"Ты должна выспаться", - говорят ей примерно все, кого она встречает вечером. Хартер и сама знает, что она должна: и выспаться, и много ещё разных вещей, особенно завтра. Завтра такой день...
Последний день.
Не для неё последний, но ля многих, в том-то и проблема.
Может быть, если бы это она шла навстречу смертельной опасности, то уснула бы как младенец. Может быть, если бы это был её последний день, ей было бы легче. Но Хартер точно знала, что умрёт не она. Кто-то другой. Может быть, все. Может быть, сутки спустя те, кто остался здесь, на базе, будут выбирать нового лидера. Может быть, они больше никого не будут выбирать, потому что зачем.
Может быть...
Все эти "может быть" жужжат в голове и не дают уснуть час, второй, третий. Абсолютно бесполезная трата времени. И ни одного позитивного варианта, ни одной ниточки, за которую можно было бы зацепиться и сказать себе, что всё будет хорошо, что да, потери будут, но они на самом деле могут это сделать, на самом деле могут доказать всей Галактике, что Император это просто разумный из плоти и крови, а не какая-то недосягаемая персона.
Ведь рассчитывает на что-то Рэм, составив это план.
Ведь рассчитывают на что-то все остальные, согласившись в нём участвовать.

Китти снова не ночуют в комнате, и сперва Хартер рада этому, но чем дольше длится ночь, тем больше ей хочется быть не одной. Если совсем честно, ей хочется пойти ко всем тем, к кому она успела привязаться за эти месяцы и говорить им "послушай, не умирай, пожалуйста, крифф с ним, с дворцом, пусть стоит, а ты не ходи туда и не умирай, пожалуйста, пожалуйста!".
Ничего такого она делать, разумеется, не будет.
Но чтобы тоска не превратилась в панику, нужно что-нибудь делать, это правильное решение в любой ситуации. В медблоке всё готово как будто бы ещё со вчера, но ведь идеал недостижим, к нему можно только стремиться. Хартер немного успокаивается уже от самой этой мысли - от понимания того, что сейчас займёт себя полезным делом, и тихо пробирается из комнаты к рабочему месту.
Ночь едва-едва подбирается к третьему часу.

По дороге Хартер замечает, что база почти не спит: то и дело слышатся шум и голоса, тут и там горит свет, но ей вроде бы удается проскользнуть в свое логово незамеченной.
Тут тихо, уютно, подмигивает зелёными огоньками хирургический дроид на зарядке, мерно жужжит холодильник с медикаментами.
Два хирургических стола уже установлены так, чтобы при работе не мешать друг другу; поставлены дополнительные койки - собрали лучшие со всей базы; лекарства и инструменты первой необходимости подписаны и аккуратно лежат в ящиках, только руку протяни. Несколько минут Хартер потерянно бродит в окружении этого порядка, и в другой день она даже гордилась собой - между прочим, организовано всё круче, чем в любом учебнике, спасибо Рэму! - но сейчас ей хочется найти какую-нибудь недоработку, чтобы взяться за неё и быстро дожить до утра.
Понятно, что главная недоработка - в ней самой. В её неопытности, в недостатке знаний, в том, что Рэм будет там, а она будет здесь, и он её не подстрахует, как было до этого, а без него она может не справиться...
Нельзя об этом думать.
Нужно хотя бы что-то с этим делать.
В конце концов Хартер садится за стол и принимается писать шпаргалки, как перед экзаменом: вот раса, вот тип ранения, вот дозировки медикаментов, вот алгоритм действий. Так, если в голове что-нибудь заклинит от страха или растерянности, можно просто схватить нужную карточку. Может, это сработает. Нет, её ещё ни разу не заклинивало, но сегодня такой день... Плохой. Даже если хороший, даже если победный - и плохой будет тоже.
Ночь потихоньку ползёт к утру.

- К экзамену готовлюсь, - Хартер вздрагивает от неожиданности, поднимает голову от своих карточек и тоже улыбается. - Шпаргалки пишу.
Под рукой у неё лежит ещё пустой лист с заголовком "Твилеки: брюшная полость", а рядом лежат уже исписанные листы "Ботаны: грудная клетка" и "Ботаны: брюшная полость", на которых аккуратным крупным почерком, чтобы сразу и легко прочесть, перечислены основные действия, а на обратной стороне еще и нарисована ветвистая схема "если так, то вот это", уже не такая аккуратная, но всё же читаемая.
- Сегодня очень важный экзамен, боюсь провалить.
Она старается звучать беспечно, но это заметно. Заметно, как она волнуется и как прячет волнение, или не только волнение, но и страх, или не только страх, но и...что? Хартер не знает этому названия, она ещё никогда никого не провожала на самоубийственное дело.
- А ты чего не спишь, уже проверяешь, всё ли готово? Хочешь, позавтракаем? Растворимый каф и каменные кексы, пища богов! - она сметает в сторону карточки, достает из ящика стола банку кафа, встаёт за чашками. Хочется спрятать за обыденной суетой волнение и страх. Хочется что-нибудь сделать для Рэма, что угодно, хотя бы какую-нибудь мелочь, ерунду, хоть немного о нём позаботиться, потому что он думает обо всех, особенно сегодня, а кто подумает о нём?
Из неё бы получилась хорошая ботанская бабушка, да?
Но сегодня надо бы, чтобы из неё получился хороший врач.
- У себя я вроде бы всё перепроверила, но ты тоже посмотри.
Нет, он вернется, обязательно вернётся, просто ведь у него не будет сил ей помочь.
Они все вернутся, обязательно.
Если она не будет думать так сейчас, то не сможет работать.
Пусть пройдет этот день, и можно будет думать как-то по-другому, как угодно, пусть только этот день быстрее пройдёт.

