Насчет бала Ретт не переживает, хотя это рискованная и безумная затея. Во-первых, он на таких уже бывал, и даже на разных планетах – иногда местные губернаторы считают своим долгом пригласить имперских офицеров на какой-нибудь прием, и пусть обычно жертвой становился их капитан, у Гарма была привычка не становиться жертвой единственной. Так что опыт у Ретта есть, и все, что ему нужно для выхода в высшее общество, он находит в два счета. Куда быстрее, чем вышло с Хартер.

Но о походе по магазинам он не жалеет. Это оказалось еще лучше, чем он мечтал тогда, во время их разговора перед штурмом дворца.

Так, например, он выяснил, что Хартер стесняется. Он, правда, так и не понял, чего – его, себя, похода на настоящий бал или вообще. Но это было мило и трогательно одновременно, хотя ее попытки выбрать что-то попроще или не выбирать вообще он пресек на корню с той мягкой и одновременно неумолимой настойчивостью, которая свойственна в равной степени врачам и диверсантам. И не только потому, что им нужно будет слиться с разноцветной разодетой толпой Сенатского уровня, но и потому что, положа руку на сердце, ему хотелось найти для нее что-то правильное. Что-то такое, что правильно подчеркивало бы ее красоту, а не скрывало ее в мягких тряпочных тенях.

Что подобрать для себя, он знает, и в итоге его костюм напоминает военный мундир – по крайней мере, сидит по фигуре так же точно – но белая свободная рубашка с низко расходящимся воротом безошибочно добавляет ему свободы и дерзости. Бреется он тоже по последней моде Центра, а то, что он делает с волосами, обычно ровно уложенными под шлем, превращает его в типичного представителя корусантской золотой молодежи.

Без винтовки непривычно. Без брони тоже. Он успел здорово вкатиться обратно в военную рутину, и выходить из нее странно. Но нужно.

Ретт ждет Хартер у выхода и сперва даже не узнает ее. К нему приближается видение. Он даже не знал, что она может выглядеть так.

Длинные серьги так подчеркивают линию ее шеи, что он невольно сглатывает и выпрямляет спину еще сильнее, но легче не становится. Новая прическа Хартер оставляет ее лицо открытым, и при этом бросает на него загадочные мягкие тени. От этого она кажется взрослее – и такой красивой, что Ретт целую секунду думает о том, что сейчас она просто пройдет мимо, кинув на него в лучшем случае взгляд.

Еще он думает, что впервые видит ее обнаженные ключицы и эту ямочку между ними. От этого вдоль позвоночника бегут такие характерные мурашки, что опускать глаза ниже он просто опасается. В его жизни в последние месяцы было очень много войны, а сегодня Хартер безжалостно напоминает ему о том, что в мире существует что-то еще.

Кто-то еще.

Ретт очень тихо выдыхает и делает шаг ей навстречу, протягивая руку ладонью вверх.

— Мисс.

Он звучит безукоризненно вежливо, но это потому, что пытается как-то начать дышать заново.

— Обещаю быть опаснее любого разумного с бластером или без. Окажете мне честь? Запишете все танцы этого бала за мной?

Единственное, что добавляет ему сейчас очков в его собственных глазах, так это то, что на ближайшем паркинге их ждет угнанный в другой половине планеты «Родео Старлайт», элитная яхта в мире спидеров, идеально подходящая сейчас к ее платью. Цвет похожий, черный с искрой. И… Нет, про обводы Ретт мучительно старается не думать, потому что если нелегальный гонщик в нем сейчас перевесит офицера, он просто ее поцелует и будь что будет.

Ретт смеется и берет Хартер за руку, но не как друг, а как офицер – позволяет ее ладони лечь на его ладонь и, чуть склонившись, подносит ее к губам.

В высшем имперском свете в таких случаях целуют воздух над женской перчаткой, но на Хартер нет перчаток, и он радуется этому и пользуется этим, и целует ей руку по-настоящему.

— Но я вас никому не отдам, мисс, — обещает он, посмеиваясь.

Где-то в глубинах его памяти тут же напоминает о себе опрометчивое обещание помочь ей добраться до Восстания, потому что где-то там ее ждут, и ждет не просто «кто-то», а… кто-то. Но все, что Ретт говорил Янсону на крыше после боя, было правдой, и изменять этой правде он не собирался.

Есть вопросы, в которых соратникам по борьбе соревноваться можно и нужно, а угрызений совести перед незнакомым повстанцем Ретт тем более не испытывал. В любви как на войне, только лучше.

