— Прости, приятель. Не подаю.
Не то чтобы Ведж не одобрял благотворительность. Скорее, переставал в неё верить, как только получал разрешение на посадку на Нар-Шаддаа. Потому что получить это разрешение мог кто угодно — и успешно получал.
Лица своего «приятеля» Ведж не видел — как и всего остального. Протянутая рука — или лапа, или нога, хорошо, если вообще конечность — задела штанину, когда Ведж проходил мимо. Он замер в паре шагов от согбённой фигуры, замотанной во множество разномастных тряпок, общей у которых была только въевшаяся грязь. По цвету — и запаху тоже — фигура полностью сливалась со стеной туннеля, ведущего из Дуросского сектора.
И была так же недвижима.
Бластер из кобуры Ведж не вынул, но ладонь на неё всё же положил. Говоря по совести, он предпочёл бы не шататься по Вертикальному городу без оружия в руке (а в идеале — просто не шататься по Вертикальному городу), но те, кто так делали, производили слишком суетливое впечатление. И сравняться с ними в продолжительности жизни Ведж не хотел.
Спустя несколько секунд фигура так и не пошевелилась. Ведж осторожно сделал шаг назад, не сводя с неё глаз.
Нар-Шаддаа предоставляла туристам самый полный из известных Веджу спектров возможностей быстро и мучительно лишиться денег и жизни. Включая лобовые атаки, засады и подкуп всех, кого можно и нельзя — во многом потому, что на Нар-Шаддаа те, кого было «нельзя», просто стоили дороже.
Может, и этот бедолага был давно мёртв. Этот вариант Веджа устроил бы больше всего.
Он отступил ещё на шаг, ещё — и, развернувшись, быстро пошёл к выходу в Кореллианский сектор.

Сектор встретил Веджа ощущением чего-то очень родного. Он мало отличался от остальной луны, но нахлынувшие патриотические чувства даже окружающую вонь превращали во вполне терпимый запах, не лишённый приятности.
Дома была кореллианская культура, здесь — кореллианское бескультурье. Невелика разница.
Переступая порог «Горящей палубы», Ведж воспрял духом настолько, что всерьёз понадеялся на неразбавленное пиво.

В «Горящей палубе» было шумно, как будто её посетители изо всех сил стремились воссоздать атмосферу, соответствующую названию. Или наоборот: владелец решил, что так дружно оживиться все могли только в случае пожара. Или подобного стихийного — или не очень — бедствия.
Может, так оно и было, Ведж бы не удивился.
Он сделал вид, что разминает шею, и огляделся из-под полуопущенных ресниц. И остался в уверенности, что присутствующие мельком осмотрели его, хотя некоторые даже не повернули головы.
У стены на диване сидела парочка тви`леков. В углу салластанец и три человека играли в сабакк. Судя по растерянному лицу одного из людей, он рисковал уйти из кантины без штанов. У барной стойки забрак держал руку у бедра беспрестанно хихикающей подружки.
Какие все подозрительные.
Какой он сам подозрительный.
Прямо как дома.
В стороне от забрака был кое-кто ещё. Кое-кто достаточно знакомый, чтобы Ведж тут же отвёл взгляд.
Встреча его не насторожила — вернее, насторожила не больше, чем встреча с любым случайным знакомым. В каком-то смысле это было даже забавно. Случайных знакомых и случайные встречи Ведж и воспринимал как случай, особенно после того, как их стало набираться по десятку на каждой планете, которые тоже исчислялись десятками. Но всё равно не мог не вспоминать детские сказки о прочных, как леска, связях, тянущихся до самых далёких звёзд, и никогда не знаешь, когда одной из них вздумается зазвенеть.
И услышишь ли ты.
Глупость, конечно.
Упрямо не глядя на девчонку, Ведж прошествовал к барной стойке, умудрившись не задеть никого по дороге — если день завершится хорошо, об этом нужно будет беспокоиться на обратном пути. Устроившись на соседнем стуле, жизнерадостно оскалился бармену и жестом попросил пива. Только сделав несколько глотков, он обернулся к девчонке — Ведж так и не смог вспомнить имени, как-то на «дж» — и улыбнулся ей.
— Привет.

