Хлопот было много. Даже слишком. Но они спаслись, им следовало радоваться. Тому, что живы, тому, что не все потеряли, тому, что остался шанс на возобновление борьбы. Раненых хватало, Лора была занята, и не сразу заметила, как из поля зрения исчезла мать. Чувство беспокойства было легким, оно касалось не только Хартер, но и Калена. Как всегда, в таком беспорядке отыскать брата представлялось крайне сложно, что и пытаться было бесполезно. В этот раз они были не на одном корабле, чтобы проконтролировать возвращение Калена на борт, но мысль о том, что с ним может случиться что-то, Лора не допускала. Наверное, это было неправильно, но уверенность в собственной неуязвимости приходит со временем, когда удается раз за разом выживать. Так и Лора, верила в том, что ни ей, ни брату, ни маме ничто не грозит, они уже понесли свою значимую потерю, других быть не должно, никогда и ни за что.

Но сердце противно поднывало, когда Хартер не появилась в помещении, отведенном под лазарет. И Лора, чуть освободившись, решила, что пора отправиться на поиски. Путем расспросов удалось восстановить тот факт, что последний раз маму видели в компании По Дэмерона. Проще всего было пойти и отыскать коммандера, чтобы спросить его об этом, но это было кажущейся простотой. В конечном счете,  еще десять минут расспросов привели младшую Калонию к месту, где в последний раз Хартер и Дэмерона видели вместе.

Где-то там и нашлась мать, бледная и какая-то безучастная во всему, что неприятно кольнуло Лору в сердце.
Такой она никогда не видела Хартер. Даже когда та пришла с новостями об отце, она была не такой. Не потерявшей надежду, пусть и совсем слабую, пусть и пыталась увещевать дочь в том, что верить безоговорочно не нужно. Но сейчас Хартер выглядела... потерянной.
И Лоре стало страшно.

- Мамочка?
Она аккуратно взяла ту за руки, присев перед ней на корточки, чтобы заглянуть в опущенное лицо.
- Мам, что случилось?

Кален. Этого ответа Лора и ожидала, и боялась, и теперь, когда мама об этом сказала, внутри все резко сжимается до боли.
Лоре хочется сказать «нет», «не может быть», «это неправда» — вместо всего этого она молчит, потому что знает: еще как может.
— Мам. — Присев на корточки рядом, Лора смыкает пальцы на ее ладони, берет в свои, будто пытается отогреть, сделать хоть что-нибудь. Ей отчаянно нужно сказать что-то, перекрыть своим голосом фоновый шум, чтобы матери было на чем сфокусироваться, это должно помочь им обеим.
— Мам. Я здесь, посмотри на меня. — Она повторяет, будто это поможет.
Погиб. Кален погиб, поэтому все, что скажет сейчас Лора, абсолютно не важно. Его нет, отца, возможно, уже тоже, и в шуме суетящейся базы Лора вдруг чувствует давящую пустоту. И как сердце, пропустив удар, начинает биться быстрее.
— Давай отсюда уйдем. — Лора поднимается, поправляет на плечах матери плед, убирает склянку — в импровизированном лазарете найдется еще, если понадобится. Критически осматривает Хартер — брату Лора уже ничем не поможет, а вот матери помощь нужна, и нужна срочно. Это отрезвляет ее, заставляет соображать. Нужно убраться отсюда, найти какой-то угол потише. Нужны одеяла, на Крэйте действительно холодно. И успокоительные — чтобы не сойти с ума.
— Не бросай меня здесь, хорошо? Ты мне нужна.
Она уже большая девочка и сумеет о них позаботиться.
Не то чтобы у нее был иной выбор.

Отредактировано Lorah Kalonia (27-12-2019 22:46:42)

— Я никуда не уйду. Я с тобой, — терпеливо, много раз повторяет Лора, свободной рукой касаясь щеки мамы, чтобы напомнить и ей, и себе: они есть друг у друга, они живы, вот же оно, тепло.

Лора продолжает говорить, в основном какие-то бессвязные глупости, без смысла, просто чтобы мама слышала ее голос, держалась за него. Не отключалась.

Времени на то, чтобы осознать и принять смерть брата, у Лоры нет. Лора держится за мысль, что сейчас же может потерять и маму — она выглядит плохо, она может не выдержать, она столько перенесла уже, а у каждого человека есть свой предел. И Лоре ужасно страшно: если она сейчас не поможет маме, то что будет. Что будет, если и ее не станет.

Кален не хотел бы забрать их всех с собой в одну могилу. Отец тоже не хотел этого. Никто из них.

— Я все найду, давай, мы все сможем, — отвечает Лора. Внутри она вся дрожит, но голос твердый, по виду тоже не скажешь, как ей невыносимо жутко. Даже глаза сухие, слезы в какой-то момент просто закончились. Лора не плакала давно. 

