента в пользу растраты финансов Восстания, как Дэвитс понял: всё пропало. В его голове мгновенно нарисовались лица Совета, когда он будет объяснять им, что Восстание потратило пять тысяч кредитов на девушку, которая показалась одному из разведчиков «интересно и странно говорящей». Картинка была как живая. Дэвитс не шевельнулся. Это был подвиг: очень хотелось приложить руку к лицу и не отнимать ее больше никогда.

С одной стороны, он и сам когда-то был двадцати четырехлетним молодым человеком, сталкивавшимся с самыми разнообразными барышнями самого разнообразного поведения в самых разнообразных ситуациях. С другой стороны, он никогда не позволял себе тратить на них больше двух тысяч кредитов, и уж тем более — из казны Восстания. Аргументы Кассиана звучали как что-то, что он выдумал только что, и это отнюдь не добавляло им веса. Дэвитс позволил этой мысли показаться на своем лице достаточно отчетливо, чтобы Кассиан мог рассмотреть ее в деталях.

— Тебе не приходило в голову, что так она может не только продать тебя, но и заработать на тебе — и Восстании вместе с тобой — а заодно, вполне вероятно, и на заказчике документа, если вовремя обронит ему пару слов о том, с кем столкнулась в архиве?

Вопрос был риторическим и повис в воздухе особенно тяжело. Удивительно, как человек вроде Кассиана, служивший в разведке уже не первый год, до сих пор не понял, что честных людей в галактике чрезвычайно мало, и их запас уменьшается гораздо быстрее, чем восполняется. Удивительно, как человек вроде Кассиана, чьи задания порой включали встречу с информаторами и их последующую ликвидацию в целях предотвращения утечки информации, не задался этим простым вопросом. Удивительно, что Дэвитсу пришлось озвучить его вслух. Столько удивительных вещей одновременно не происходило в этом кабинете уже очень давно.

— Не приходило, — на всякий случай Дэвитс озвучил ответ на свой риторический вопрос. — Я не могу выдать тебе пять тысяч кредитов на девчонку, о которой ты подозреваешь, что она связана с кем-то еще, и о которой почти уверен, что она стоит этих денег, только потому, что она интересно и странно говорит. Таких интересно и странно говорящих в каждой кантине по десять штук, и дешевле, — жестко закончил свою мысль он. Замолчал.

Оставлять дело с этой «Танити» просто так тоже было нельзя. В идеальном мире, где у Дэвитса было достаточно людей, он бы отправил на эту встречу другого человека с приказом ликвидировать потенциальный риск утечки информации. Впрочем, в идеальном мире у Дэвитса вообще не возникло бы такой проблемы, потому что в идеальном мире двадцати четырехлетние разведчики были благоразумны и не сталкивались со всякими «Танити» в имперских архивах. Вопрос о том, как вообще возможно столкнуться с другим взломщиком в имперском архиве, Дэвитс решил не задавать. Дело уже было сделано, и Кассиан уже установил с ней контакт, и других людей у Дэвитса не было. Он нахмурился.

Сборник анекдотов медленно, но верно превращался в трагикомедию в трех актах, где они с Кассианом разыгрывали второй. В конце пьесы главный герой вербовал «Танити» в Восстание, и все жили долго и счастливо, и свергали Империю с восьми до шести каждый будний день. А пять тысяч кредитов благополучно возвращались в казну повстанцев. Дэвитс нахмурился так сильно, что его лицо стало очень сложным.

    Если бы она знала, с кем столкнулась в архиве, тебя бы здесь уже не стояло, подумал Дэвитс. Скорее всего, Кассиан стоял бы где-то в другом месте галактики со снайперской винтовкой и готовился ликвидировать свой прокол максимально эффективно, чисто и быстро.

«Танити» знала одну из подставных личностей капитана, и несмотря на то, что это давало Восстанию некий уровень защиты от дурака, подозревать во взломщиках имперских архивов дураков Дэвитсу было несвойственно — иначе таких дураков у него был бы полный отдел. Стремление некоторых людей окружать себя идиотами он не разделял. Кассиан считал, что подтверждать правильный вариант «Танити» было нечем. Дэвитс считал, что для человека, который таскает с собой по галактике перепрошитого имперского дроида, Кассиан чересчур уверен в собственной ординарности и обычности. Тех, кто чересчур уверен в чем-либо в поле, рано или поздно настигала кара. Ставить Восстание под угрозу осознанно Кассиан, конечно, не стал бы, здесь Дэвитс ему верил. Но иногда он делал это неосознанно и притом чудовищно успешно.

