Cassian Andor, Harter Kalonia
Время: 12.X.03 ДБЯ
Место: госпиталь на одной из имперских планет
Описание: кто-то пытается не навредить человеку, кто-то — не навредить Восстанию. Когда одно с другим не совпадает, приходится что-то решать
Ура! Нам 8 (ВОСЕМЬ!) лет! Давайте поздравлять друг друга и играть в фанты! (А ещё ищите свои цитаты в шапке - мы собрали там всех :))
Ищем самого спокойного и терпимого рыцаря Рен в этом безумном мире
Ищем медицинское светило, строгого медика, способного собрать мясной конструктор под названием “человек” и снова отправить его на работу.
Ищем самого отбитого мудака по мнению отбитых мудаков для Джин Эрсо.
Ищем подрастающее имперское солнышко, которое светит, но не всем.
Ищем генерала Дэвитса Дравена, командира самой задорной разведки в этой Галактике.
Ищем талантливого ученика и личную головную боль Магистра Рен.
Ищем генерала разведки, командира самой отбитой эскадрильи эвер, гениального актера, зловредного пирата и заботливого мужа в одной упаковке.
Ищем По Дэмерона, чтобы прыгнуть в крестокрыл и что-нибудь взорвать.
Ищем лучшего моффа Империи, по совместительству самую жизнерадостную сладкую булочку в галактике.
Ищем левую руку мастера Иблиса, самый серьёзный аргумент для агрессивных переговоров.
Ищем имперского аса и бывшую Руку Императора, которая дотянулась до настоящего.
Ищем сына маминой подруги, вгоняет в комплекс неполноценности без регистрации и смс.
Ищем майора КорБеза, главного по агрессивным переговорам с пиратами, контрабандистами и прочими антигосударственными элементами.
...он сделает так, как правильно. Не с точки зрения Совета, учителя, Силы и чего угодно еще в этой галактике. Просто — правильно. Без всяких точек зрения.
...ну что там может напугать, если на другой чаше весов был человек, ценность которого не могла выражаться ничем, кроме беззаветной любви?
— Ну чего... — смутился клон. — Я не думал, что так шарахнет...
Выудив из кармана листок флимси, на котором он производил расчёты, Нексу несколько секунд таращился в цифры, а потом радостно продемонстрировал напарнику:
— Вот! Запятую не там поставил.
Он тот, кто предал своих родных, кто переметнулся на вражескую сторону. И он теперь тот, кто убил своего собственного отца. Рука не дрогнула в тот момент. Кайло уверял себя, что все делает правильно. Слишком больно стало многим позже.
Дела, оставленные Кайло, походили на лабиринт, где за каждым поворотом, за каждой дверью скрывались новые трудности, о существовании которых в былые годы рыцарства Анук даже и не догадывалась.
Ловушка должна была закрыться, крючок – разворотить чужие дёсны, намертво привязывая к Доминиону. Их невозможно обмануть и обыграть. Невозможно предать до конца.
Ей бы хотелось не помнить. Вообще не помнить никого из них. Не запоминать. Не вспоминать. Испытывать профессиональное равнодушие.
Но она не закончила Академию, она не умеет испытывать профессиональное равнодушие, у нее даже зачёта не было по такому предмету, не то что экзамена.
— Ты ошибаешься в одном, Уэс. Ты не помешал ему, но ты так и не сдался. Даже когда казалось, что это бесполезно, ты показывал ему, что тебя нельзя сломать просто так. Иногда… Иногда драться до последнего – это все, что мы можем, и в этом единственная наша задача.
Там, где их держали, было тесно, но хуже того – там было темно. Не теснее, чем в стандартной каюте, а за свою жизнь в каких только каютах он не ютился. Но это другое. Помещение, из которого ты можешь выйти, и помещение, из которого ты выйти не можешь, по-разному тесные. И особенно – по-разному тёмные.
— Меня только расстраивает, на какое время выпал этот звёздный час. Когда столько разумных ушло из флота, не будет ли это предательством, если я вот так возьму и брошу своих?
Не бросит вообще-то, они с Разбойной формально даже в одном подчинении – у генерала Органы. Но внутри сейчас это ощущается как «бросит», и Каре хочется услышать какие-то слова, опровергающие это ощущение.
Лучше бы от своих, но для начала хотя бы от полковника.
Да и, в конце концов, истинные намерения одного пирата в отношении другого пирата — не то, что имеет смысл уточнять. Сегодня они готовы пристрелить друг друга, завтра — удачно договорятся и сядут вместе пить.
Я хотел познакомиться с самим собой. Узнать, что я-то о себе думаю. Невозможно понять, кто ты, когда смотришь на себя чужими глазами. Сначала нужно вытряхнуть этот мусор из головы. А когда сам с собой познакомишься, тогда и сможешь решить, какое место в этом мире твое. Только его еще придется занять.
Сколько раз она слышала эту дешёвую риторику, сводящуюся на самом деле к одному и тому же — «мы убиваем во имя добра, а все остальные — во имя зла». Мы убиваем, потому что у нас нет другого выхода, не мы такие — жизнь такая, а вот все остальные — беспринципные сволочи, которым убить разумного — что два пальца обсморкать, чистое удовольствие.
В готовый, но ещё не написанный рапорт о вражеской активности в секторе тянет добавить замечание «поведение имперцев говорило о том, что их оставили без увольнительной на выходные. Это также может являться признаком...».
Джин не смотрит ему в спину, она смотрит на место, где он стоял еще минуту назад, — так, словно она просто не успевает смотреть ему вслед.
Лея уже видела, на что он способен, и понимала, настоящей Силы она еще не видела. Эта мысль… зачаровывала. Влекла. Как влечет бездонная пропасть или хищное животное, замершее на расстоянии вытянутой руки, выжидающее, готовое к нападению.
Как удивительно слова могут в одно мгновение сделать всё очень маленьким и незначительным, заключив целый океан в одну маленькую солёную капельку, или, наоборот, превратить какую-то сущую крошку по меньшей мере — в булыжник...