Ведж оглянулся через плечо. Квартет выглядел настолько невинно, насколько вообще могла выглядеть компания из четырёх разумных существ.
Играющих в сабакк.
Почти наверняка играющих нечестно.
В Вертикальном городе.
На Нар-Шаддаа невинный вид был скорее плохим признаком, чем хорошим. Обычно он означал, что ты имеешь дело с наёмником, который пришёл именно за тобой, или самым успешным мошенником в радиусе нескольких километров. Хуже того: тебя считали достаточно наивным, чтобы ты этому виду поверил.
По-настоящему невинные люди и нелюди на Нар-Шаддаа, конечно, тоже появлялись. Но редко и ненадолго.
Ведж отсалютовал бутылкой компании, которая начала уже поворачивать головы в его сторону, и снова посмотрел на… девчонку. Наверное, всё-таки Джен.
Или Джин.
Или Джун.
Несмотря на её слова, обеспокоенной она не выглядела — наоборот, какой-то чересчур расслабленной. И это заставляло беспокоиться Веджа.
Отпив пива, он спросил на всякий случай:
— Хочешь уйти?
Сам Ведж уходить не хотел. Он питал к Нар-Шаддаа смешанные чувства, и находиться на ней было как смотреть на что-то настолько отвратительное, что глаз не отвести. И если уж Ведж вернулся на Нар-Шаддаа, то он по крайней мере заключит сделку. Лучше на перевозку — так проще. Скорее всего, Веджа будет подташнивать всю дорогу до пункта назначения при одной мысли о том, что именно находится в трюме — и именно поэтому он тщательно проверит, что там попытаются погрузить.
Зато у него будут кредиты. И если он будет не совсем идиотом — довольно много.

Вообще-то на такую краткую речь Ведж мог поразительно много ответить.
Например, что сам он не видел дисплеев карт, но судя по едва заметно изменившимся лицам игроков — девчонка была недалека от истины. И это вообще-то то, что она прервала игру, было обидно и нечестно по отношению к товарищам: если они так легко выдавали свои эмоции, то достаточно было бы присоединиться к игре, чтобы какое-то время не нуждаться в карманных деньгах. Эту мысль Веджа явно разделяли многие в притихшей кантине.
Или что за использование скифтера на иных планетах рубили руки. И всё остальное тоже.
Или что главное для успеха в сабакке — ненавязчиво узнать карты противника и ещё более ненавязчиво внушить ему, что он знает твои. И так грубо открывать чужие карты до того, как подойдёт время для этого в раунде, было опасно в первую очередь для открывшего, а в последнюю — для всех остальных.
Или что, в конце концов, ребята, «Гибель» — не такая уж плохая карта, как многие думают из-за её названия. А если на картах для сабакка гадать и «Гибель» выпадает в раскладе — иногда очень даже хорошая.
Хотя Веджа не радовало, что сейчас она, кажется, выпала ему.
Он прикинул, насколько убедительно смог бы заявить о том, что сидит рядом с этой девчонкой случайно, говорил с ней случайно и вообще впервые в жизни её видел — и решил, что с поверившим в это не смог бы сыграть партию в сабакк, даже если бы очень нуждался в кредитах.
Поэтому Ведж залпом осушил бутылку наполовину и, поставив её на барную стойку, развернулся на стуле на сто восемьдесят градусов.
Возможно, «Гибель» предвещала ему тренировку в стрельбе.

