Дыхание восстанавливалось — медленно, хрипло, прерывисто, но теперь Ведж делал вдох за выдохом, а выдох за вдохом, а не беспорядочно хватал воздух. Вокруг медленно проступал мир, который в какой-то момент сузился до одной Джин; Ведж заметил, что весь покрыт потом, что мокрые волосы были прохладными.
И что Джин всё ещё была обжигающе горячей.
Он с трудом поднял голову, поцеловал Джин в ухо, выдохнул:
— Прости, — слово отозвалось на языке металлом, заставило поморщиться, вспомнить о Дарте Вейдере, подбитом двигателе, о Люке, по цепочке и о других, и Ведж вяло подумал, сможет ли он вообще об этом когда-нибудь забыть, сможет ли это не всплывать в самый неподходящий момент — если для воспоминаний об этом, конечно, вообще есть подходящие моменты.
Веджу нравилось, что Джин продолжала звать его. Сейчас это не ощущалось так остро и горячо, но всё равно разливалось в груди уютным теплом. Он последовал по заданному Джин маршруту, предельно пытаясь следовать движениям, которых она ждала и просила.
Свободную руку Ведж протянул под её шеей, склонился и поцеловал Джин в губы.
Ласкать её было приятно — и так тоже. Джин была ужасно трогательная, жалась к нему и выгибалась, и Ведж очень хотел, чтобы ей стало так же хорошо, как и ему сейчас.
Больше он хотел только того, чтобы — лучше.

— Ага.
Ведж неуверенно улыбнулся, погладил Джин по животу, почти невесомо. Кажется, ей было хорошо — он правда на это надеялся, и предложение Джин внушало оптимизм.
Ну, если Джин не хотела использовать его как грелку, раз уж по-другому не вышло.
Но она бы не стала.
Наверное.
Ведж раздражённо фыркнул, мотнул головой, словно пытался вытрясти идиотские мысли из головы. Было глупо думать об этом и переживать, потому что сейчас он всё равно не мог бы сейчас ничего сделать — и нужно попробовать сделать что-то в следующий раз.
Если он будет.
Да что такое.
Ведж снова фыркнул, перевалился набок, обнял Джин, скользя ладонями по её коже и прижимая ближе к себе. Он чувствовал себя уставшим, сонным и счастливым — и Веджу было немного стыдно за это счастье, как было в вечер после уничтожения Звезды Смерти. Он имел право быть счастливым, и весь Альянс имел на это право, а импы имели право поджать хвосты и сбежать, хотя и вряд ли бы этим правом воспользовались — но этого права не было у девятерых только из Красной эскадрильи, этого права не было у погибших из Золотой, да и у Альдераана этого права не было.
Это было несправедливо, хотя Веджа никто не спрашивал.
Лучше бы спросили.
Он поцеловал Джин в висок и сказал — быстро, боясь снова оказаться трусом и передумать говорить, потому что хотел, чтобы она знала, чтобы узнала, пока он ещё может сказать, а она может услышать:
— Я тебя люблю.

— Тебе вообще не нужно это говорить, — сказал Ведж севшим голосом. Откашлялся, попытался улыбнуться и подумал, что хорошо, что Джин не видела его лица. Для надёжности он положил ладонь Джин на затылок и прижался щекой к её щеке.
Всё-таки не стоило этого говорить.
И в целом лучше было бы заткнуться.
— То есть, ты можешь это сказать, но я же не для этого… не поэтому это сказал, мне вообще всё равно — нет, не всё равно, но сказал я всё равно не для этого, а…
«Просто, чтобы ты знала» звучало жалко.
Самым обидным было то, что Ведж умел молчать.
Вообще-то гораздо лучше, чем говорить.
И раз за разом путал моменты, когда надо было делать то или другое, местами.
Ведж лихорадочно думал, как выровняться, прокручивал в голове варианты — один хуже другого. Он отстранился от Джин, изобразил ещё один неубедительный оскал.
— Прости. Не бери в голову, ладно? В смысле, всё нормально, я, — Ведж больно прикусил язык, едва не повторив, что любит её, — всегда тебя поддержу, если что. Всегда буду рядом ну и так далее. Если понадоблюсь, а если нет — то не обижусь. И ты не обижайся.
Он сел на койке, наклонился, подтащил ближе к себе штаны и ботинки.
Ведж не чувствовал себя задетым — ему не было всё равно, любила Джин его или нет, но сейчас это было не очень важным, насколько это вообще могло быть не очень важным. Джин всё равно имела право не любить его, и ничего страшного в этом не было.
А в чём-то другом — было.
— Я вспомнил, — он неопределённо махнул рукой, одновременно пытаясь натянуть штаны, — в общем… — в общем, он понятия не имел, что именно вспомнил, — у меня остались кое-какие дела, так что ещё увидимся.
Ведж не понимал, в чём, но он и правда испугался. Настолько, что готов был свалить под любым предлогом, даже не казавшимся убедительным ему самому.