- Я поспала, - врёт Хартер и насыпает каф в чашку, - просто рано легла и рано проснулась, ну, в такое "рано", что это ещё "поздно" вчерашнего дня. И больше не могла уснуть, а чего лежать без дела.
Краем глаза она наблюдает за тем, как Рэм что-то поправляет в её конспектах, и это её успокаивает. Значит, там всё-таки были ошибки - ну, в этом она и не сомневалась и это ничего страшного, ведь теперь их там нет. Теперь она сделает всё правильнее, лучше, быстрее. Может быть, кто-то теперь не умрёт.
По две ложки кафа на большую чашку. В свою - еще две ложки сахара.
Уютно шумит вода в маленьком чайнике. Пахнет кафом. Никуда не нужно спешить. Удивительно, но вот таких спокойных утренних минут у них не было... никогда? Рэм вечно занят, и она старается от него не отставать.
Неужели просто так взять и позавтракать можно только в самый последний день?
- Не переживай, я в порядке. Знаю, что сегодня мне надо быть бодрой и всё такое. Я нормально спала в прошлые ночи, так что усталости нет. Ну, не больше средне-повседневного.
Фразы выходят как-то сухо, как будто она отчитывается перед командиром о выполненном задании. А она и отчитывается, только задание еще не выполнено.
Но ей бы хотелось сказать что-то другое.
Что?
Нож медленно и трудно врезается в кекс, потому что "каменный" - это, конечно, метафора, но не совсем, особенно когда он дня три пролежал тут без всякого к нему интереса - было не до чаепитий и все гости решительно изгонялись. На всякий случай Хартер пробует кусочек, чтобы убедиться, что этим всё ещё можно кого-то угощать (тем более - Рэма), но ничего, можно.
- Зато представляешь, какие сегодня новости будут по всем каналам? Ух, с ума сойти! Император вот ещё дрыхнет и не знает, какой у него сегодня будет тяжелый день! - болтовня про их (сомнительное) светлое будущее получается более непринужденной, чем разговор о себе. - Все будут о нас говорить. Все узнают, что так можно, и тогда... Очень много разного может тогда случиться в Галактике.
Когда Хартер об этом думает, у неё и правда перехватывает дыхание от вероятных перспектив и особенно от того, что это её друзья так смело и решительно меняют мир. Но когда она думает об этом дальше, ей становится за них настолько страшно, что вопрос "а оно того стоит?" встает в полный рост и заслоняет собой то самое сомнительное светлое будущее.
Тем временем вода льется в чашки, и комнату наполняет запах кафа.

Хартер даже не обещает, что попробует, потому что как это она будет спать, когда ей еще надо со всеми повидаться, и дописать шпаргалки, а потом... просто ждать.
Ждать - это очень сложно. Она узнала это ещё до Невисека, когда Тавет улетел с Корусанта, оставив её учиться и ждать. Сперва это было почти невыносимо, а потом притупилось и стало привычно, обостряясь лишь изредка, как хроническая болезнь.
В Невисеке этот длинный марафон ожидания сменился множеством коротких ожиданий-спринтов: вернутся - не вернутся? получится - не получится? И эти спринты выматывают так, словно и правда участвуешь в спортивном забеге.
Нет, даже хуже...
- Теперь ты точно защищаешь таких, как я, хотя такие, как я - ну, такие, какой я была еще совсем недавно - понятия не имеют, что именно ты их защищаешь, а не доблестная армия, и даже могут думать, что их нужно защищать как раз от таких, как ты. Ну, знаешь, все эти страшные сюжеты в голонете... Я ведь тоже им верила, вернее, я просто о них не задумывалась. Какой, мол, ужас, но ладно, там где-то есть специально обученные разумные, они разберутся.
Хартер мешает каф, но осторожно, чтобы ложечка не сильно звенела о стенки чашки и не мешала ей слушать и говорить.
Говорит она опять какую-то ерунду.
Вот Рэм говорит о важном, о том, почему он идет вперед, о том, каким он был и каким стал, а она - ерунду. Ей бы хотелось вместо этого просто сказать ему: я не хочу, чтобы ты шел туда, но ты обязательно иди, потому что есть вещи, которые должны происходить независимо от того, чего мы хотим или не хотим.
Почему бы и в самом деле не сказать это напрямик?
Хартер бросает мешать каф - ложка слишком громко звякает о край чашки, - поворачивается к Рэму, делает порывистый шаг к нему, будто бы боясь передумать, и обнимает. Глубоко вздыхает, ткнувшись носом куда-то в плечо, и замирает так, не отпуская рук.