Правда, если достигнуть некоторой степени паранойи, смешав в коктейль с каким-то хитрым маразмом, можно начать подозревать в каждом нищем на улице хорошо замаскированного генерала разведки.
Эта светлая зелень глаз может показаться кому-то даже игривой, манко искрящейся, но на самом деле — это как засунуть голову в дуло турболазера.
Правда, получилось так, что прежде чем пройтись улицами неведомых городов и поселений или сесть на набережную у моря с непроизносимым названием под небом какого-то необыкновенного цвета, нужно было много, много раз ловить цели в рамку прицела.
— Знаешь же теорию о том, что после прохождения определенной точки существования система может только деградировать? — спрашивает Уэс как будто бы совершенно без контекста. — Иногда мне кажется, что мы просто живём слишком долго, дольше, чем должны были, и вот теперь прошли точку, когда дальше все может только сыпаться.
Кореллианская лётчица в имперской армии Шара Бэй была слишком слабая и умерла.
Имперка Шара Бэй такой глупости решила себе не позволять.
— Но вы ведь сказали, что считаете жизнь разумных ценностью. Даже рискуете собой и своей карьерой, чтобы спасти меня, хотя видите меня впервые в жизни. А сами помогаете убивать.
Осталась в нем с юности некая капелька того, прежнего Скайуокера, который, как любой мальчишка, получал удовольствие от чужого восхищения собственными выходками.
– Многие верят в свободу только до тех пор, пока не станет жарко. А когда пахнет настоящим выбором, драться за нее или подчиниться… большинство выбирает не драться.
— Ну… неправильно и глупо, когда отец есть, и он тебя не знает, а ты его не знаешь. Это как… — он помолчал, стараясь перевести на человеческий язык свои ощущения. – Ну вот видишь перед собой некую структуру и понимаешь, что в одном месте узел собран неправильно, и работать не будет. Или ошибка в формуле. Вот я и исправил.
Кракен искренне верил в то, что все они — винтики одного механизма и не существует «слишком малого» вклада в общее дело, всё машина Восстания функционирует благодаря этим вот мелочам.
— Непременно напишу, — серьёзно отвечает она и говорит чистейшую правду, потому что у неё минимум сто восемьдесят изящных формулировок для каждого генеральского рявка от «не любите мне мозги» до «двести хаттов тебе в...» (пункт назначения варьируется в зависимости от степени генеральского раздражения).
Минутой раньше, минутой позже — не так важно, когда они умрут, если умрут. Гораздо важнее попытаться сделать хоть что-то — просто ждать смерти Кесу… не нравится.
— Что-то с Центром? – вдруг догадывается он. Почему еще штурм-коммандос могут прятаться на Корусанте по каким-то норам?.. – Планета захвачена? КЕМ?!
— Я верю в свободу.
И тут совершенно не врёт. Свобода действительно была её верой и культом. Правда, вместе с твёрдым убеждением, что твоя свобода заканчивается там, где начинается свобода другого.
— И в то, что легко она не даётся. Остальное...Остальное, мне кажется, нюансы.
Проблема в том, что когда мистрисс Антиллес не думает, она начинает говорить, а это как всегда её слабое звено.
Star Wars Medley |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Star Wars Medley » Завершенные эпизоды » Таймлайн AFE » [12.IX.16 AFE] Не навреди
Cassian Andor, Harter Kalonia
Время: 12.X.03 ДБЯ
Место: госпиталь на одной из имперских планет
Описание: кто-то пытается не навредить человеку, кто-то — не навредить Восстанию. Когда одно с другим не совпадает, приходится что-то решать
Задание появилось внезапно, как это часто случалось с подобными заданиями, основанными на случайно утекшей куда-то информации, которую не было времени проверять. Кассиан был ближе всех, кто мог взять его, и отказываться он не стал, хотя все равно тяжело вздохнул, увидев, что для задания придется отправиться в больницу.
Больницы он не любил. Задания в в них всегда были трудными — насколько легко было зайти и выйти из имперской тюрьмы, настолько же сложно было провернуть это с имперской больницей. Да что там с имперской — ему не всегда удавалось провернуть это даже с медотсеком дома. К сожалению, попросить перевести цель куда угодно еще было невозможно. Шиа Свифт была здесь, и он должен был сделать так, чтобы не было — ни здесь, ни где-либо еще.
Работать нужно было быстро, но время было, потому Кассиан успел побывать тут днем — осмотрелся, запомнил, что недавно тут появилась группа студентов на практике, запомнил планировку, несколько раз прошел мимо нужной палаты, запомнил человека, который присматривался почти как он, но был Кассиану неизвестен — возможно, Шиа Свифт не нравилась кому-то еще, или, может, наоборот, это ее охраняли от таких, как он.
Радовали во всем этом только студенты — они вносили необходимый хаос, благодаря им он знал и несколько имен — среди них было знакомое, и это было хорошо, и что кормят тут просто отвратительно, и кто из врачей за ними присматривает, и куда сбрасывают грязную рабочую форму, и где берут новую, и какой код, который используют на панелях служебного лифта, и что новый морг на минус первом снова не работает и морозит весь этаж вместо одного помещения, а потому его опять закрыли.
Оттуда, с морга, Кассиан и начал, глубокой ночью вернувшись. Было темно, пусто и почти идеально. Лучше было бы только если бы Шиа Свифт вдруг умерла сама. Но настолько повезти ему не могло. Он быстро переоделся, спрятал свою одежду и, зная, что внешне теперь походит на студента-медика — ну, может, чуть взрослее — спокойно набрал код и отправился наверх.
Возможно, ничего сложного в больницах на самом деле и не было.
— Леманн!