В таких конфликтах всегда начинали словами, а виноват оказывался тот, кто первым достал бластер.
И уже не имело значения, успеет ли он, этот виноватый, выстрелить.
Лучше всех об этом знали владельцы кантин, и те из них, кто имел достаточно кредитов и связей, чтобы не бояться прогореть, заставляли сдать оружие на входе — хотя обычно и не считали за оружие ножи, дубинки и прочие приспособления для членовредительства.
Ведж был уверен, что однажды слышал именно такую формулировку.
Ещё он был уверен в том, что на Нар-Шаддаа оружие не доверили бы даже владельцу кантины. Ну, судя по бластеру на бедре у самого Веджа.
Он грозно нахмурил брови, пытаясь скопировать выражение лица, с которым Бустер смотрел на тех, кто доставлял ему неудобства. В подавляющем большинстве случаев такого взгляда Бустеру хватало — а с остальными он разбирался иными способами.
Ведж был на две головы ниже Бустера и раза в три у́же.
Но они виделись достаточно давно, чтобы Ведж мог рассчитывать, что подрос.
Хотя бы на сантиметр-другой.
Ведж в упор смотрел на приближающегося человека, не давая отразиться на лице зависти к тому, что габаритами тот напоминает старшего Террика гораздо больше, чем сам Ведж — но не нужно было видеть остальную кантину, чтобы представлять, что там происходит. Кто-то едва уловимо подался вперёд, ненавязчиво положив руки так, чтобы было легко схватиться за бластер; кто-то совсем немного отклонился назад — но руки их находились там же; те, кто был подальше от эпицентра, делали вид, что ничего не происходит, только приглушили голоса или вовсе замолкли.
Путь к выходу из кантины лежал через первых, вторых и третьих. И через стол для игры в сабакк, под которым маленький салластанец недвусмысленно прятал руки.
Остальных загораживал подошедший игрок, который вызвал у Веджа приступ тошноты с первого слова. Он приподнялся на стуле, открыл рот — на языке уже вертелось несколько ответов, один другого самоубийственнее — и даже успел поймать весёлый взгляд Джин.
А потом всё пошло слишком быстро.
Глядя на исказившееся от боли лицо игрока, Ведж почти скатился со стула, выхватил бластер и выстрелил ему в грудь, успев обрадоваться, что загодя выставил бластер на парализующий режим. Не делая паузы, он выстрелил Джин в бок.
Стрелок Ведж был неважнецкий.
Но на таком расстоянии сложно промахнуться.

Иногда Ведж убеждался: он родился, чтобы творить невозможное.
Например, промахиваться с расстояния меньше метра.
Он успел мысленно пообещать не оставить в живых ни одного свидетеля своего позора и одновременно посочувствовать человеку, схлопотавшему два парализующих заряда: сам Ведж только понаслышке знал о том, как это больно, и очень не хотел оказаться на его месте.
А потом над головой Веджа залихватски свистнул чей-то даже-не-обязательно-парализующий заряд и предаваться самоуничижению и жалости стало некогда.
Он толкнул дулом бластера в грудь возникшего перед ним дылду — откуда взялся, за игорным столом его точно не было — тем же бластером наотмашь ударил по лицу второго, которому просто не повезло оказаться на дороге и с размаху ударился плечом о стену кантины.
Стена.
Это хорошо.
«Горящая палуба» горела очень далеко от стены.
Сантиметрах в сорока, не меньше.
Пригнувшись, Ведж со всей возможной скоростью последовал к выходу, дважды споткнулся об упавших на пол существ; один, закутанный в плащ от пяток до макушки, будто джава, слабо застонал, и этот стон в окружающем гвалте Ведж скорее почувствовал, чем услышал, но тут же отвлёкся на взорвавшийся у него перед носом голоснимок.
Кто вообще развешивает голоснимки в кантине.
Кто пускает в кантину с бластерами.
Кто, в конце концов, пускает в кантину эту девчонку — Джун, Джин, Джен?
И кто, в конце концов, она такая.
Но больше, чем узнать ответы на животрепещущие вопросы, Ведж хотел оказаться подальше от «Горящей палубы» — не только потому, что температура здесь продолжала повышаться, но и потому, что понятия не имел, кого заинтересует этот запашок: мародёров, отряд штурмовиков или — да только хатт — буквально! — знает, кого!
Он вывалился из кантины, кляня своё умение оказываться в занимательных местах в занимательное время и заводить занимательные знакомства, и, едва успев глотнуть зловонного воздуха Нар-Шаддаа, бегом припустил за девчонкой.
Не то чтобы Ведж считал человека, в которого он только что стрелял, подходящим проводником.
Но той, кому Ведж сейчас бы с радостью подставил спину, он считал её ещё меньше.