В конце концов, какого криффа он сам не забрал ее с собой, если любил и хотел быть с ней?..

Ретт, может, и сам не забрал бы, пытаясь уберечь, но точно не отсутствовал бы в жизни Хартер так прочно и надежно. Зная, как Восстание умеет передавать послания и все такое…

Да ну это все к криффу! Еще не хватало, чужие проблемы решать, тем более – конкурента за девушку.

Оставив руку Хартер в своей ладони, Ретт осторожно ведет ее к спидеру и с этого момента думает только о ней.

Он открывает дверцу «Старлайта» перед девушкой, смотрит, как она садится в объятия кожаного мягкого кресла, потом закрывает дверь и сам занимает водительское сиденье. Внутри «Старлайт» такой же роскошный, как и снаружи, и у него отличные встроенные системы безопасности, но Ретт все равно помогает Хартер пристегнуться. Легкий подогрев салона гарантирует им, что она не замерзнет в своем легком платье.

Спидер мягко отрывается от посадочной площадки и несет их вверх так, словно бывший гонщик сделался самым осторожным водителем Галактики.

Так, в общем-то, и следует летать на угнанных спидерах, даже если ты подделал все идентификаторы и взломал программы навигации.

— Расслабься, Хартер, — просит «опасный террорист» и искоса смотрит на нее, чуть заметно улыбаясь. – Мы летим отдыхать. Я обещал тебе бал и держу свое слово.

Он молчит, пока спидер встраивается в транспортный поток над городом.

— Меня обязательно узнают… — он держит секундную паузу и добавляет: — …и ничего плохого в этом нет. Пока Империя ищет какого-то Рэма Ренарта, вооружившись кривым фотороботом, никто не ищет, собственно, меня. Так что…

Вот теперь он держит серьезную паузу, даже набирает воздух в грудь. Хорошо было бы представиться только штурмовиком, но… но службу он закончил не как штурм-коммандос. Плохо, что она узнает об этом так. Будет жалко испортить вечер прямо в его начале.

— Я Ретт Шейл, бывший лейтенант штурм-коммандос, бывший младший следователь отдела дознания военной контрразведки, — неторопливо говорит Ретт, словно сам вспоминает, как эти слова звучат. – Несколько лет назад я попал в аварию. Шаттл, на котором я летел, разбился. Все погибли, кроме меня.

До этой точки история была правдой.

— Меня подобрали местные. Я много времени провел в коме, потом без памяти. Недавно начал что-то вспоминать. Навел справки, узнал, что числюсь пропавшим без вести. Решил заглянуть домой, в Центр Империи. Здоровье не позволяет мне вернуться на службу – может, пока, а может, совсем, но вот, пробую восстановить старые знакомства. А как мы с тобой познакомились, можем придумать вместе. Скажем, я в тебя влюблен… И пригласил на танцы таким необычным образом. Потому что могу.

Ретт расслабленно ведет спидер и почти не смотрит на то, как весело мигают огоньки на приборной панели. Поток транспорта снаружи тоже не привлекает его внимания – не больше, чем нужно, чтобы держать машину в этом потоке, не нарушая правил.

Хартер очень переживает. Так сильно, что ему становится почти совестно. «Если все пройдет хорошо», говорит она. Словно они собираются на военную операцию, а не на танцы.

Конечно, у них могут возникнуть проблемы. Конечно, это рискованная затея. Лихая. Ему нравится мысль о том, чтобы провернуть такое под носом у имперцев.

Сейчас Ретт впервые задумывается о том, какова его цель на самом деле. Вообще-то, вся она была про Хартер. Он хотел ее развлечь, он хотел, чтобы ей понравилось, и еще, чтобы она могла потом вспомнить все это. Самый красивый на Корусанте зал, танцы, музыку, что-то кроме войны.

Когда он был имперским офицером, ему нравился этот отель. В таком, отвлеченном смысле. Он в жизни не видел ничего более роскошного, не считая императорского дворца. Но почему он думал, что «Алисандр» и круг высшей имперской знати так же понравится Хартер?.. Что ей вообще понравится идея провести вечер инкогнито в крайне, крайне опасной компании?..

«Шейл, ты идиот», проговаривает Ретт про себя, когда слышит, чего на самом деле хочет Хартер.