Который раз Хартер пробегает мимо этой палаты — и который раз этот парень окликает е по фамилии. Первые три она не обернулась — не оборачивается и теперь: работы невпроворот. Здешний госпиталь оказался неожиданно рад им, студентам третьего курса, и сразу же приобщил к делу, кого к какому. Ее забрали в помощники медсестрам, и сейчас она бегала по коридорам то с выдачей назначений, то с сопровождением пациентов, то с лекарствами, то еще с чем-нибудь. Все ей было интересно. За любое дело девушка бралась, не морща нос.
— Да постой ты, ну! Скажи хоть, как тебя зовут!
Девушка снова пробегает мимо, на этот раз хотя бы щедро одарив парня улыбкой: не то чтобы он начал ей нравиться, просто настроение отличное — ей доверили провести несколько процедур, и у нее все получилось! А парень... Ну, у нее есть Тавет. Ее Тавет, который ворвался в ее жизнь, а потом умчался, пообещав вскоре вернуться. Говорил, что, быть может, вырвется к ней как раз в эту ее практику, но пока от него не было вестей. Хартер влюбленно ждала, ища его лицо в каждом новом посетителе.
— Хартер! Я узнал, ты Хартер. Почему ты не ушла домой?
Она останавливается в пустом коридоре. Началось ночное дежурство — спешить теперь некуда. Основной персонал разошелся по домам, осталось по несколько дежурных на отделение. И студенты — из тех, что изъявили желание. Она изъявила, ей интересно, чем живет госпиталь ночью, она охотно поможет, если потребуются лишние руки. Но ведь не случится большой беды, если она поболтает с этим бедолагой? Он торчит тут, как привязанный, весь день. Ей непонятно, в каком он звании, но по возрасту точно не старше нее самой.
— Мы дежурим. Ты, похоже, тоже?
— Да-а... — он отмахивается от надоевшей и, по его мнению, бесполезной работы. — Охраняем какую-то важную шишку. Она чем-то сильно насолила этим, повстанцам, и теперь трясется за свою жизнь. А я жрать хочу так, что сил нет! Сменщик придет только с утра.
— Так сходи, — Хартер пожимает плечами, — кому мы здесь нужны, ночью? В столовой еще что-нибудь осталось.
— Думаешь? — парень оживляется. Ему как будто нужно было хотя бы чье-то разрешение. К тому же, он думает, что успеет нарвать цветов в госпитальном зимнем саду. Надо же чем-то удивить эту симпатичную девушку. Вдруг растает. — Слушай, я мигом! Подождешь меня? Пять минут, а?..
— А бластер дашь? — она смеется и кивает — подожду, мол, чего не подождать. А когда парень скрывается за углом (не отдав бластер, вот жадина) — заходит в палату. Просто так, посмотреть, что же там за «шишка». На вид — обычная женщина, даже не верится, что она могла сделать что-то... такое. Маленькая, хрупкая, бледная. Красивая, если бы не эта болезненная бледность.[icon]https://i.postimg.cc/8zhpv02q/2.jpg[/icon][LZ]<a href="https://swmedley.rusff.me">IDENTIFICATION CARD</a><div class="lz-hr"></div><b>Хартер Леманн</b>, студентка 3-го курса Медицинской Академии[/LZ]
Присматривавшегося человека, которого Кассиан заприметил днем, теперь нигде больше не видно. Может, он и ошибся, никому больше не нужна его цель. На каком-то этапе пепед ликвидацией все они теряют имена, черты характера и особенности, все становятся просто целями, потому что так проще работать. Так случается и на этот раз.
ночная больница тихая и какая-то приглушенная. Не сонная, нет, она все еще работает, но как дроид на экономном режиме — тратя силы и время только на то, на что их стоит тратить.
На Кассиана их тратить явно не стоит. До него вообще никому нет дела, и он просто заходит в палату. Самое простое задание в его жизни. Отчет получится на три строчки, не больше.
Он уже составляет его мысленно, но тут отчет издевательски увеличивается — кто-то уже успел первым.
Она молодая — кто-то из студентов — от фамилии на табличке отбивается тусклый свет, и Кассиан не всматривается. На цель он и вовсе не смотрит, будто до нее ему нет дела. Смотрит на студентку, веки сами собой опускаются ниже, как будто он очень устал от всего, но особенно от бесконечной смены.
— Вот ты где, — он мажет по табличке взглядом еще раз и теперь видит имя — имя опять кажется знакомым. — Леманн, тебя искали. Иди на стойку к медсестрам — я закончу здесь, что надо.
— Да? — девушка оборачивается на открывшуюся дверь, думая, что это вернулся ее новый знакомый с едой, хотя что-то слишком быстро для него. Но нет, это кто-то из ее коллег. Только с другого потока, потому что она никак не может вспомнить имени. Бен.. Ден.. Стэн? Ох, крифф его разберет, тем более, что табличку с именем он где-то потерял. — Спасибо, сейчас приду.
Хартер снова смотрит на пациентку. Ее уже перевели из бакта-камеры на обычную койку в стационаре — значит, дела идут не так плохо, как могли бы. Но кислородная маска говорит о том, что и не так хорошо. Данные мониторов говорят о том, что сейчас Шиа Свифт погружена в медикаментозный сон, можно не бояться разбудить ее разговорами. Надо завтра поинтересоваться, что же с ней все-таки случилось. И напроситься на обход, к таким тяжелым пациентам их еще не водили.
— Здесь ничего не нужно, можешь идти подремать, я думаю. Я просто жду здесь одного человека... Ну, того парня, охранника, помнишь? Его, беднягу, заморили голодом, я согласилась покараулить, пока он ограбит столовую для нас обоих, — неловко заставлять ждать медсестер, потом точно влетит от старшей, но и оставить свой пост Хартер тоже не может — обещала же!
И как все-таки зовут этого парня? Нет, точно не Бен. Может, вообще Джо какой-нибудь? Вот стыдобища — забыла!
