Кассиан закрыл глаза от того, как Джин гладила его. Он бы и мурлыкал, но не делал этого, только улыбался.
Джин тоже умела терять людей, и ужасно, что это случилось, но хорошо, что их таких, умеющих, было двое. В какой-то момент Кассиан поймал руку Джин, потянул к себе, поцеловал, и больше не выпустил, так и держал.
Сбегать часто было худшим из вариантов. Но теперь это хорошей идеей. Побыть где-то вдали, пока все не отступит, так, чтобы дом не пропитался потерями и пустотой.
- На Фесте были ездовые собаки. Не как что-то привычное, скорее как дань традициям. Но дышать там можно, собаки есть, это не Хот, а я все еще помню язык. Правда, это не Республика.
Он снова поцеловал руку Джин, едва заметно погрустнев. Фест, не присоединившийся к его стороне, не был трагедией - не в сравнении с их несбывшимся ребенком, и все же иногда это огорчало.
- Но для отпуска это ведь неважно, правда? Соберем вещи, уедем и будем возиться с ездовыми собаками хоть все дни напролет.

- На Фесте все понимают бейсик, - сказал Кассиан.
Потом понял - она не из-за Феста спрашивает, а из-за него. Чтобы было еще что-то, что связывает их так крепко, чтобы удержать, сколько бы еще потерь не случилось.
- Научу, конечно.
Он осторожно поцеловал ее, обнял крепко - просто чтобы Джин знала, что он здесь, рядом.
- И собаку тоже заведем, когда вернемся. И птиц, и черепах, и ворнскров, и исаламири - кого захочешь.
Кассиан не был уверен, что это хорошая идея, что Джин не пытается заполнить боль кем-то другим, о ком можно заботиться и кто будет любить ее. Но за время отпуска Джин могла бы передумать - а даже если бы она и не передумала, Кассиан знал, что отказать ей все равно не сможет.
Кассиан осторожно повернулся на бок, смещая Джин, обнял ее сзади, поцеловал в ухо перед тем, как хоче сказать, касаясь губами мочек:
- Спи. Сегодня тебе нужно отдыхать. Пусть этот день просто закончится - потом будет легче, обещаю.

Очередь на посадку была бесконечной - космопорт все еще был небольшим, а просто сесть где угодно тут никогда не было выходом; почти все на Фест привозили, потому почти все было дорогим, а планету почти всегда оплетала череда кораблей.
Кассиан не был на своей планете много лет. Сверху она выглядела мирной. Как он знал, мирной она и была - впервые за долгие год. Просто она зачем-то оказалась не по ту сторону мира.
- Фест достался Осколку, - он напоминал скорее себе, чем Джин, но и Джин тоже. - Это не плохо, вышло, как вышло. Но, наверное, нам лучше быть более незаметными, чем мы могли бы, м? Как будто мы просто туристы.
На Фесте не бывает просто туристов - Фест когда-то населили не ради природы или красот ландшафта, а только ради фрика и исследования его свойств. И сейчас населенная его часть - это собрание домов, зданий, построек, которые стоят тесто, будто сбившись в кучу, окруженные заброшенными и действующими шахтами с рудными жилами, центром, заводом и тюрьмой. А все остальное - горные цепи, долины, пустоши - все отдано снегу и ветру.
И как же это красиво. Кассиан смотрит вниз - там еще все кажется игрушечным. Как же это красиво.
- Как только тебе надоест - скажи. Полетим куда-нибудь еще, куда захочешь.

