⠀⠀Двадцать седьмое число выдается ужасным: По выживает исключительно на кафе и силе воли, потому что до этого ночь не спал из-за приключений с Мэй, а вернувшись, все еще должен исполнять свои обязанности. Они уже четвертые сутки висят в неизвестности: Первый Орден, кажется, потерял их с концами, и это хорошо, но куда лететь дальше, все еще непонятно. Учитывая, что Кайло Рен захватил Рей в плен, все места, которые она разведывала, автоматически отпадают. Насчет остальных мест ведутся жаркие споры. Какие-то недостаточно разведаны. Какие-то попросту недостаточно хороши. Какие-то неудачно расположены. Какие-то то, какие-то сё — По, честно говоря, в какой-то момент уже теряет счет тому, на какой круг обсуждений это все заходит. В себя он приходит только тогда, когда уже помогает прокладывать курс к новой базе — тому самому Крайту, где, как он надеется, они с Джейсеном убили страшную зверюгу. После этого генерал Органа распускает всех по каютам, и По падает в сон без снов.
⠀⠀«Эхо Надежды» прыгает до новой базы в несколько заходов, хотя они и не успели убраться от Ди’Куара так уж далеко, а Ди’Куар и Крайт — практически соседи. Все утро По, не то чтобы сильно выспавшийся и довольный жизнью, помогает с обустройством новой базы. Первым, как всегда, обустраивают радары и минимальную защиту — просто на всякий случай — а затем медотсек. Медицинский корвет должен прибыть чуть позже, а вместе с ним придет и момент, которого По хотел бы избежать. Хотел бы, но не сможет. Он просит связистов позвать его, когда прибудет доктор Калония и все ее люди и пациенты.
⠀⠀Кален Калония, Красный-один, умер при исполнении.
⠀⠀Сообщать о таком всегда непросто. Это непросто и тогда, когда семья погибшего живет где-то далеко от базы Сопротивления, и По приходится писать специальное письмо, объясняя, что случилось с их родственником, и тогда, когда семья погибшего — в Сопротивлении. В таких случаях По всегда приходит лично. Он приходит лично и сейчас: улучает момент, когда обустраивающие ангар летчики и техники могут справиться без него, и идет в сторону того, что в скором времени станет полноценным медотсеком.
⠀⠀Во внутренности новой базы не проникает солнечного света — он весь остается там, в главном ангаре при входе у приподнятого дюрасталевого занавеса; по сравнению с Ди’Куаром Крайт тоже немного мертв. Только снующие везде кристаллические лисицы создают какое-то ощущение жизни. По просачивается мимо других медиков и меддроидов, идет до самой доктора Калонии, трогает ее осторожно за локоть.
⠀⠀— Док, хорошо, что вы добрались. Здравствуйте. Есть разговор, — просто говорит он и кивает в сторону. — Лучше наедине.

⠀⠀Когда тебя назначают командиром, почему-то никто не удосуживается рассказать, что помимо ответственности за других людей, успех миссии и много чего еще, ты также теперь отвечаешь за плохие новости. По до сих пор помнит разговор с родителями Мурана. А потом сколько таких разговоров было в Сопротивлении? После «Старкиллера»? Но все равно каждый раз трудно, как в первый.
⠀⠀Говорят, звери чувствуют смерть. Люди тоже чувствуют смерть: доктор Калония без лишних возражений прерывается на полуслове, отходит за ним в сторону, говорит буднично, по-деловому — но она не первая мать, которой По приносит плохие новости. Он знает эту деловитость, будничность, обычность. Знает, как выглядят люди, которые храбрятся, и знает, что держать их в таком состоянии долго — худшая из пыток. По останавливается, когда между ними и другими присутствующими остается небольшая стена из неразобранных коробок, аппаратуры, нуждающейся в установке, и обычной мебели. К счастью, все слишком заняты, чтобы совать сюда любопытные носы и уши.
⠀⠀По разворачивается к доктору Калонии — сейчас он думает о ней больше как о просто Хартер — и складывает руки за спиной, набирает воздуха в грудь. Автоматически ищет глазами, куда ей присесть, но ничего об этом не говорит. Автоматически подмечает, что от Хартер передалось Калену, но ничего не говорит и об этом тоже. Пауза выходит короткой — По собирается с духом решительно, быстро, но говорит медленно, бережно:
⠀⠀— Бакта не нужна, спасибо. Кален погиб при исполнении, — хоть слова и прямые, прямее некуда, но тон у них мягкий. По расцепляет руки из-за спины, готовый подхватить, усадить Хартер, если той вдруг станет плохо. — Мне очень жаль, что я ничем не смог ему помочь.
⠀⠀Ему каждый раз хочется в такие моменты добавить, что он бы поменялся с погибшим местами, если бы мог — но это всегда лишние слова. Кален был всего на два года младше него, он был отличным летчиком, спокойным и собранным, еще пара лет — и, возможно, отправился бы учить Джей-эскадрилью, а может, завел бы ребенка, а может, что-то еще. Об этом уже никто никогда не узнает, и По действительно очень жаль.