— У тебя табличка потерялась, — почему-то сокурсник не торопится уходить, и Леманн, подойдя поближе на шаг, упирается пальцем ему в грудь. — Поищи, а то утром Райт перед самым уходом испортит тебе настроение. А то и всем нам.[icon]https://i.postimg.cc/8zhpv02q/2.jpg[/icon][LZ]<a href="https://swmedley.rusff.me">IDENTIFICATION CARD</a><div class="lz-hr"></div><b>Хартер Леманн</b>, студентка 3-го курса Медицинской Академии[/LZ]
Она говорит «сейчас», но не уходит. Вместо этого она смотрит на цель, потом объясняет — значит, охранник все же есть, и это плохо; но он ушел, и это хорошо; он скоро вернется, это снова плохо, но плохое часто перевешивает, если было бы иначе, то агенты разведки никому бы не были нужны.
Она подходит ближе, и снова говорит. Кассиан все так же не смотрит на цель, все так же держит веки полуопущенными.
— Да, и правда.
Кассиан рассеяно проводит рукой по груди, где должна быть табличка с именем.
— Обронил на этаже, наверное. Найду. Просто устал очень. Но найду. Не переживай, получать из-за мене тебе не придется.
Получит из-за него охранник, но об этом Кассиан не переживает вовсе. Такие правила — кто-то всегда проигрывает, и ему лучше думать о том, чтобы этим кем-то был не он. Все делают выбор, и если тот парень выбрал поддерживать Империю — он выбрал и все, что Восстание может сделать, чтобы ее разрушить.
Кассиан пятится, отходит, пропуская студентку. Времени мало, и пусть уже она уходит.
Он уголком глаза следит за целью, но та лежит спокойно. В палате пахнет бактой. Хорошей, лучшей, чем долгое время себе позволяли они. Вся эта больница ввглядит лучше, чем они могли себе позволять. Любой медик из Восстания рухнул бы в счастливый обморок и от оборудования, и от лекарств, и от пациентов, которые действительно смирно лежат по койкам. Но только на самом деле все они ведь видели такие больницы — но все равно предпочли бакту похуже и правое дело.
— Вздремну где-то здесь, пока твой охранник не придет. Серьезно, Леманн, тебя там заждались.
Какой-то он неприветливый, этот Джо-не-Джо. Но это Хартер не смущает, она к концу рабочего дня тоже редко являет собой образец человеколюбия и общительности. Ее смущает что-то другое. Потерянная табличка, может быть. Или то, что она не может вспомнить его имя, хотя все они тут варятся в одном котле.
— Поищи, — девушка кивает и, подвинув к кровати единственный в палате стул, садится. Она очень упрямая временами. Многим кажется, что не по делу, но ей нечасто приходится жалеть о своем упрямстве. — А подремать можно в кладовой на четвертом этаже, там дружелюбный хозяйственный дроид, говорят. И мягко спать на всех этих халатах.
Вдруг за дверью ей слышатся шаги. Леманн даже немного подается вперед, чтобы убедиться, что ей не кажется, и это возвращается ее охранник, но чья-то поступь, слишком легкая для мужчины, проносится мимо, не останавливаясь у двери. Благодаря этому студентка только уверяется в том, что надо подождать. если пройдет кто-то более внимательный и заметит отсутствие часового, то она сможет все объяснить.
— А что они вообще хотели, а? Может, сделаем вид, что ты меня не нашел? А то есть хочется — сил нет. И, слушай... Из какой ты группы, напомни? Я уже всю голову сломала.
Поняв, что промучается, вспоминая, до утра, Хартер все-таки задает вопрос. Подняв голову, внимательно смотрит на Джо-не-Джо снизу вверх, сперва серьезно, а потом, когда он обращает на нее чуть больше внимания (хотя, похоже, он просто спит на ходу), широко ему улыбается, открыто, обезоруживающе: мол, ну чего ты такой бука, все хорошо, я поделюсь с тобой едой, если захочешь.
Только вспомнись уже. С номером группы должно стать проще.[icon]https://i.postimg.cc/8zhpv02q/2.jpg[/icon][LZ]<a href="https://swmedley.rusff.me">IDENTIFICATION CARD</a><div class="lz-hr"></div><b>Хартер Леманн</b>, студентка 3-го курса Медицинской Академии[/LZ]
Кассиан слышит шаги. Он успевает решить, что будет делать, если это имперская сторожевая возвращается на свой пост, но шаги недостаточно ровные, недостаточно четкие, недостаточно чеканные. И они проходят мимо. Они с Леманн все еще одни, и она все еще сидит вместо того, чтобы уйти.
Вот упрямая.
С чутьем.
Людей с чутьем Кассиан не любит, особенно когда они ни на чьей стороне, и про них непонятно, сыграет чутье на Кассиана или против него. Сейчас оно играет против.
И из этого против что-то можно выцепить: есть кладовая с дружелюбным дроидом, куда студенты иногда забредают подремать. Проблема в том, что кладовая ему не нужна. Ему нужно немного времени наедине с целью. И очень быстро: Кассиан хорошо понимает, что второго такого шанса у него может не появиться, и тогда ему придется разбираться с охранником, а не со студенткой — и тогда все станет намного более трудным.
— Из четвертой, — он всегда, во всех ситуациях говорит, что из четвертой. Из четвертой группы, из четвертого отряда, из четвертой комнаты; четыре никогда и ни у кого не вызывает подозрений.
Но только не о подозрениях он сейчас тревожится. Новые шаги — снова не те, не имперские — напоминают об этом. Угрожать ей? Тогда она точно запомнит его, поднимет тревогу раньше, чем нужно. Попросить еще раз? Но у нее же чутье, это проклятое чутье, из-за которого она все еще тут.
— Леманн, — Кассиан открывает глаза, потому что вспоминает наконец-то, почему имя кажется ему знакомым. — Хартер Леманн. Это дело Восстания, не мешай мне. Пожалуйста.
— У нас нет четвертой группы, — Хартер поднимается на ноги медленно, как будто в процессе этого движения постепенно осознает сказанное ей и сказанное ею самой. Она останавливается возле кровати пациентки, спиной к ней, инстинктивно заслоняя больную женщину. — Нет... Этого нельзя делать, нет, ты что!