Дэвитс откинулся на спинку кресла и как мог разгладил лицо обратно. Морщины его не волновали, но вот мимические мышцы уже начинали уставать. В отличие от дюрасталевых шпал, сложные выражения лица не имели на Кассиана особого эффекта, как Дэвитс выяснил эмпирическим путем еще тогда, когда не был генералом. Обещание Кассиана звучало искренне, но искренность не котировалась во внутренней корреспонденции Восстания, когда вопросы касались кредитов. Ничто не котировалось во внутренней корреспонденции Восстания, когда вопросы касались кредитов. Там, где у разведки была цель потратить во благо, у бухгалтерии была цель сохранить, не давать и не пущать растрачивать нажитое непосильным трудом.

— Нет таких условий, при которых я могу просто выдать тебе эти деньги. Я посмотрю, что я смогу сделать, но это не обещание, и на твоем лице я не должен сейчас читать надежду, — Дэвитс строго посмотрел на лицо Кассиана, отпугивая с него всякую надежду. — Далее. Это дело не должно пересекаться с первостепенными задачами. Как только мы узнаем, где находится Мотма, доставать ее из закромов Империи отправишься ты и этот твой дроид, если техники ничего не найдут. Что касается девицы. Разузнай, насколько верны твои подозрения. Я не могу позволять тебе бегать по галактике в рабочее время и тратить кредиты Восстания зря, — сказал Дэвитс тоном, подразумевавшим, что Кассиан сам в ответе за то, чтобы превратить «зря» в «полезную для Восстания возможность», и у него есть для этого некоторое время. — Прощупай почву; если можно ее завербовать, если она будет полезна нам — завербуй. Если нельзя — убедись, что тебя невозможно отследить до Восстания, и что она не сольет какую-либо информацию о тебе третьим лицам. Твоя уверенность в собственной скрытности, когда рядом с тобой круглосуточно ошивается перепрошитый имперский дроид, похожа на признак умственной отсталости. Я не хочу, в случае твоего провала, видеть его в списке причин и объяснять эту причину Совету или даже генералу Кракену.

    Существовали две вещи, которые Дэвитс Дравен знал даже чересчур хорошо: чутье разведчика и ошибку разведчика. Одно нередко шло бок о бок с другим, а порой одно и вовсе заканчивалось другим, а чем заканчивались ошибки разведчиков, знал каждый разведчик, хоть раз выходивший на миссию. Пока Совет обсуждал дела Восстания, торжественно стоя вокруг голостола в белых одеяниях, разведка делала свое дело. Иногда это дело включало ликвидацию отдельных винтиков разведки. Дэвитс смотрел на Кассиана и пытался определить, воспользовавшись тем самым чутьем, насколько тот близок к своей ошибке. Ошибки у разведчиков как правило были единственными. Гораздо реже — неповторимыми.

Дэвитс приготовился отпустить Кассиана, но перед этим подтянул к себе его отчеты и пробежался по ним глазами еще раз. Строчки были ему знакомы как Манифест Восстания, разве что отличались от него гораздо большим градусом практической полезности. Нижние уровни Корусанта, Черное Солнце, сенатор Органа, кто-то, кто имеет доступ к нашей внутренней операции.

— Сэн Харпер. Он не сдавал никого из своих, не так ли.

Дэвитс постарался припомнить тот отчет Кассиана о проделанной работе, но с тех пор прошло уже две недели, а за две недели через его руки прошло много отчетов, и запоминать их все было долго и ненужно. Они поймали одного крота, но при этом где-то, как верно заметил Кассиан в отчете, все еще оставался другой, и этот другой может стать причиной ликвидации Мотмы, если дела обернутся совсем плохо. Дэвитс отложил бумаги в сторону.

— Отправишься смотреть на данные о перемещениях — составь мне таблицу тех, кто был на базе за последний месяц. И проанализируй, кто и как часто ошивался рядом с Мотмой. Мы не можем разбрасываться такими людьми направо и налево. Свободен.

Кто бы ни ошивался рядом с Мотмой, они найдут этого человека, и у Дэвитса будет с ним отдельный разговор весьма неприятного характера. Тон его звучал спокойно, но спокойный тон в случае с ним был звоночком даже более тревожным, чем стал бы крик; кричал Дэвитс редко и в исключительных ситуациях, которые быстро проходили, а вот спокойный тон означал рабочее настроение. Часть работы Дэвитса в свое время заключалась в ликвидации и допросах неугодных людей — те навыки, которые, получив единожды, не забываешь уже никогда.