Темнота, музыка, и огни. И как будто они взаправду…

Он же тоже этого хочет. Этого, а не диверсионных залихватских выходок с визитом на бал в честь Дня Империи. Просто ему проще потащить Хартер в «Алисандр», чем просто позвать ее на свидание.

Это интересно, конечно. Заметить и понять о себе такое – всегда интересно, даже если чувствуешь себя дураком и радуешься, что еще можешь что-то сделать лучше. Потому что не успел сделать глупость.

Ретт едва заметно улыбается и протягивает руку к панели навигационного компьютера. На спидерах он куда проще, чем на космических кораблях, даже когда спидеры такие навороченные. Он вбивает данные, почти на них не глядя, потом включает автопилот. На таких скоростях его водительское искусство никому не нужно. Автоматика справится лучше.

— Хочу, — покладисто говорит он затем и смотрит на Хартер. – Давай притворимся, что мы были знакомы еще до аварии. Хорошо выйдет. А еще… Давай притворимся, что все уже прошло хорошо и мы летим кататься? Поездку на бал я придумал, чтобы мы могли отдохнуть, а не… ну… не для того, чтобы свозить тебя на еще одну диверсионную работу. Я знаю парочку хороших ресторанов на верхних уровнях. Мы можем поужинать, потанцевать и погулять, и никакой имперской знати, потому что вся она сегодня в «Алисандре». Как тебе такая смена планов?

Надо ей сказать, думает Ретт.

Он давно не был таким дураком. У него никогда не было таких трудностей. Почему они вдруг начались сейчас? Почему он не скажет ей, глядя в эти в глаза, в которых тонет постоянно, если только рискует смотреть в них дольше нескольких секунд, что он просто зовет ее на свидание?

— Никто нас ни в чем не заподозрит.

Он улыбается Хартер в полумраке салона, и по нему не видно, как напряжена его спина, потому что это отличный момент, чтобы отказать. Если она сейчас все поймет и решит, что ей не хочется, или что это неправильно – люди же иногда решают, что это неправильно, что он будет делать тогда?..

Что вообще делают с сердцем, которое так странно себя ведет?..

Ретт решает не рассказывать ей, какие воспоминания у него связаны с этим балом. Неплохие, это правда. Но в них была только Империя, и еще та особая юная глупость, которая позволяла ему верить в какое-то блестящее будущее в этих рядах.

Неловко вспомнить.

Некоторое время он молча смотрит на городские огни, потом улыбается.

Имперские офицеры бывают разные, подружки у них тоже… И в жизни это выглядит далеко не так красиво, как та сказка, которую он собрал для нее, и продолжает собирать сейчас, деталь к детали, начиная от платья и не заканчивая этим полетом.

В жизни все не так.

Отношения на службе сухие, быстрые. Устав велит думать об Империи и не светить связями. Когда-то очень давно у него была девчонка из радистов. Он был почти уверен, что она спала с ним по инерции, потому что спала с тем, кто был до него в группе Гарма. У него были туземки. Случайные связи. Иногда безумные, иногда спокойные.

Глубины и важности не было ни в чем. Что-то такое было до армии. Потом уже нет.

Ретт думает об этом и продолжает улыбаться. Потом едва заметно кивает, одобряя план Хартер.

Опыт всегда пригодится.

Он мягко сажает спидер на огромный паркинг возле отеля, заполненный дорогими спидерами. Площадка мягко освещена, и из высоких окон «Алисандра» тоже течет мягкий свет. Ретт открывает дверцу для Хартер и предлагает ей руку, а потом они вместе идут к широкой лестнице, которая ведет их к распахнутым дверям, которым больше подошло бы слово «врата».

На них никто не обращает внимания. По той же лестнице, выстеленной ковровой дорожкой, поднимаются другие пары и одинокие фигуры. Судя по броскому изяществу одежд, все они явились на бал.

У входа, возле колонн, неподвижно стоит дежурная гвардия – два штурмовика в белой броне. Ретт на них не смотрит. Привычная деталь пейзажа. Он не задерживается сам и не позволяет задержаться Хартер. Они просто проходят мимо и оказываются в огромном холле, на гладком полу, отделанном настоящим деревом. Огромные люстры из множества крохотных кристаллов бросают россыпи отблесков на входящих, и заставляют платье Хартер переливаться сильней.

— Никого не бойся, — шепчет Ретт, чуть склонившись к ее уху и накрыв ее руку на своем предплечье свободной ладонью. Это выглядит со стороны, словно он отпускает ничего не значащую шутку. Или спрашивает, не хочет ли она вина. 