Отступать ей некуда, а уступать она не хочет. Хартер смотрит на Джо, который теперь уже точно не Джо, широко раскрытыми от испуга глазами. Восстание. Да, Тавет много рассказывал ей про Восстание. Он объяснял ей историю и политику, когда они гуляли по бульварам Корусанта, потому что он горел этим, ему это было важно, а ей было важно то, что было важно ему. Он говорил, что Восстание борется за правое дело. Хартер, выросшая в мире и покое и не знавшая никаких бед от Империи, могла понять все это только с его слов.
Тавет рассказывал так... воодушевляюще. Она готова была пойти за ним, когда доучится. А вот то, что происходило сейчас, не воодушевляло вовсе.
— Этого нельзя делать, слышишь?! Она же... ну, она же беззащитная совсем, слабая, она, может быть, умрет уже этим утром, думаешь, ей недостаточно досталось? — Леманн не знала, что такого ужасного совершила Шиа Свифт. И сейчас очень оперативно пыталась решить для себя, можно ли убивать человека, который убил другого человека. Вообще-то нет. Его нужно судить. А если судить некому?.. У Восстания нет судов и тюрем, по каждому повстанцу, наоборот, плачет имперская тюрьма. И что тогда? Сложно. — Нельзя же так просто взять и убить человека! Это же не сражение, это...
Она смолкает на полуслове. На секунду оборачивается на мониторы — убедиться, что их показания не изменились, хотя если бы это случилось, изменилось бы и мерное попискивание оборудования. Ей страшно. За себя, за Шию Свифт и даже за этого парня из Восстания.
— Что она сделала?
В коридоре раздаются первые шаги возвращающегося охранника, но еще далеко — она не слышит. [icon]https://i.postimg.cc/8zhpv02q/2.jpg[/icon][LZ]<a href="https://swmedley.rusff.me">IDENTIFICATION CARD</a><div class="lz-hr"></div><b>Хартер Леманн</b>, студентка 3-го курса Медицинской Академии[/LZ]
— Достаточно, — он пытается посмотреть на цель, но Леманн закрывает ее собой от Кассиана целиком — и от выстрела, и от взгляда, от всего.
«Может быть умрет» для него недостаточно хорошо. Некоторые вещи лучше не оставлять Силе или вероятности. Их нужно просто сделать самому и больше никогда не оглядываться назад.
Кассиан оглядывается. Слышит имперские шаги — еще в первый раз, когда он ошибся, он решил, что станет делать — выстрелить, просто дважды, а потом бежать. Получится грязно, но работу он выполнит, а ускользнуть всегда сумеет. Но только тогда он еще не вспомнил, что это за Леманн. Тогда она вместо того, чтобы поднять тревогу, не закрывала собой его цель от него.
Кассиан отступает назад, к выходу. Шия Свифт и так, может быть, умрет, но если кто-то из врачей ей в этом поможет и сделает смерть естественной, будет просто отлично. И такая вот кто-то из врачей стоит напротив него.
Он коротко вздыхает.
— В кладовой на четвертом этаже. Когда сможешь. Охраннику скажешь, что я врач, проверял показатели.
Чуть помедлив, он все еще не уходит. Если она сделает, как он сказал, подозрений Кассиан все равно не вызовет, можно и не спешить. А если не сделает? Не сделать ей нельзя, и Кассиан говорит:
— А хочешь — скажи ему правду. Я все равно буду в кладовой на четвертом этаже. Это тоже не сражение, но никто не узнает. Твой парень не узнает тоже. Все нормально, Хартер, правда. Все честно.
Он выходит, когда шаги ближе, чем хотелось бы, но идет спокойно, не оглядываясь, пока не сворачивает. Там он на секунду останавливается перевести дыхание — что он делает, что не так с больницами, он никогда больше не возьмет себе миссию в больнице — и идет к служебной лестнице.
Ему нужен четвертый этаж.
Хартер не успела ничего ответить и повторно задать вопрос тоже не успела: человек из Восстания ушел так же быстро, как и появился. Похоже, возвращается ее охранник с ужином. Но разве ей теперь до ужина! Она стоит, открывая и закрывая рот, и все еще пытается разрешить неразрешимую этическую проблему. То есть для него она, похоже, разрешимая и уже решенная, а для нее...
Он знает Тавета. Может быть они даже друзья — поэтому он ее не убил. Только поэтому. В другом случае — обольщаться не стоит — она бы лежала рядом с Шией уже несколько минут назад. Когда хочешь сменить политический строй, один выстрел из бластера не слишком отличается от двух. Они все уже на дороги, с которой нет возврата, но она...
Времени все меньше. Его просто нет. Решить здесь и сейчас.
В один шаг Хартер оказывается у монитора. Пальцы пробегают по кнопкам: она быстро проглядывает схему подачи лекарств, прикидывает глубину сна, время, которое потребуется для того, чтобы сердце остановилось, если перекрыть тот или иной канал. Проще всего было бы разгерметизировать маску, но это заметно. Что — не заметно? Уронить вот этот — о, достаточно тяжелый! — флакон на тонкий серый провод, чтобы пережать его. Чуть сдвинуть иголку в вене — что же, она могла выпасть и сама, если ее закрепили не на совесть.
— Хартер?.. — когда она вышла из палаты, охранник уже спешил к ней и был крайне встревожен. — Здесь сейчас был врач? Он про меня спрашивал? Он пошел меня искать?
— Успокойся, — Леманн вымученно улыбается. — Это наш новенький, зануда, решил устроить мне экзамен посреди ночи, как будто я уже разбираюсь во всей этой реанимационной ерунде!.. В общем, я его провалила, кажется, — с нервным смешком заключает она, мысленно продолжая отсчитывать секунды. — Так что насчет нашего ужина?