Она ищет взглядом кардиограф — в медблоке пока еще полный беспорядок, часть оборудования прячется под защитными чехлами. Снимает нужный, бросая на пол рядом, подключает к сети. Древний кардиограф оживает не сразу, и в эти драгоценные секунды Лоре хочется в сердцах пнуть его. Она сдерживается.

С контейнерами ей везет больше: Лора быстро находит нужный, распаковывает аспирин и нитроглицерин.

— Мамочка, — произносит она, давая себе слабину, — мамочка, не бросай меня.

«Я без тебя не смогу».

— Да, — Лора хватается за мамино «все будет хорошо», как утопающий за соломинку, потому что не за что больше. Мама всегда была сильной, она сильная даже сейчас, в этот момент. — Да, мам, не переживай, я все сделаю.

Лора учится у нее всю жизнь и не может научиться. Теперь жизнь отправила ее на экзамен, а она понимает, что к нему не готова. Но еще она понимает, что к нему невозможно быть готовой.

Лора всегда хотела быть такой же сильной, как мама.
Теперь ей нужно быть сильной за них обеих.

Кардиограф работает криффски медленно, времени у них и так мало, а он пиликает раз в сорок секунд без результата. Лора заносит над ним кулак, глядя на выходящий рисунок кардиограммы, чудом находит в себе силы сдержаться: маме от резкого звука может стать хуже.

Лора видит результаты и кусает щеку изнутри, чтобы сохранить спокойное выражение лица. Мама видит результаты тоже, мама и сама наверняка уже поставила себе диагноз — она работала всегда и в любом состоянии, пока могла стоять на ногах.

И все равно мама шутит. Лора улыбается ей — эта улыбка не идет ни в какое сравнение той, что она подарила бы незнакомому пациенту. Лора много бы отдала, чтобы вместо мамы оказался кто-то другой.

Вместо этого она многое отдала — брата, — чтобы получить ее на больничной койке.

— Конечно будешь. — Уверенности ей не занимать, Лора берет себя в руки, давая матери вторую порцию нитроглицерина. Окон здесь нет, а вентиляция хромает, но дышать вроде бы есть чем. Ногой открыв дверь, она подпирает ее какой-то коробкой, чтоб шел воздух. Потом занимается маминой одеждой: открывает шею. — И ты никуда не пойдешь.

Вечная мамина присказка, что она немного устала, надо пять минут посидеть, потом она встанет и доделает все дела. А доделать все дела невозможно, в медблоке они бесконечны: здесь сплошной бардак, который они будут разгребать хорошо если несколько месяцев.

Лора садится рядом, вспоминая, где у них морфин.

— У нас еще очень, очень много дел, — начинает она, не зная, о чем именно собирается говорить. Зацикленная на Калене, мама сама вряд ли вспомнит, зачем ей жить, Лора здесь, чтобы помочь. Даже если некоторые причины придется выдумать.

Морфин находится в третьей по счету коробке. Лора продолжает говорить, что только приходит ей в голову:

— Мне еще надо будет тебя познакомить, я ведь когда-нибудь выйду замуж. Может, тебе его из окна захочется выкинуть, — Лора вспоминает о наглом рыжем парне на Центаресе, и врать становится легче. — Или он тебе понравится. Да, понравится. А еще нам нужно будет выбрать платье. Видишь, очень много дел.

Отредактировано Lorah Kalonia (26-01-2020 18:46:11)

Она ее расстроила.
Она опять расстроила ее.

Даже сейчас, пытаясь быть взрослой, пытаясь взять все на себя, Лора облажалась. И если в другое время это было бы еще простительно, теперь особенно невыносимо — невыносимо знать, что другого времени может не быть.

Лора смотрит на маму украдкой, занимаясь морфином: нужно сделать все правильно. Было бы куда легче, если бы рядом был кто-то еще, кто-то, у кого получилось бы лучше, кто-то, кто точно не поддался бы панике. Лора не поддается, но это только пока, у нее уже в голове громко стучит кровь, и скоро начнут дрожать руки.

— Можешь, мам, — тем не менее, говорит она твердо, — ты все можешь. Я… строю планы на жизнь. Они ведь должны быть.

Отец бы этого хотел. Кален тоже.
И мама этого хочет — вот, она говорит об этом.

— И во всех моих планах есть ты. Прямо сейчас я планирую, чтобы больно больше не было, — Лора берет ее руку, находит вену, — вот так. Мы будем в порядке.

Дождавшись, пока морфин поступит в кровь, Лора аккуратно поправляет ее положение, садится рядом прямо на пыльный пол, касается губами лба, убирает пальцами волосы.

Мама тоже строит планы на вечер — тут бы выдохнуть, но у Лоры и вдохнуть не выходит. Потому что у нее планы на похороны. Это последнее, о чем Лора может думать, когда ей нужно позаботиться о живых.
Но это же и последнее, что она может сделать для Калена.

— Мы туда сходим, — она не уверена, но говорит уверенно, — но сначала пусть тебе полегчает. Я люблю тебя, мам. Я очень тебя люблю.