Сенатор Иблис спрашивает так, словно ответы можно не озвучивать. Словно достаточно над ними подумать, и они станут весомыми аргументами в пользу согласия.
Ретт перебирает в голове эти ответы.
Вообще-то ему плевать, кто будет потом судить и считать. Желающие точно найдутся. Это всегда те, кого не было рядом, когда ты воевал. Те, кто смотрел со стороны и обсуждал, достаточно ли достоверно ты корчишься от боли, если тебе так не повезло, что тебя ранило на головидео. Те, кто будет пользоваться плодами твоей работы, даже не зная об этом, и никогда не сядет рядом с тобой в баре. Потому что ты какой-то не такой.
Сенатору он об этом не говорит. Иблис наверняка в курсе.
Хочется сигарету. Ретт почти чувствует ее запах, представляет ее во всех деталях и щурится на несуществующий дым.
Он очень давно бросил, еще в армии. Теневые скауты курят мало. На кой крифф тебе стелс, если от тебя несет дымом. Особенно качественным, не местным, таким, какой не найдешь на туземной планетке в заднице Галактики.
Но иногда очень хочется.
Он точно не будет судить и считать то, что касается Дравена. Просто потому, что он не был с ним в разведке Восстания все эти годы. Кассиан был, и Кассиан верит ему безоговорочно, и другие офицеры тоже верят, и этого совокупного кредита достаточно. Он совпадает с тем, что знает сам Ретт, без диссонансов и странностей, и это одна такая приятная вещь, которую можно просто перестать анализировать, принимая за данность. Дравен – нормальный мужик, опасный и жесткий, но нормальный, абсолютно свой в этом ворнскрятнике таких же опасных и немного долбанутых разумных, благодаря которым этот мир еще как-то вертится, хоть они то и дело запускают его с пинка.
Иблис, похоже, тоже из тех, кто крутит Галактику как хочет, иногда на разных сомнительных местах.
Ретт улыбается ему – именно этому. Смотрит холодновато, устало и прицельно. Иблис приятный собеседник, просто очень опасный.
Приходил терентатек вербовать ворнскров…
Все хорошо в речи сенатора, кроме того, что плохо. Иблис располагает к себе так, словно надеется найти в Рэме преданного избирателя на будущих сенатских выборах.
Но вот это про Дравена.
Иблис звучит так, словно генерал уже прошлое. Это он о возрасте? Пытается намекнуть, что Ретт молод, у него большой потенциал и он много чего успеет? Или все это следует понимать буквально и генерала отпускать с ним опасно?
Император был хорошим, а?
Да нет, не мог он быть хорошим. Глупо думать, что Палпатин проснулся однажды утром и вдруг решил – все, долой эту хорошесть и демократию, теперь буду тираном и мерзавцем. Предпосылки наверняка были и раньше. Просто сенат все устраивало, пока не стало поздно.
В приложении к Дравену все это звучит странно и тревожно. Словно Иблис исподволь объясняет, что генерал – так себе человек, и все, сделанное им раньше, уже не очень важно.
Ретт делает в голове пометку.
Ему положено чувствовать себя польщенным, когда его сравнивают с таким опытным повстанцем, и сравнение выходит в его пользу. Он сам, как дознаватель, вворачивал бы что-то такое именно для этого.
Вообще-то у него никогда не было проблем с тем, что кто-то старше него и опытнее. Он не прочь был подоказывать что-то старшим о своих талантах, но не соревновался с ними. Он привык полагаться на них – не бездумно, но спокойно. Жестоким исключением был начальник в отделе дознания, но там Ретт просто ненавидел всех.
В Восстании все было по-другому.
…И нет, он, наверное, все же не хочет, чтобы генерал Дравен вот так запросто становился прошлым. Для этого достаточно было не открывать тюремную камеру.
Ретт отслеживает сочувствие в глазах Иблиса, но не меняет выражение лица. Он слишком вымотан, чтобы физически смочь не выглядеть устало. Пусть так. Иблис видит намек на слабость, брешь в обороне, и стремится туда. Метит из главного калибра. Переговорщик.
Зачем вам Невисек. Зачем личный фронт.
Хорошие вопросы.
Просто ответы на них личные настолько, что лежат сразу под кожей.
Там ряды могил, там погибшие друзья, там извращенный смысл всего, что они делали по службе, ставший вдруг понятным. Там мягкие руки-лапы его названой сестры и ее простодушная радость – «Ты вернулся!». Не просто на Корусант – из армии, из Империи, на ту сторону, где пушистая веселая ботанка была всегда. Там слаженная работа разумных из чандрильского Восстания, верящих во что-то, не совсем понятное ему, но явно стоящее. Там три слова, ради которых он шел в армию – «служить и защищать». И на самом деле, их достаточно.
Вздумай он ответить, и текста вышло бы слишком много. Поэтому Рэм только допивает виски и кладет на стол пустую датакарту.
— Я не стану распространять договор, — улыбается он. – В некотором смысле мы делаем одно дело, и я не заинтересован в том, чтобы у Альянса появились неприятности. Что касается остального – подумайте, сенатор. Я еще ничего вам не пообещал. Мне нужно время. Вы рискуете потратить деньги зря. Но пока я думаю, ботанские сэндвичи в полном вашем распоряжении.
Иблис говорит, что не собирается его покупать, но при взгляде на горку чипов Ретт именно так себя и ощущает – крайне, крайне высокооплачиваемой шлюхой, и ему от этого страшно весело. Вообще нет, не шлюхой, наемником. Да. Наемником — правильное слово. И еще у него немного перехватывает дух.
Одно дело – знать, сколько стоит твоя голова. Другое дело — увидеть небольшую, в общем-то, часть этих денег у себя на столе. Горкой.
Горой.
Очень новое ощущение.
Он усмехается этим мыслям и все-таки поднимается из-за стола.
— Спасибо за разговор, сенатор. Я не задержу вас надолго.
При прочих равных, Ретту очень нужно поговорить с Дравеном. Банально узнать, действительно ли он хочет лететь на базу с Иблисом.
И если да, хорошо ли он подумал.
Ретт, как многие штурм-коммандос, отнюдь не стесняется высказать свое ценное мнение даже тем, кого очень уважает. Вот так прямо в лицо и сказать – чем это вас так в имперской тюрьме по голове приложили, если вы собираетесь лететь вот с ранкором с этим, я таких препаратов не знаю, действие-то какое затейливое. Не лопата ли это была.
Ну или как-то так.