Было сложно - Кассиану казалось, что он никуда не хочет. Он так много времени летал, побывал почти во всех уголках галактики. Куда еще ему нужно? Зачем? Нет ни миссий, ни приказов, ни распорядка - делай что хочешь. Но от множества вариантов не хотелось ничего.
А Джин как-то умудрялась хотеть, строить планы. Смотреть на все как в первый раз. Конечно, для нее это и был первый раз. А для него? Кассиан вдруг подумал о том, что он был во всех уголках галактики - но он ведь не смотрел дальше миссий. Он бывал везде, но не видел почти ничего. Интересно, сильно будет отличаться мир во время миссий от мира просто так?
Ладно, это было интересно. И он и правда хотел бы показать свою планету Джин.
- Выбираем по очереди, договорились.
Мигнула лампочка, разрешая спуск. Кассиан быстро, будто украдкой, поцеловал Джин и направился к поверхности. Горы и равнины скрывались из вида, горизонт со снижением тоже пропадал - они вошли в атмосферу, и небо стала казаться таким же белым, как и земля - не отличишь сразу одно от другого.
Какая-то часть Кассиана опасалась того, что их немедленно задержат, но нет. Они прошли через службы космопорта так легко, будто проходили ее под чужими документами - это все еще было непривычным. Люди иногда поднимали головы, услышав, как он говорит, но всегда едва заметно хмурились, поняв, что не узнают его, и возвращались к работе с бумагами.
Через несколько часов, когда стало совсем темно, они были в маленьком - другие на Фесте были не нужны - отеле. Кроме них тут были несколько геологов, приезжавших раз в полгода замерять температуру льда под зданиями. И больше никого.

В халате Джин выглядела так, будто сама замоталась в снег. Будто Фест замел и ее снегом, укрыл холодом и пытается пробиться под кожу.
Она была такая красивая, что заполняла собой пустоту в отеле, на планете, и, особенно, у Кассиана в сердце. Она хотела, чтобы он заполнил пустоту в ее ванной, и это было меньшим, что Кассиан мог дать просто за то, что она появилась в его жизни, и в ней же и осталась.
- Тут много ванн, - Кассиан подошел и, обняв ее - руки утонули в мягком халате, как в снеге, но только это было тепло - поцеловал. Снова он заговорил только когда смог оторваться, - На Фесте не вода проблема, а тепло.
Из ванной тянуло горячим паром. В отеле было тепло - видно, редкие гости могли расходовать запас тепла, который рассчитывался на всех. Это было приятно. Нигде больше тепло не было таким особым, таким нужным и ценным, как здесь. Оно пробиралось под кожу и оставалось надолго, грело изнутри, когда все остальное уже не работало.
- Пойдем - нырну с тобой, если хочешь. Ведь хочешь?

Кассиан не стал раздеваться сразу же в основном потому, что он все-таки родился на Фесте и потому знал, что не стоит раздеваться, если не собираешься немедленно позаботиться о том, чтобы было тепло. А он не собирался — сначала он хотел посмотреть на Джин, с которой соскальзывал халат, открывая ее маленькое, закаленное жизнью тело. Он любил в ней все совершенно, каждый жест, каждую интонацию, каждый клочок кожи. Иногда она не нравилась ему — но даже тогда он ее любил, и это постоянство было тем, что ему нравилось очень сильно.
Вода была горячей — на Фесте даже едва теплое казалось горячим, но вода была горячей на самом деле. Кассиан попробовал рукой, потом, быстро скинув одежду, забрался к Джин, которую обволакивал пар от воды. Теперь греться так было ненужно, но он все равно притянул ее к себе, поцеловал.
— Расскажи, чего еще тебе не хватало. Я хочу знать, чтобы все-все исправить, ладно?

Кассиан закрыл глаза. Пар над фиолетовой водой походил больше на седой дым - такой дым не случается от пожаров, подпалов или взрывов, такой дым тянется из трубки или сигареты, вылетает из труб спокойных мирных домов в тихие светлые вечера - и этот дым кружился над ними с Джин, кружил ему голову и сердце.
Джин гладила его, обнимала, целовала, и, как всегда, Кассиан с трудом верил, что это на самом деле. Что он нужен ей так же, как она нужна ему. Он мог провести так, в ванне с Джин, вечность, но знал, что даже самая горячая вода на Фесте скоро остывает, а потому времени у них не так уж много.
Джин была расслаблена, и это было хорошо. Случившееся все еще царапало ему душу, но он понимал, насколько тяжелее было Джин.
Поцеловав ее, Кассиан провел рукой по бедру, осторожно не доводя движение до конца, перескочил на спину.
- Ты пыталась когда-нибудь раньше? Завести отношения, полюбить кого-то и остаться рядом?