О вине он тоже вспоминает, и небрежным жестом прихватывает для нее высокий бокал с подноса дроида-официанта.

— После такой дороги стоит немного освежиться, — он все еще улыбается, но ведет ее к стене, в тень, и заодно ближе к залу, из которого доносится музыка. К самому большому бальному залу Корусанта.

Даже в холле много людей. И только людей. Много военных в форме. Угадываются чиновники и знать. Дроиды помогают гостям найти верную дорогу. От такого даже у Ретта немного кружится голова. Что еще хуже, он видит знакомые лица. Пока еще, к счастью, издалека.

Но ничего. Это ничего.

У высокой портьеры они с Хартер не привлекают к себе лишнего внимания. Ретт только мягко приобнимает ее, поддерживая под спину, чтобы она знала, что он тут, с ней. Чтобы не растерялась и не испугалась.

— Смотри, — шепчет он ей на ухо. – Вон там полковник Тиллиан. Он был моим курсовым офицером в Академии. Тогда еще капитаном. На самом деле, он мировой мужик. Хочешь, я вас представлю?

Делать глупости, так по полной программе.

— Боюсь, он единственный человек, которому я могу представить свою любимую девушку. Дефицит родственников, такое дело.

Ретт беззвучно посмеивается, но думает, что Хартер сейчас наступит ему на ногу.

Лучше бы им воздержаться от знакомств. Лучше бы им идти танцевать.

— И давай выпьем за тебя, — сумбурно предлагает он. – И за то, что мы здесь.

Правда в том, что ему здесь нравится. И ему нравится то, что он здесь с Хартер. И никто, никто не знает, что они повстанцы.

И здесь, сейчас, Хартер его девушка.

И он все время помнит, что только здесь и сейчас, и это закончится скоро, слишком скоро. Как только они вернутся на базу, все будет по-прежнему.

Но сейчас еще нет, сейчас они вместе. Действительно вместе, и можно… Можно. Можно вести себя как-то ближе к правде, потому что потом он снова будет вести себя так, чтобы не смущать ее и не пугать, потому что ему есть до нее дело, и все такое, и… И может, как раз за пределами этого отеля он и ведет себя как дурак. А здесь нет.

Она хотела знать, как это – быть девушкой имперского офицера.

Ну вот так. Любимых женщин знакомят с достойными людьми и угощают их игристым. Еще с ними танцуют, едят пирожные, целуются на балконах и в темных эркерах. Их нежно обнимают и целуют им руки. Бывает по-разному, но…

Ретт думает, что другого времени быть влюбленным открыто у него не будет, и решает позволить себе это.

В их жизни слишком много риска. И так мало времени. Удивительно, что есть вот эти несколько часов. Пусть они будут по-настоящему. Пусть Хартер узнает то, что она хочет узнать.

Полковник Тиллиан точно был хорошим человеком, пока был капитаном Тиллианом. Время, как известно, здорово меняет людей, да и не только их, и сейчас Ретт несколько секунд колеблется.

— На выпускном, да.

Он уже знал тогда, в чью группу его направят, и капитан Тиллиан, кажется, даже немного им гордился…

Ретт пьет за тост Хартер, смотрит на нее, такую красивую, и на то, как идут ей серьги и прическа, и думает, что хотел бы для нее какой-нибудь хорошей жизни. Не бегать с ними по подворотням и подземельям, не штопать раненых экзотов со всех концов Галактики, которых каким-то ветром занесло в Невисек, не воевать, наконец, а… жить?..

Это мысли, в которые нельзя погружаться, потому что ничего уже нельзя изменить, и она сама никогда не согласится. Поэтому Ретт только кивает и, все так же приобняв девушку, ведет ее по залу к знакомой фигуре.

Ему же не нужно на самом деле просто сказать «здравствуйте, полковник». Тиллиан совсем не годился бы им, если бы знал, чем он сейчас занят. Но что-то все равно тянет. Может, дело в том, что курсовой офицер, если только он хороший курсовой офицер, всегда немного напоминает отца.

Не стоило бы с ним говорить. Тиллиан всегда был очень умным человеком.

— Полковник, — окликает его Ретт спокойным, расслабленным даже голосом, и улыбается, когда тот оборачивается на зов.

— Шейл?..

