— Я устала, — говорит Хакс. В её голосе нет ничего от жалобы или просьбы. Это вербальное выражение состояния, которое длится слишком долго. Констатация затянувшегося факта. В её тоне есть нечто от приказа — раздражение, что приказ до сих пор не выполнен.
Она смотрит на Рен в упор, но это раздражение относится к самой Хакс. Это её приказ, он отдан ей и предназначен ей — ещё двадцать лет назад, когда у Хакс появилась первая, тогда ещё иллюзорная, возможность противостоять отцу. Тогда речь не шла о его смерти — но он перестал её бить.
И речь, во всяком случае, перестала идти о её смерти.
Хакс смогла повзрослеть и узнать о многих вещах, которые не случились с ней из-за данного отцом гранд-адмиралу Слоун обещания. Жаль, что гранд-адмирал не сочла нужным убить его ещё тогда. Об этом Хакс тоже не забывает.
— Нет такой усталости, которая не лечилась бы смертью.
Рен знает её достаточно давно, чтобы не решить, что Хакс захотела сдаться. Хакс презирает трусость. Презирает тех, кто отказывается от достижения цели из-за — так ли уж важно, из-за чего. Конкретные методы она презирает гораздо реже. Только тогда, когда они подобраны неправильно — и тогда страдает результат.
Рен знает — должна знать — почему не стоит говорить прямо. У неё вполне может быть доступ к расположению камер, но Рен не выглядит человеком, который способен его запомнить или хотя бы сохранить под рукой. У Хакс такого доступа нет, но волнения это не вызывает.
Она с детства умеет выбрать слова.
[icon]http://s9.uploads.ru/HZ8X0.jpg[/icon]