Она едва заметно напряглась под его руками - будто что-то страшное, темное прокатилось под кожей. Кассиан не стал спрашивать, зная, что Джин сама расскажет, когда - если - захочет. Догадаться было нетрудно, но и это он тоже не стал делать, а только обнял Джин крепче, чтобы она помнила, что она здесь, что он рядом, что прошлое осталось где-то далеко, позади.
- Пытался, да. Я не сразу понял, как это трудно с моим родом занятий. Она была у нас техником... Нет, так не правильно, она не была техником, она только делала вид, притворялась. Мы расстались еще до того, как все раскрылось, потому что я не смог, у меня не получилось одновременно любить и хорошо работать, и потом я долго думал, что вообще никогда не получится. И решил, что Восстание для меня важнее, а остальное - что же, не вышло и ладно, я хотя бы попытался.
Теперь все было не так, и Восстания тоже не было, а был Альянс, Новая Республика - все то, что прежде казалось невозможным финалом, чем-то, о чем нужно мечтать и что наполняет силой идти вперед, не думая о том, дойдешь ли вообще. Кассиан обнял Джин, поцеловал ее - как им повезло. Они заслуживали этого мира, но он слишком хорошо знал, что в реальной жизни то, что ты заслуживаешь, и то, что получаешь, - совершенно разные вещи.
И потому - как им повезло.
- Я до сих пор не знаю, чувствовала она что-то на самом деле ко мне. Когда про нее все раскрылось, мне сложно было любить. Но с этим, мне кажется, я теперь неплохо справляюсь.

- Это только отель, подожди, пока не увидишь остальное.
Он знал, что на самом деле "здесь" - вряд ли было про Фест. Здесь - это в относительно мирной жизни. Где-то там все еще шла война, Империя отступала с таким трудом, что думать про это Кассиан не любил. Он, конечно, давно работал, и знал, что за годы Империи ее перестали видеть чем-то плохим. Многие вообще никогда не видели ее чем-то плохим. И потому Альянс забирал свое тяжело - он давал лучшую, более справедливую жизнь почти насильно. И это Кассиану совсем не нравилось.
Не думать об этом было приятно и легко - тут, сейчас, с Джин, которая говорила и чувствовала так же, которая целовала и любила его - которую целовал и любил он.
- Лучшее, - согласился Кассиан и признался, - я вообще никогда не думал, что доживу до этого возраста.
Стекла в комнате успели запотеть, их кожа чуть покраснеть, но вода уже теряла тепло - на Фесте совершенно все теряло тепло.
- Пойдем потом гулять? Покажу тебе город - или снежные равнины за ним, если захочешь.

- Всегда. Тут нет ничего, кроме снега и льда. говорят, что и фрик добывают в ледяных шахтах, и лед там такой старый, что не тает от тепла.
Вслед за Джин Кассиан тоже сел и придвинулся, прижался грудью к ее спине, чтобы Джин было теплее.
- Еще говорят, что снежные равнины - это на самом деле замерзшее море, и если копать снег долго-долго, можно прокопать до толстого льда и увидеть под ним черную воду и доисторических рыб, которые все еще живут где-то там, внизу. Может быть, - он поцеловал Джин в плечо и улыбнулся. Все эти полузабытые истории, которые он слышал в раннем детстве, теперь возникали сами собой. Он не был уверен, вспоминает их теперь или выдумывает, но предпочитал думать, что вспоминает, - они и сейчас плавают прямо под нами. Прямо сейчас, какая-нибудь огромная рыбина с зубастой пастью и огоньком на лбу, слушает нас и булткает что-то в ответ.
Он поцеловал ее еще раз, на этот раз не в плечо, а в мурашки на плече.
- Давай вытащим тебя отсюда, - предложил Кассиан. - А потом, когда уедем с Феста, знаешь, я хотел бы посмотреть, где ты провела свое детство.