— Спасибо, — сказал Ведж.
Он снова начинал краснеть.
Если ему когда-то — часто — казалось, что он выглядел, как дурак — ему казалось.
Настоящим дураком Ведж выглядел сейчас.
— Ну, что не стала врать. Жаль, что так вышло. Я не подумал. Жаль, что я редко думаю.
Ведж растрепал себе волосы, облизнул губы.
Джин не выглядела теперь ни расслабленной, ни умиротворённой, скорее растерянной и очень грустной. Очень маленькой.
И всё равно очень красивой.
В том, как она прятала руки за спиной, было что-то настолько беззащитное, что у Веджа запылали щёки от стыда. И в том, что Джин осталась стоять, когда выпустила его, хотя пол был холодный, он это чувствовал.
Ведж улыбнулся — на этот раз получилось искреннее, настолько искреннее, насколько он хотел подбодрить Джин. А хотел Ведж очень сильно.
— Но всё в силе. Ну, с моей стороны. И приглашение в эскадрилью, и…
Он пожал плечами — всё.
Ведж сунул ноги в ботинки, не застёгивая их, шагнул к столу, чтобы подобрать рубашку — и всё-таки не выдержал, оглянулся.
— И не стой босыми ногами на полу. Он холодный.
Он вздохнул, снова взъерошил себе волосы.
— Я просто не хочу заставлять тебя привыкать. Или говорить то, что не хочешь. Вообще не хочу тебя заставлять.

— Я дурак, — сказал Ведж. — Прости.
Постоял на месте, неуверенно глядя на Джин. Она всё-таки села на койку, подобрала ноги — и ступни у неё мёрзнуть не были должны. Но Джин всё равно выглядела, как съёжившаяся, нахохлившаяся пташка.
Ведж вздохнул, всё-таки отошёл к рубашке, поднял её, расправил, внимательно изучил, хмуря брови. Бросил быстрый взгляд на Джин.
Пташка.
Да к ситхам это всё.
Ведж прихватил со стола бутылку виски и вернулся к койке. Поколебавшись, набросил рубашку Джин на плечи, сел рядом и приобнял её.
Он ненавидел, когда Мири оказывалась права в таких вещах.
— Я всегда кого-то любил, — осторожно сказал Ведж, не глядя на Джин, покачивая бутылку за горлышко свободной рукой. — Такая заданная при рождении команда. Хотя в последнее время я думаю, что лучше бы мне задали какую-то другую. Последние года четыре.
Он облизнул губы. Говорить об этом было сложно, непривычно — но Джин же сказала, и Веджу казалось, что он должен был ответить.
— Но у меня ничего не получается. — Он улыбнулся краем рта, криво. Хотелось выпить, запах виренского выдержанного чувствовалось даже так — но это было виренское Джин, и Ведж не был уверен, что его всё ещё угощают.
Он поставил бутылку на пол, на стороне Джин, задел взглядом её коленку, торчащую в сторону, и снова подумал, что её было здорово целовать.
— Знаешь, моя сестра говорит, что я слишком эгоцентричный. Мне придётся убить тебя, если ты ей об этом расскажешь, но, кажется, она права.