От неожиданности Ведж шарахнулся в сторону — и хорошо, что на Нар-Шаддаа даже больше, чем в других местах, предпочитали обходить по широкой дуге мчащихся людей, у одного из которых в руках всё ещё был бластер.
Ну, в тех случаях, когда не решали присоединиться к погоне.
Или в тех случаях, когда не решали становиться на пути.
Или в тех случаях, когда не решали — ну, для большего веселья — просто пальнуть вслед бегущим.
Сейчас были не те случаи.
Кажется.
Ведж привалился спиной к стене. Он дышал со свистом, взъерошил свободной рукой взмокшие волосы и с завистью смотрел на девчонку, у которой даже дыхание не сбилось.
Наверное, стоило бы свернуть по пути в какой-нибудь проулок.
Но по пути Веджу было не до того, чтобы думать.
Он быстро, боясь отвести взгляд от девчонки, перестать контролировать её движения — если когда-то вообще контролировал — оглянулся по сторонам. Это всё ещё был Кореллианский сектор. Пожалуй, парой уровней выше.
— Недалеко, — буркнул Ведж, надеясь, что краснеет от долгого бега, а не…
Не от чего-то ещё.
Ну серьёзно.
После короткого раздумья он опустил дуло бластера, направлением точно в землю, как будто хотел проверить, успеет ли поднять его до того, как девчонка преодолеет расстояние до Веджа и сделает…
Ну, что-то.
Вроде того, что сделала с парнем в «Горящей палубе».
На самом деле Ведж был уверен, что не успеет, но и провоцировать её не хотел. Поэтому спросил с вызовом:
— Что ты вообще устроила?

Наверное, оставаться здесь и правда не стоило.
«Здесь» — это на одном месте. На одном месте вообще, на одном месте бесцельно — тем более; никогда не знаешь, кто и зачем тебя заметит и решит понаблюдать.
«Здесь» — это под открытым небом. Ведж никогда не попадал под дождь в Вертикальном городе, но слухи об этом явлении ходили самые причудливые, от разверзшихся в буквальном смысле небес до стеной льющейся кислоты; он подозревал, что эти слухи преувеличены, но не был уверен, что сильно. Любая дрянь может оказаться в такой атмосфере, раз такое происходит внизу.
«Здесь», понял Ведж, — это на Нар-Шаддаа.
Он не тронулся с места, когда девчонка отступила в глубь улочки. Только смотрел заметно округлившимися глазами и надеялся, что ослышался — хотя и знал, что правильно понял каждое слово.
— Ты это сделала, потому что тебе было скучно? — на всякий случай уточнил Ведж тихо.
В его жизни бывало всякое, и плохое тоже. В его жизни был — хотя и не относился к плохому — Бустер Террик, самый циничный человек, которого Ведж знал.
Но даже Бустер однажды предложил ему не стрелять.
— Там люди ранены, потому что тебе было скучно. Или убиты — потому что тебе было скучно! А у них были родители, дети, — у него дрогнул голос, и Ведж разозлился на себя за это и продолжил ещё яростнее: — друзья, семьи, другие люди, для которых они что-то значили! Ничего. Зато ты не скучаешь. И им в ближайшее время скучать не придётся. А что сейчас с барменом? С владельцем кантины? Они сделали тебе что-нибудь плохое, хоть один из них? Спорю, ты даже не знаешь, сделали ли они хоть кому-нибудь что-то плохое! Да не каждому импу так плевать на других, как тебе. У тебя совсем мозги в вакуум высосало? Зато каждому хатту — да, каждому хатту плевать именно так!
Это были ненужные слова для этого человека, слишком громкие слова для этого места — но Ведж чувствовал, что его несёт, что он задыхается уже не от бега, а от того, насколько произошедшее было неправильно, несправедливо, и распалялся всё больше.
— Мы же на их территории. Играй по чужим правилам, а вдруг прилетит — как тем, в кантине. И не только там, да? Зато на моём корабле тебе скучно не было. Была слишком слабой, чтобы веселиться? Или просто не умеешь управлять грузовиком?
Он шумно выдохнул и привалился к стене, не беспокоясь о том, что могло на ней налипнуть. Стена была прохладная. Воздух был душный. Ведж был опустошён.
Не поднимая бластера, он чуть качнул дулом в сторону девчонки.
— Иди ты… куда хочешь. Не хочу оказаться рядом, когда снова заскучаешь.