⠀⠀По делает шаг навстречу, но не успевает ничего. Хартер тяжело приваливается к ящикам. В закуток заглядывает кто-то из ее подчиненных, окидывает всю сцену одним взглядом, и По лишь молча качает головой: уходите. К счастью, медик хорошо понимает ситуацию и тут же испаряется. Вряд ли к ним сюда в ближайшее время заглянет кто-то еще. По крайней мере, По надеется, что тому хватит ума предупредить остальных.
⠀⠀Он чувствует себя неловко, как и всегда, когда наблюдает чужое горе так близко, когда знает, что сам в чем-то виноват — а он как командир всегда виноват, когда умирает кто-то из его летчиков. Все в Сопротивлении знают, как яростно он готов сражаться за каждого из своих; все знают, что этого порой недостаточно. Красный-один мертв, и на его место теперь придет кто-то другой. Кален Калония мертв, и пустоту на его месте не заполнит больше никто.
⠀⠀По делает еще шаг и еще, аккуратно берет Хартер за руки, которыми она шарит в воздухе, словно неожиданно ослепла, и так же аккуратно тянет ее на себя, за собой — к одиноко стоящему ящику, на который и усаживает. Сам По опускается рядом на одно колено прямо на пол, смотрит ей в лицо и концентрируется только на том, что он может сделать для нее прямо сейчас. Неловкость, вина — все это вторично. По аккуратно гладит Хартер по плечам. Так растирают плечи тем, кто сильно замерз.
⠀⠀Ему нечего особо сказать, поэтому он говорит только:
⠀⠀— Дышите, дышите, — потому что, кажется, Хартер только выжимает из своих легких этот тоскливый, безысходный звук и совершенно не восполняет кислород обратно.
⠀⠀Удивительно, какой собранной, деловой, спокойной она была все время, пока он ходил к ней на терапию, которая теперь прервалась из-за эвакуации, и какой хрупкой, сломленной она выглядит сейчас. По говорит себе, что за ним должок, и остается на месте, не оставляя ее с этим горем наедине. Где-то на базе должна быть еще сестра Калена, которой тоже придется услышать эту новость, и его любимая, но эти мысли По откладывает на потом. По одному горю за раз; иногда и одно — это слишком много.
⠀⠀— Мне очень, очень жаль, — повторяет По тихим голосом. — Я знаю, что это всегда несправедливо и ужасно, — он хочет сказать что-то еще, но прерывается, прикусывает язык.

⠀⠀То еще, что он хочет сказать — оно про то, что на месте Калена мог быть любой из них. Это на месте Рей могла быть только Рей, потому что только ее этот ублюдок в черном балахоне готов тащить к себе любыми способами, только она среди них — форсюзер, только она. А Кален — он был такой же летчик, как и все. Где-то удачливый, где-то нет. В тот день — нет.
⠀⠀По перестает осторожно гладить Хартер по плечам, но рук не убирает: держит.
⠀⠀— Я ей расскажу, это моя обязанность как командира. Думал застать вас здесь обеих, но, — он выдыхает, опускает голову на мгновение.
⠀⠀Да, наверное, было бы лучше собрать их вместе. Тогда они были бы друг у друга, а ему не пришлось бы мешаться рядом и чувствовать себя неловко: они с доктором Калонией, все же, не близкие, и не родственники, и не друзья. Они чаще всего пациент и врач. Это только сейчас они командир и мать погибшего, и в этой роли По чувствует себя ужасно. Вряд ли так же ужасно, как Хартер, но это мало утешает.
⠀⠀Где-то в глубине души По часто спрашивает себя, почему не он.
⠀⠀У него было столько шансов умереть, но умирает всегда кто-то другой.
⠀⠀Говорят, если тебе суждено сгореть, то ты никогда не утонешь. По не знает, что суждено ему, как он сгинет — он только думает, что это вряд ли будет смерть от старости. Такие как он долго не живут. Тридцать два года — уже бесконечно долго для летчика. Тридцать — тоже бесконечно долго; об этом По не говорит: для матерей дети всегда остаются слишком юными, слишком маленькими, и Хартер спрашивает его вовсе не об этом.
⠀⠀— В небе над базой он попал в клещи: трое на одного. Никто из нас не успел помочь. Выстрел попал куда-то, в двигатель, скорее всего — крестокрыл взорвался в воздухе, — По поднимает голову, чтобы смотреть в лицо Хартер, и говорит сухо. — Ни я, ни Ниен не успели к нему.
⠀⠀Кален был ведомым Ниена. Терять ведомого — это всегда самое паршивое дело. Ведомый — это твой напарник, твоя тень, твой билет в другой конец боя живым. Но каким-то образом Ниен выжил, а Кален — нет, и теперь все они должны были найти в себе силы смириться.  По тяжело вздыхает.
⠀⠀— Простите.
⠀⠀Это слово ничего не изменит, но По не может не попросить прощения; ему все время кажется, что это всё было в его поле ответственности, что он мог что-то сделать. Но на самом деле — не мог. На самом деле все они там были взрослыми, самостоятельными летчиками. Все отвечали за себя сами. Все понимали, на что шли. Просто кому-то не повезло.