- На Ла'му была ты, и это уже интересно. Но Джеда... Да, туда я не планирую возвращаться еще лет пять, не меньше.
Про Ондерон он так не говорит. Про жизнь с Со Джин говорит нечасто, и тому должна быть причина. Неважно, были эти воспоминания слишком плохими или слишком хорошими. Что-то просто хочется всегда держать при себе и не делиться ни с кем.
Выбираться из ванны неприятно. Вода еле теплая, пар в воздухе тоже быстро остывает, и теперь дышать холодно, но тяжело - слишком влажно.
Кассиан ежится и думает - как бы он тут жил? Ему важно помнить, что он родился здесь, важно помнить местный язык, важно сохранять акцент, пусть даже уловить его могут не все - для тех, кто не живет во внешнем круге, налет местного на бейсик звучит неотличимо от любого другого налета любого другого внешнего языка на бейсик. Все это важно, но Кассиан знает - он улетит отсюда с Джин и вряд ли уже вернется. Воображаемый, внутренний Фест ему важнее настоящего.
Он смахивает со спины Джин капли воды. Потом заматывает их обоих в огромное полотенце и прижимается под ним к ней.
- Я так люблю тебя, Джин.

Кассиан не знает, чего ждать от отпуска - ему кажется, что вся его жизнь теперь один сплошной отпуск - но в конце концов ему нравится. Нравится, несмотря на холод, несмотря на Империю, которая не выпустила Фест из хватки. Зато они здесь с Джин. Кассиан так и не учит ее языку, да и тут это незачем, фестская речь покрыта бейсиком, как фестская земля - снегом. Но они находят собак, как она хотела, и Кассиан тихо следит за тем, отступает ли из ее глаз печаль и потеря. Ему кажется, что да.
На Явине, когда они возвращаются, все так же, как было. Их Дасти - их фелинкса она успевает стать их Дасти, еще одним членом семьи - трется об ноги и ластится. Какое-то время все идет, как всегда. Потом Кассиан начинает ловить себя на том, что что-то изменилось. Может, изменился он, но часто он замечает, как против воли, фоново внимателен. Будто не живет, а собирает информацию на какой-то очередной миссии, потому что иначе получить ее нельзя.
Они часто молчат, и им обоим в молчании достаточно уютно, но теперь они повисает между ними.
Какое-то время Кассиан думает, что все исправится само собой. Здесь он ошибается - от времени молчание сгущается и становится похоже на стену.
Все как обычно - и все иначе. Так, как не должно быть, хотя как должно, он не знает.
Через несколько месяцев они сидят рядом, и Кассиан чувствует, что он устал искать признаки чего-то, о чем ничего даже не знает. У его заданий всегда была четко прописанная цель и параметры успеха. У жизни их нет.
- Ты больше не любишь меня?

Джин трогает его как трогала раньше. В последнее время она то избегает любых прикосновений, то, наоборот, трогает его часто и как-то вдруг, будто запасается впрок.
Это не вяжется с тем, как она ведет себя в другое время. Но удивительно созвучно ее "Люблю". Кассиан смотрит на руку Джин. Под кожей у нее бегут ручейки капилляров, которые не может скрыть даже явинское солнце.
Хмурится.
- Но я тебя хочу. Все остальное - неважно для меня, Джин.
Он знает, конечно, о чем она говорит, но никогда и не думал, что она может смотреть на случившееся вот так. Что решит, будто не нужна ему, будто бы ему нужно от нее что-то еще, кроме того, что она уже существует.
- Давно ты так думаешь? Потому делаешь все это? Отдаляешься.