Ничего не будет хорошо - вот то, что она думает на самом деле, думает с самого начала, с того самого момента, как штурм дворца из идеи стал планом, а может быть, даже с того самого момента, как всё это началось - вся эта их жизнь в Невисеке. Ничего не будет хорошо, ни с кем из них.
Но она думает так не всегда, только когда боится.
А потом у них что-нибудь получается, и можно снова не думать ни о чем таком, смело идти вперед, смеяться, гонять на байке, сидеть ночами напролёт над книжками по медицине, просто - жить.
Сейчас, когда Рэм её обнимает, "ничего не будет хорошо" в её голове не отчаянное и не болезненное, а уверенное и спокойное. Ничего не будет хорошо, но как-нибудь да будет.
Стоять бы так всегда.
С ним безопасно. Спокойно. Не страшно. Хартер вдруг понимает, почему так тянется к Рэму, почему когда он где-то на базе - ей спокойно, а когда нет - тревожно, почему так доверяет ему. Просто он как никто другой умеет создать вокруг себя ощущение безопасности. Или нет, не так, он ничего не создает нарочно, он просто сам по себе такой.
- Давай завтракать, - отвечает Хартер и не отпускает руки.
Теперь, когда она знает, почему и зачем чувствует всё то, что чувствует, она знает еще и то, что без него Корусант станет для неё таким же неприветливым и опасным, как был в те дни, когда она сбежала из Академии.
Она уже не такая беззащитная, как тогда. И не такая одинокая.
Но как будто бы всё это держится на одном человеке.
Так не должно быть.
Она обязательно подумает об этом, если переживёт этот день.
Она обязательно станет сильнее и смелее, если переживёт этот день.
- Каф остынет и кексы станут совсем черствые, - говорит Хартер и не отпускает руки.
Если бы можно было сохранять чувства, словно ароматы во флаконах, она сохранила бы эти секунды с запахом кафа, ощущением безопасности родного дома и прикосновениями Ретта.
Если бы можно было пить эти чувства, как лекарство, у неё осталось бы средство от самоё чёрной тоски.
- Придумай, что ты сделаешь, когда вернёшься, - просит Хартер и всё-таки отпускает руки. - Что-нибудь, что всегда хотел, но думал, что это глупость дурацкая и серьёзные имперские офицеры таким не занимаются.

В те секунды, когда она уже отпустила Рэма, а он её еще нет, Хартер успевает подумать, что, может, зря, что не надо было, что вот она отпустила его - м всё, и навсегда, а если бы она сейчас не расцепила руки... Нет, он бы тогда всё неправильно понял. Она же не в том смысле не хочет его отпускать, что влюбилась в него или что-то такое, она в другом смысле!
Но вот и Рэм её отпускает, и можно больше не думать про эти глупости и сложности. Только теперь шум в ее голове утихает и находятся какие-то слова.
- Тебе не кажется, что это какие-то слишком самоубийственные танцы? - Хартер даже не возмущается, а спрашивает об этом с искренним интересом. Рэм же наверняка всё предусмотрел?.. - В том смысле, что не будет ли там толпы твоих знакомых и не захотят ли они поинтересоваться тем, как у тебя дела?
Она наконец-то берет в руки чашку с кафом и вдыхает его запах, бессменный запах всех её студенческих лет, а теперь и повстанческих месяцев. Думает о том, что обниматься с Рэмом хорошо: вообще-то совсем не хочет об этом думать больше, но думает всё равно. Она даже не подозревала, как ей не хватало всё это время возможности кого-то обнять.
- Или ты хочешь устроить там какую-нибудь диверсию? Тогда можно попробовать! Выпишешь мне кредиты на платье и туфельки в качестве затрат на обмундирование! - она смеется, делает слишком большой глоток, обжигается, дует на каф в чашке. Про диверсии как-то проще, чем про всё остальное. Опять же, может получиться впечатляюще и громко. Правда, всего две недели на подготовку... Хватит на то, чтобы выбрать платье, а на всё остальное? - Правда, я никогда не была в таких пафосных местах и запросто могу всё провалить. Но если ты за две недели преподашь мне ускоренный курс молодой имперской аристократки, то я согласна в этом поучаствовать!
В диверсии, разумеется.
Хотя если окажется, что это действительно просто поход на танцы, она тоже не сможет отказаться, ведь сама попросила Рэма придумать себе цель на после возвращения. Кто же знал, что придется оказаться непосредственной участницей этой цели!