Воздух становился тяжелее. Давил на голову, на плечи. Не давал полностью восстановить дыхание.
Ведж очень не хотел остаться без крыши над головой, когда небо разорвётся под весом скопившейся в здешней атмосфере гадости и прольёт её вниз. Хорошо хоть, что Кореллианский сектор находился высоко по сравнению с остальными уровнями. Может быть, не придётся плавать.
Ещё меньше Ведж хотел идти куда-то с девчонкой. Или подставлять ей спину.
А она, похоже, не собиралась уходить.
— И что?
В её словах была своя правда. И общая правда тоже, признал Ведж к своему неудовольствию.
В самом Ведже было кореллианское упрямство, пара глотков пива и недовольство тем, что всего пара.
Но упрямства — гораздо больше.
— Сейчас скажешь, что боролась за справедливость? А до этого тебе просто было скучно. А потом что будешь говорить?
Он фыркнул, недовольно мотнул головой. Посмотрел, хмурясь, на девчонку.
Ведж знал такой сорт людей — не близко, скорее даже умозрительно, чем лично. Но знал — как и знал, что бессмысленно втолковывать что-то человеку, который оправдывает свои грехи чужими.
Да и кто он ей.
Только зря языком трепать, рискуя нарваться на ловушку от неё, засаду от кого-то третьего или просто попасть под дождь.
Не лезь в чужие дела, Антиллес. Своих хватает.
— Мне плевать. Я тебе не папочка. И тебе на мои слова плевать. Это нормально. Было неприятно увидеться.

Ведж покраснел до корней волос и даже обрадовался тому, как стремительно потемнело вокруг.
Вообще-то это было жутковато. Слишком быстро, ненормально быстро, угрожающе быстро — но, может быть, девчонка ничего не заметит.
Или заметит.
Щёки у Веджа горели так, что, наверное, ими можно было бы освещать дорогу.
Или всё-таки не заметит.
Он раздражённо, почти яростно взлохматил себе волосы.
Самым обидным было то, что девчонка была очень красивой, когда смеялась. Как фыркала, сдерживая смех, как встряхивала волосами, как облизывала губы, как…
Ведж поймал себя на мысли, что хотел бы, чтобы такие красивые девчонки смеялись чаще, и второй раз за день совершил невозможное: покраснел ещё сильнее.
Но он всё равно злился. И на то, что она смеялась над ним, и на то, что она смеялась над его словами — вообще-то искренними словами.
И больше всего — на себя.
Нашёл, с кем искренностью разбрасываться.
— Точно, — буркнул Ведж, надеясь, что не начнёт заикаться. — Надоело быть клоуном.
Упрямства в нём было даже больше, чем страха.
То есть страха не было вообще.
Ни капельки.