— О! — парень широко улыбается и протягивает ей пакет. — Я даже раздобыл горячий каф, ты не поверишь! Там, две закрытых кружки. А еще бутерброды, просто императорская закусь, серьезно!
Она снова улыбается и медленно тянется в пакет сперва за одной кружкой, потом за второй, и пока охранник держит обе, достает по бутерброду ему и себе. Уже знает, что не успеет поесть, потому что сейчас загорится красная лампочка над дверью. Сейчас поступит сигнал на дежурный пост. Сейчас этаж всполошится, проснется, придет в движение. Только все будет без толку, потому что в таком состоянии остановку сердца уже не пережить.
— ...Что это? — охранник вскидывается, уставившись на сигнал тревоги, и зачем-то пытается дотянуться до бластера, но в одной руке у него кружка, а в другой бутерброд.
— Остановка сердца! — Хартер делает большие испуганные глаза. Довольно убедительно делает, потому что только сейчас в полной мере осознает, что натворила. — Надо позвать кого-нибудь, кто ближе... Пока с поста добегут!
Имперец отпускает ее на все четыре стороны, озаботившись проблемой посерьезней: куда бы ему спрятать провиант, чтобы не узнали, чем он тут занимается на рабочем месте. Она бежит за подмогой, но ее просят не мешаться под ногами и не разводить панику — мол, мы все видели, мы все слышали, уйди с дороги, некогда. Завязывается та деловитая и несуетливая работа, которой она и ждала.
Леманн, никому не интересная, сомнамбулой добирается до четвертого этажа по лестнице. Заглядывает в одну дверь, в другую. Обнаружив-таки за одной из них человека из Восстания, заходит внутрь и прикрывает за собой дверь. Прислоняется к ней спиной, закрывает глаза, молчит.
Это были самые долгие и самые страшные двадцать минут в ее жизни, и они еще не закончились. [icon]https://i.postimg.cc/8zhpv02q/2.jpg[/icon][LZ]<a href="https://swmedley.rusff.me">IDENTIFICATION CARD</a><div class="lz-hr"></div><b>Хартер Леманн</b>, студентка 3-го курса Медицинской Академии[/LZ]
Это очень долгие двадцать минут. Да, Кассиан говорит «когда сможешь», но все равно ждет, что она — ну, или сторожевой имперец — появится тут очень скоро. Но он только ждет, ждет, привычно следит за временем — вот проходит пять минут, десять. Он слышит чей-то быстрый бег по коридору мимо двери, но на четвертом этаже тихо. Это не его ищут — его бы знали, где искать, да и его искали бы не врачи. Значит, что-то не так где-то еще.
Где это «где-то» и что именно не так, угадать можно, но только угадывать Кассиан не очень любит. Угадывать и не нужно: через двадцать минут появляется Леманн — Хартер, он назвал ее по имени, и увеличивать дистанцию теперь не нужно — и по ее лицу легко понять, что случилось.
Этого он не ждал. Хартер было легко убить цель, и ее вряд ли кто-нибудь заподозрил бы: даже охранник ей доверял. И Кассиан планировал убеждать ее, подобрал несколько хороших аргументов, упомянул бы еще пару раз новенького пилота, он нашел бы нужные слова спустя какое-то время, убедил бы ее, устранил бы цель ее руками. Но только аргументы его больше не нужны, потому что на лице у Хартер то особое выражение, которое бывает, когда впервые отнимаешь чью-то жизнь. Кассиан помнит, что это за выражение и что за чувства вихрятся в душе после этого.
Помнит он и что переживать это в одиночестве — плохая, очень плохая идея.
Нужно потом проверить, точно ли умерла Шия Свифт. Потом. Теперь Кассиан осторожно подходит ближе.
— Если захочешь плакать — плачь. Слезы — хорошая, нормальная реакция на что-то подобное.
Он думает, как она могла это провернуть. Конечно, у врачей есть тысячи способов тихо кого-то убить без лишнего шума: врачи — люди сложные, загадочные, а упрямством дадут фору многим разведчикам. Но она ведь еще только учится, она вполне может так пока и не уметь.
— У тебя могут быть проблемы? Если тебе нужно убраться отсюда — я помогу. Я Кассиан, кстати. Только никому не говори: это секрет.
Человека, который заставил ее убить другого человека, зовут Кассиан. Хартер кивает. Молчит. Долго молчит, цепляясь дрожащими пальцами за пуговицы белого халата. Пытается отогнать от себя эту мысль, пытается думать по-другому: во-первых, никто ее не заставлял, он дал ей выбор, и она могла привести сюда охранника, да кого угодно могла привести; во-вторых, он бы все равно убил Шию Свифт, не сегодня — так завтра, когда самой Леманн не будет в госпитале; в-третьих, эта мертвая женщина сделала что-то очень плохое Восстанию, раз ее так охраняют.
— Я не знаю, — осипшим шепотом отвечает Хартер. Умоляюще смотрит на Кассиана снизу вверх: ну, скажи мне, что я не виновата, скажи мне что-нибудь, скажи мне, что я когда-нибудь смогу не думать об этом. — Я сделала всё... как надо. Но я могла ошибиться. Они узнают об этом, если смерть покажется кому-то подозрительной.
Тогда, наверное, будет арест, и суд, и больше уже ничего в ее жизни не будет. Но от этого не так страшно, как от того, что маленькая хрупкая женщина лежит там мертвая, а она даже не знает, за что ее убила. Страшно, противно, горько, стыдно и снова страшно. Жгучие слезы подступают к горлу, и она всхлипывает, закрыв лицо ладонями и неловко ткнувшись головой Кассиану в грудь. Старается всхлипывать тише, чтобы не услышали, и от этого еще горше.