Тиллиан быстро скользит по нему взглядом с головы до ног, потом вежливо кивает Хартер и смотрит теперь уже на них обоих, и выходит у него внимательно, цепко, слегка удивленно, но на дне этого удивления протаивает какой-то намек на тепло.

— Я слышал, ты погиб.

— Как видите, — Ретт салютует ему бокалом, слегка шутливо, слегка всерьез. – Подошел поздороваться.

— Что ж, я рад, что слухи похоронили тебя прежде времени.

У Тиллиана приятное, хотя и жесткое лицо, и он не слишком постарел – с другой стороны, и времени прошло… Не десять лет, не двадцать.

— Представишь мне свою спутницу?

— Конечно, — говорит Ретт и с нежностью подносит руку Хартер к губам. – Знакомься, любовь моя, это полковник Тиллиан. Полковник, это самая очаровательная девушка этой Галактики.

— Ты всегда был рисковым, — Тиллиан тоже улыбается, но глаза его остаются внимательными, и он явно ждет, чтобы Хартер назвала свое имя. Или кто-нибудь.

Ретт его не называет, потому что свято уверен – девушка не захочет представляться настоящим именем.

Те-на-рин. Это красиво. Это надо запомнить, чтобы случайно не окликнуть Хартер не тем именем.

Пока полковник заверяет ее, что тоже рад знакомству, Ретт лихорадочно прикидывает, что отвечать на вопросы, если они последуют. К счастью, Хартер берет на себя большую часть разговора, и он «забывает» выпустить ее руку.

Все-таки платье криффски ей идет. И бокал. И эта непринужденность, с которой она вешает длинную клатуинскую лапшу на уши старшего офицера.

Вся ее речь приводит только к тому, что они с Тиллианом обмениваются понимающими взглядами. Это уникально двойственное чувство, потому что в эту секунду это они с полковником заговорщики.

— Очень героическое «ничего особенного», — шутит Тиллиан. – Я слышал что-то про аварию шаттла, но об остальном лучше спрашивайте вашего героя.

Он явно не горит желанием выкладывать подробности, но только потому, что не собирается портить паре хороший вечер. Ретт чуть заметно кивает ему в знак благодарности.

В голове с трудом укладывается, что они теперь враги. Даже учитывая всё, что повстанцы Невисека успели сделать до этого, учитывая месяцы в Восстании и все те причины, по которым Ретт, собственно, сбежал из Империи, потеря некоторых людей все еще режет по живому.

— Ты вернулся к своим небось? – Тиллиан смотрит вполне дружелюбно, но вопросы его бесконечно опасны, и Ретт с сожалением качает головой.

Хорошо, что полковник не уточняет, к каким именно «своим». Если он знает про шаттл, может знать и про его бесславный, почти позорный перевод, которые многие считали бы подарком судьбы.

— Медики не пускают, — поясняет Ретт. – Я надеюсь, что смогу пробиться, но пока вот так.

Тиллиан ему сочувствует. Это тоже видно.

Хороший мужик все-таки.

— Тогда я отобью у тебя девушку на один танец, — посмеивается полковник. – Раз уж мне за это временно ничто не грозит… Госпожа Тенарин, вы позволите?

— Обязательно.

Тиллиан говорит тихо, но не слишком – ровно настолько, чтобы она четко его слышала, и чтобы не слышал никто другой. Музыка очень помогает ему в этом, и короткий обмен фразами со стороны выглядит обычной любезностью, легким развлечением во время танца. 

— О чем же вам рассказать… — он только делает вид, что задумался, и по нему это видно. – Хотите послушать о том, как ваш друг подменил учебную мишень списанным боевым дроидом и запрограммировал его отстреливаться? Шариков с краской хватило на весь выпускной курс, и заодно на комиссию внезапного контроля. Подстрелили даже «покупателя» из Штурмового корпуса.

Полковник ненадолго замолкает, словно и сам вспоминает эту историю с ностальгией.

Танцует он хорошо, и легкую скованность партнерши словно не замечает. Может, и вправду не замечает.

— А теперь вы мне скажите… Ретт думает, что у него девять жизней? – вопрос риторический, ответа не требует, и полковник даже не меняется в лице, только намечает улыбку. Она совсем не вяжется с его коротким, сухим, и слегка встревоженным тоном. Но на них смотрят. Нужно держать правильное лицо.

— Тогда ему нужно было придумать что-то другое, потому что на него тут же положили глаз, — Тиллиан тоже улыбается. – Через год его забрали в эту группу.