⠀⠀Ему, наверное, должно быть стыдно, но от того, как резко и решительно Хартер говорит, что расскажет дочери сама, По становится чуточку легче. Есть какое-то конечное число несчастных лиц и глаз, в которые он способен смотреть. По ничего не говорит, даже не кивает, не соглашается вслух — уверен, что это и не нужно. Он только смотрит, как всегда собранная доктор Калония вдруг начинает распадаться на части. Кажется, она и в жизни не разбивается вдруг на тысячу осколков только лишь оттого, что он придерживает ее за плечи.
⠀⠀Какое-то время По молчит: не то чтобы Хартер предлагает что-то вопиюще глупое или невозможное.
⠀⠀— Мы туда точно не вернемся, — твердо говорит он. — Вы нужны здесь своим пациентам, вам еще настоящий медблок обустраивать из этой пещеры, — По стреляет глазами по сторонам. Возвращается взглядом к лицу Хартер: — Поэтому вы останетесь здесь. Я слетаю туда, когда можно будет. Когда мы уже уходили, они нанесли орбитальный удар. Сейчас туда просто опасно спускаться: могло рвануть оставшееся топливо, задеть какие-нибудь системы, мог повыситься радиационный фон. И они точно оставили там несколько своих кораблей — на случай, если кто-то вернется. Но обещаю: я слетаю туда, когда это будет более безопасно.
⠀⠀По хочет слетать туда не только ради того, чтобы посмотреть на трупы товарищей — это вообще последнее, ради чего он бы туда полетел. В его сердце теплится надежда, что все же что-то из техники еще можно спасти. Что его так тяжко добытый ARC-170 можно спасти. Поэтому полетит он туда за раритетным истребителем, но об этом По не говорит и слова. Это не то, что стоит говорить в ответ горюющей матери. Ей наверняка нет дела до ARC-170, она наверняка даже про него не знает. Более того: Хартер должна хорошо представлять, как мало могло остаться от ее сына после всех событий. Но По все равно говорит эти слова — о том, что слетает — и говорит их честно.

⠀⠀По моргает удивленно: он-то тут причем? Молчит. Хартер плачет навзрыд, и По еще немного гладит ее по плечам, а потом аккуратно выпускает — и уходит.
⠀⠀Возвращается через четыре минуты с первой подвернувшейся склянкой в одной руке, шоколадкой и салфетками в другой и пледом подмышкой. В склянке болтается горячий чай. По ставит чай и кладет шоколадку на ящик рядом с доктором Калонией, расправляет плед, встряхивает его, так что тот громко хлопает в воздухе, и накидывает ей на плечи.
⠀⠀— Док, вы посидите здесь, сколько вам нужно, хорошо? Вас никто не будет трогать, все разберутся без вас, не переживайте. Я все устроил. Возьмите небольшой отгул до конца дня, договорились? — мягко говорит он, пока закутывает ее в плед. Тут, вообще-то, действительно прохладно — от окружающего их со всех сторон камня идет влажный холод. Пока бегаешь по базе, это не так заметно, но если долго сидеть на ящике, можно продрогнуть. — Я принес вам чай и шоколадку, я оставлю их тут, рядом с вами. И еще салфетки, держите, — По кладет ей на колени целую пачку салфеток, нераскрытую.
⠀⠀Распрямившись, он едва слышно выдыхает и закусывает губу, хмурится. У него есть свои дела, ангар сам себя не обустроит, патрули сами себя не распишут, еще хорошо бы отыскать Биби-8 и проверить, чтобы он был заряжен на всякий случай. Мало ли что. Однако оставлять доктора Калонию вот так одну ему тоже не очень хочется; правильнее будет все же оставить, конечно. Людям в такие моменты нужно пространство, чтобы побыть наедине с собой и своими мыслями.
⠀⠀— Если захотите еще поговорить, сейчас или потом, в любой момент просто найдите меня, я всегда кручусь где-то около ангаров или в центре командования. И еще, — он заминается на мгновение, — мы с ребятами договорились почтить всех погибших во время эвакуации сегодня вечером в ангаре. Вы тоже приходите. И Лору берите. Я... Там станет чуть легче. Ненадолго, не очень намного — но легче.