— Расскажи мне, что она сделала, — просит она, все-таки отняв ладони от лица и шмыгая носом. Слезы так и катятся по щекам, не останавливаясь. — Расскажи, иначе я!.. Иначе я!.. — не придумав никакой страшной кары, Хартер только обиженно сопит. Очень обиженно, очень сердито и очень решительно. [icon]https://i.postimg.cc/8zhpv02q/2.jpg[/icon][LZ]<a href="https://swmedley.rusff.me">IDENTIFICATION CARD</a><div class="lz-hr"></div><b>Хартер Леманн</b>, студентка 3-го курса Медицинской Академии[/LZ]
Она сначала отвечает — могла ошибиться, тогда ее найдут, допросят, кого она сможет выдать, что он может сделать? — а потом и правда начинает плакать, как будто ей были нужны его слова, чтобы быть уверенной, что так можно. Кассиан помнит, ему и самому стало легче, когда генерал сказал ему, что плакать нормально, просто лучше делать это в одиночестве.
Хартер в одиночестве он не оставляет, осторожно обнимает, гладит по волосам. Кассиан остается спокойным, его движения осторожные, плавные.
— Она была врач. Ученая, не как ты. Придумывала вирусы, которые Империя могла бы использовать против тех, кто ей не нравится. Против ксеносов в основном. Она виновата в смерти многих живых существ на отдаленных планетах, которые никогда даже не подписывают на картах. Ее нужно было убить, такие люди никогда не исправляются и не меняются. Все, что они делают, несет вред. Ты все сделала как надо, Хартер. Ты молодец. Молодец.
Кассиан думает о времени. Если она действительно сделала все как надо, то, похоже, смерть будет казаться естественной. Тогда он просто выйдет. А если нет? Если нет, ему нужно торопиться, потому что больницы — это не тюрьмы. Это намного страшнее и жестче.
Он осторожно отстраняется, смотрит на мокрое от слез лицо Хартер и снова прижимает ее к себе. Человек с истерикой — плохой помощник. Пусть плачет, он все успеет сделать позже. Не нужно ей оставаться одной.
Продолжая тихонько всхлипывать, спрятав голову на груди у Кассиана, Хартер пытается осмыслить его слова. Ученый. Вирусолог, наверное, или что-то такое. Об этом мало рассказывают. У них в Академии есть кафедра ксено-медицины, но там, говорят, оседают или энтузиасты, или неудачники, или такие личности, как эта Свифт, которых больше интересует не лечение, а то, как получить больше пользы от других народов. Или – как их уничтожить, но об этом, опять же, не говорят.
— Значит, все правильно, — делает вывод она, не отнимая голову от груди. Это сейчас – правильно, но вот уйдет Кассиан, и не одну бессонную ночь проведет она, перекручивая эту ситуацию так и эдак. Можно ли забрать жизнь того, из-за кого погибли миллионы? Пожалуй, да. Будешь ли ты при этом таким же убийцей, как убитый? Пожалуй, да. – Ты знаешь Тавета. Тавета Калонию, да? Он у вас уже несколько месяцев… Он обещал, что сможет прилететь сюда. Он сможет?
Ей очень хотелось, чтобы смог. Теперь особенно. Рассказать ему, как она помогла Кассиану и как ей было плохо, но она справилась. Спросить его, что он чувствовал, когда сбил первый истребитель, или бомбардировщик, или что он там, кстати, сбил первым. Выглядит ли смерть человека по-другому, когда не видишь человека? Словом, спросить нужно было о многом. А еще крепко-крепко обнять, потому что как же она соскучилась.
Но пока у нее был только Кассиан, и это лучше, чем ничего. Теперь ему надо было выбраться так же ловко, как он сюда вошел, и пока над больницей все еще ночь, сделать это проще. Почти перестав всхлипывать, она поднимает голову и решительно трет ладонями щеки, избавляясь от соленой воды.
— Наверное, тебе нужно выбираться отсюда. Тебе нужна помощь? Как ты вообще вошел? – задавать такие вопросы разведке неприлично, но откуда же ей об этом знать.[icon]https://i.postimg.cc/8zhpv02q/2.jpg[/icon][LZ]<a href="https://swmedley.rusff.me">IDENTIFICATION CARD</a><div class="lz-hr"></div><b>Хартер Леманн</b>, студентка 3-го курса Медицинской Академии[/LZ]
— Знаю. Я знаю всех пилотов, — хорошо скрывая горечь, говорит Кассиан. Больше полугода он делает все, что они захотят, и хотя этой его повинностью в основном пользуются механики, пилоты тоже не упускают своего. Это честно — Кассиан хорошо представляет, как он был бы зол, если бы кто-то уничтожил Кей-Ту, и ему пришлось бы искать нового имперского дроида, чтобы загрузить на него Кей-Ту. Но он все равно уже устал.
— Тавет хороший парень и хороший пилот. Я от него про тебя знал. Если он обещал, то, конечно, прилетит.
Или нет, но вряд ли это то, что ей нужно теперь слышать. Хартер сделала за Кассиана его работу, и ей сейчас нужно слышать, что Тавет прилетит, а не правду.
— Я передам ему что-то, если захочешь.
Кассиан говорит очень спокойно. После первых убийств хорошо иметь рядом кого-то спокойного, чтобы скорее принять, что все нормально и так и должно быть. Нельзя выиграть войну, никого не убивая. К сожалению, войны такими не бывают. Сначала это сложно, потом просто привыкаешь, и выбор с убивать или не убивать сдвигает на убить сейчас этого человека или отпустить его, чтоб он убивал твоих союзников. Кассиан в таких случаях принимает верные решения и большую часть времени не думает о том, были ли они еще и правильными.
— Морг на минус первом, — объясняет Кассиан, который в эту больницу больше возвращаться не собирается. — Туда можно зайти с улицы, и служебный лифт там все еще работает. Но я больше не буду так приходить, не бойся.
Он всматривается в лицо Хартер. Она понемногу успокаивается, очень быстро для кого-то, кто впервые убил. Но она ведь учится на врача. Врачей должны готовить к подобным вещам.
— Тебе лучше? Побыть с тобой еще?