Бальная музыка ведет их по залу, и каждая пара, мимо проходящая в танце, окутывает их облаком нового парфюма. От этого кажется, что мелодия звучит не только нотами, но и десятком легчайших ароматов, и шорохом женских платьев.

— Я очень надеюсь, что вы здесь по делу, мисс Тенарин. Вы оба. Это потрясающая неосторожность. Я не стану говорить ему об этом, я не имею права, но ничто не мешает мне сказать об этом вам. Через два часа здесь будут советники Императора, а с ними Алые и служба безопасности. Приедет Юларен лично. Постарайтесь исчезнуть до этого времени.

Шейл тревожно смотрит на них от стены, скрываясь в тени изящной занавеси, и Тиллиан смотрит в ответ и чуть заметно качает головой, как иногда делают воспитатели, не имея возможности сделать замечание.

Разница только в том, что их давным-давно не связывает даже тень подобных отношений.

— У него больше друзей, чем он, должно быть, думает, но если он будет вести себя как дурак, все изменится.

Полковник делает паузу, потому что танец требует от них разойтись и сойтись снова.

Тиллиан улыбается девушке. В отличие от нее, он знает, сколько длятся танцы высшего света, и конкретно этот – не очень длинный. Еще пара фигур, красивое соло на духовых инструментах, пара кругов по залу, и время для разговоров закончится.

— Определенно, есть, — говорит он. И даже не думает продолжать. Меняет тему. – Бальная зала не совсем подходящее место для таких разговоров. Вы ведь приехали отдыхать, а не обсуждать со мной последние столичные новости. Кстати, вы слышали о недавних беспорядках? Кажется, этим вопросом занимается генерал Шейл. Они ведь с Реттом дальние родственники? Очень удачно. Может быть, она сможет составить ему протекцию, если он надумает вернуться. Как говорится, нет такой медкомиссии, которую нельзя убедить…

Тиллиан звучит невыносимо светски, а потом музыка понемногу подходит к концу, и он подводит «Тенарин» к ее спутнику и вежливо благодарит за танец. Ретту он кивает, желает обоим хорошего вечера и исчезает в толпе гостей – так ловко, словно занимался этим всю жизнь.

— Как ты? – тут же спрашивает самый разыскиваемый мятежник Корусанта и пытливо смотрит в глаза девушке. – Все в порядке?

Хартер, наверное, очень волновалась. Первый бал, да еще и в такой обстановке – это серьезно.

А еще Ретт слегка ревнует, хотя и пытается держать это при себе.

— Ему не может быть стыдно, — ворчит Ретт. – У него совести не было и в лучшие годы.

Хартер так улыбается полковнику, что он тут же принимается ревновать еще сильнее. Чтобы скрыть это, он на миг отворачивается и ставит бокалы с вином на поднос пробегающего мимо дроида-официанта.

— Конечно, пойдем, — говорит он затем, и берет девушку за руку.

Страдать Ретт не собирается.

Все вокруг кажется почти ненастоящим. Этот зал, красивые люди в модной одежде, украшения на стенах, музыка… И случайная встреча с Тиллианом тоже.

Это как вернуться в прошлое, и знать, что это ненадолго, и все равно ощутить себя… на своем месте?..

Это давно уже не его место.

Из-за дальней колонны не выйдет Гарм, не подойдет к ним знакомым быстрым шагом, и ни о чем не пошутит. Эрик ни у кого не отобьёт здесь девчонку или парня, или обоих сразу, и Скай не будет подпирать стену со своей декой, как он делал всегда, когда ему было скучно. Они все вообще никогда больше не встретятся.

И сам Ретт вернется не домой, а в Невисек.

Хотя все равно домой. Там теперь его разумные, его бойцы, друзья, там Хартер. Он бы не променял все это на свое прошлое.

Просто иногда скучает.

Но не теперь.

Оркестр играет что-то медленное, и Шейл тут же пользуется возможностью обнять свою спутницу. Танец диктует ему приличные объятия, куда более приличные, чем он сам бы хотел, но его рука все равно лежит у Хартер на талии, и это куда ближе, чем они держатся обычно, и Ретт бросает ностальгировать. На таком расстоянии от Хартер он может думать только про Хартер.

— Спасибо, что ты здесь, — говорит он вдруг, потому что нельзя же просто пялиться, как дурак, и держать ее за руку. – Я тогда загадал этот бал почти в шутку, а вот, смотри. Мы тут.