— Не лучше, — — честно отвечает Хартер, продолжая тереть щеки, которые красные теперь не столько от слез, сколько от попыток эти слезы стереть. – Я просто не буду плакать. Пока. Потом, наверное, буду. Ну, это уже неважно.
Люди умирают – это она видела. От старости, от болезней, которые не начали лечить вовремя, от ран. Она видела и умирающих, и мертвых. Они были на вскрытии тела. И были в военном госпитале, где людям заменяли органы и конечности. Не всем. Обычно тем, кто заплатил или занимал достаточно высокую должность. Их готовили к тому, что не каждый их пациент выживет. Но это не пациент, которого она не смогла спасти. Это человек, которого она убила. Внутри все буквально разрывается от противоречий и неправильности происходящего при одной только мысли об этом.
— Передай ему… Передай ему, что я скучаю. И что я тебе помогла, — она бы ему написала, хоть пару строк, но тут днем с огнем не найдешь бумагу, все на компьютерах и инфочипах, будь они неладны. А на словах большего не скажешь. По крайней мере, сейчас она теряется и не знает, что сказать. – И что я его очень жду. Как ты думаешь… если меня арестуют, ты сможешь меня вытащить?
Она хочет спросить «будешь ли ты вообще об этом думать», но спрашивает по-другому, к горлу снова подступает ком, а в глазах мечется страх. Она все еще не уверена в том, что охранник ничего не скажет. И в том, что не оставила следов, не уверена тоже. Надо спуститься вниз, чтобы узнать больше, но спускаться страшно.
— Ну… ладно. Лучше не думать об этом, наверное. Тебе лучше побыстрее уйти отсюда, я как-нибудь… сама, — Хартер вздыхает обреченно, уже готовясь к встрече со скорым одиночеством. А завтра выходной, и лучше бы ей выпить с утра снотворное, чтоб восстановиться хоть немного, а не прокручивать в голове эту плохую голодраму. [icon]https://i.postimg.cc/8zhpv02q/2.jpg[/icon][LZ]<a href="https://swmedley.rusff.me">IDENTIFICATION CARD</a><div class="lz-hr"></div><b>Хартер Леманн</b>, студентка 3-го курса Медицинской Академии[/LZ]
— Когда я впервые убил, плакал, наверное, несколько часов.
Строго говоря, Хартер — не его ответственность. Ему не должно быть дела ни до ее слез, ни до того, как ей, он не должен делиться с ней тем, как и что было у нее. С другой стороны, если она будет нервничать, это обратит на себя внимание. А что обратит на себя внимание, может навредить ему.
Но Кассиан только кивает, будто соглашаясь еще раз с тем, что плакать — хорошая идея. И тут же кивает еще — конечно, он все передаст.
Дальше он не кивает, отвечает словами:
— Конечно, вытащу.
Если есть вероятность, что ее арестуют, его имени она не знает, внешность у него не настолько редкая, чтобы в любой момент времени рядом не нашлось еще трех-четырех человек, подпадающих под приметные черты. Все будет нормально, если ее арестуют, можно не думать про устранение. Мысли эти проносятся быстро и как будто сами собой. Так часто бывает; в большинстве случаев Кассиан успешно не замечает их, хотя это и требует определенных усилий. Но когда замечает, ни всегда звучат обыденно и холодно, будто это не мысли, а протоколы, вшитые, закодированные в подкорке мозга. Иногда в такие моменты Кассиану становится страшно от того, что эти мысли — его. От того, что если они говорят, что опасность есть, он чаще всего даже не сомневается, а просто делает, что должен.
Теперь это не пугает Кассиана. Потому что теперь ничего страшного не случится. С Хартер все будет хорошо.
Хартер судорожно вздыхает на фразе Кассиана про его слезы. И, конечно, не спрашивает, кого и когда он убил. И почему. Вряд ли ей станет легче от этого рассказа, вряд ли он расскажет, но от этой короткой фразы становится легче. Потому что вот перед ней мужчина, разведчик (или кто он?..), и он плакал, значит, и ей можно — и плакать, и бояться, и не знать, как быть.
— Спасибо, — она шмыгает носом и вздыхает еще раз. Вообще-то ей не верится. Она даже не из Восстания, даже не своя. В этот раз ее выручило то, что она подружка Тавета, и то, что она не создавала проблем, а если создаст? Но о Кассиане не хочется думать плохо. Может быть, ему будет ее жаль. Слабое утешение, крайне сомнительное, но какое есть. — Пойдем. Сейчас я выйду и посмотрю, есть ли кто-то в коридоре, подожди меня.
Аккуратно приоткрыв дверь, она выглядывает наружу. В коридоре никого нет, и тогда Леманн выходит, тихо прикрыв за собой дверь. Отсюда до грузового лифта недалеко, пара поворотов. Пассажирский — в другую сторону, но о своем пути она сейчас не беспокоится. На пути все двери закрыты и только под одной виднеется полоска света и слышатся приглушенные мужские голоса. Похоже, пациентам не спится, и они затеяли ночную партию в карты. Ладно, это ерунда. Так что возвращается она с хорошими новостями.
— Там никого, — сообщает Хартер. — Только в одной палате горит свет, не обращай внимания. Грузовой лифт отсюда в двух поворотах направо, там не ошибешься. Я с тобой не пойду, пойду по лестнице. И... знаешь, если будет нужно, я еще помогу тебе, — последние слова она говорит, глотая комок в горле. Потому что страшно, потому что муторно, но она должна, если хочет поддержать Восстание. Просто Восстание перестало быть для нее далекой сказкой про свободу, но не потеряло при этом смысл. [icon]https://i.postimg.cc/8zhpv02q/2.jpg[/icon][LZ]<a href="https://swmedley.rusff.me">IDENTIFICATION CARD</a><div class="lz-hr"></div><b>Хартер Леманн</b>, студентка 3-го курса Медицинской Академии[/LZ]
Вы здесь » Star Wars Medley » Завершенные эпизоды » Таймлайн AFE » [12.IX.16 AFE] Не навреди