Над братишкиным гробом тщетно рыдает мать, кто-то бросит на крышку пару увядших лилий...
Я реален, мой мальчик — ты не сошёл с ума. Приходи этой ночью, и мы поиграем, Билли, приходи — мы, как птицы, вместе с тобой взлетим, здесь спокойно и тихо, и монстры тебя не тронут. Убегай, но в итоге ко мне приведут пути, я повсюду — в воде и ветре, в зелёных кронах, я дышу тебе в спину, являюсь к тебе во сне, наш с тобою спектакль, отыгранный, как по нотам, безусловно, комедия — что же сравнится с ней?
Знай, танцующий клоун открыл на тебя охоту.
Приходи этой ночью — с друзьями или один, вскоре я не оставлю от вас ни костей, ни праха, я — касанье и шёпот, и холод в твоей груди, это всё, друг мой Билли, люди прозвали страхом. Джорджи сильно скучает — возможно, сильней, чем ты, он просил передать: без тебя здесь ужасно грустно.
Что теперь в твоём сердце — вина, сожаленье, стыд?..
Я уверен: оно окажется очень вкусным.
(с) Ёсими

Под утро у него как обычно
сильно болят глаза,
как будто давит на них и небо, и ветры этой и всех прошлых жизней.
Под утро заканчивается вИски -
как где-то раньше,
давным-давно,
кончались к рассветному часу вино и чернила.
И черное вязкое масло привычно вскипало в жилах...

Г-спади, как долго же ему все это снилось.

...К утру рука уставала настолько, что не могла уже держать и перо.
Приказы, указы, списки.
Не вырубить, говоришь, топором?
Не вырубишь - не устранишь до конца все риски.
"Этих мы трогать не будем, они безопасны. И даже в чем-то невинны.
А этих вот никак нельзя отпустить". Увы им. И нам.
И - снова пиршество свиньям.
К моменту, когда догорали свечи, первый луч солнца всегда стучался в окно.
В покоях - ветрено, темно
и тревожно.
Хотелось закрыть все ставни, уснуть и не просыпаться,
но кто ж ему разрешит?
Всё пыль. Желанья, стремленья, кричаще алые мысли.
Есть только Рединг, есть Север,
и он должен быть защищен и прикрыт -
пусть против воли.
Наследию рода нет дела до чьей-то свободы.
Наследие рода неумолимо, и линия крови всегда будет линией крови.
Сталь к стали, свет к свету. Соль к соли.

Только в этом и смысл (а там хоть кричи-закричись).
Ни жизни, ни смерть не заменят последнюю виру.
И Формайл... А что он?
Род Формайл - лишь функция, часовой механизм с пружиной на грани излома.
Всегда должен быть тот, кто держит когда-то данное слово,
не взирая на цену, на цели, на средства.
Держит его
и молчит.
Всегда должен быть герцог Формайл -
Розами оплетенный щит.
Сосуд,
Хранящий прОклятое наследство.

И только прошедший сквозь Пустошь познает Мир
и убоится этого мира.
Последний из рода, Улисс ли он будет или Амир,
вернется сюда по дороге домой.
Вернется, осмотрится.
Усмехнется
и кровью возьмет с нас алую виру.

Возьмет и не закричит.

И вот уже герцог роняет щит,
И уходит прочь,
вслед за ночью
В Пустошь.
По следам недоброго своего кумира.
* * *
...В пыльной квартире - утро, но никто его тут не ждет:
ни пепел в кофейных банках,
ни треснутые зеркала,
ни темного стекла бутылок у стены батарея.
Время застыло.
И если бы в Сторибруке было поменьше зла...
Нет, нет так: если бы в Сторибруке вообще хоть что-нибудь было!
Ковач сидит у окна. Он думает.
Он хочет поговорить:
о жизни после войны, о новой войне. О Боге.
Точнее, о смысле бога.
О том, что если здесь все мы - потухших костров зола,
то где же тот ветер, что их развеял?
Где те сапоги, что втоптали их
в пыль у дороги?

К обеду глаза, болящие так, что хоть плачь, наверно отпустит.
Обычно всегда отпускало.
Ковач снова берется за книгу.
Когда ты не можешь ни спать, ни забыться, ни отдохнуть,
ни перестать думать о том, о чем и знать-то здесь никому, по-хорошему, не пристало,
Все, что тебе остается - это читать, пить и смолить
одну за одной,
одну за одной.
И ждать:
Второго ли чьего-то пришествия, нового ли Исхода.
Вопрос лишь в том, найдет ли грядущее путь туда,
где время и вечность забыли, кто из них кто.
И успеет ли Конец Света, в своем рваном, занесенном песком пальто,
на встречу нового,
тысяча девятьсот восемьдесят четвертого,
мать его,
года?
(с) Ф. Канрайт

Коли веришь в целебную силу любовной связи, погоди исцелять тех кто в эти чертоги вхож

Занят замок теперь краснокаменный тёмным князем, не ходи до болот, взора княжьего не тревожь.

Его слово твоё не излечит и не возвысит, не заставит творить золотое, сердца скрепя -
Он выходит охотиться днем на куниц и рысей, а ночами кровавые зелья в котле кипят. Он заставит молить о пощаде, стенать и плакать, какой дар ты с собой в чрево тёмное ни возьми

По ночам тёмный князь обращается волколаком
Он одною рукой подаёт, а другой казнит.

Не спеши говорить, что тебе не темно и страшно, и гостинцы тащить к этим стенам в тугой горсти.

Я вишу на крюке в тёмном погребе, что под башней, потому что я тоже пыталась его спасти.
(с) marie~lin~poetry

Погладьте бездомного монстра на улице.
Вдруг он хороший, а вдруг не кусается.
Вот он сидит и на солнышко щурится,
А вот сейчас он на солнышко скалится.

И, может, у монстрика пузико чешется,
Блохи замучили бедного зверика.
Вдруг он в душе ясноглазо-потешный и
Прямо сейчас он отчаянно верит вам.

А, может, ему не хватает товарища
Или в желудке пустом бутербродика.
Тихо страдая под солнышком жарящим
Монстрик, скуля, подставляет животик вам.

Но кто-то поспешно хватает вас за руку
И говорит, что вам ручка не лишняя.
Напоминает, что монстры коварные,
А части тела для каждого личные.

И пусть этот зверик на солнышко щурится,
Пусть его шкурка под солнцем как золото.
Не гладьте бездомного монстра на улице -
Быть может, и он не откусит вам голову.
(с) Саша Бесt

И кому, - говорит, - тебя-то здесь возвели,
прорастили стропила из-под сырой земли,
по углам рассыпали стынущие угли,
выводили коньки косые над тёмной крышей?
И кому ты стоишь - кругом здесь все буревал,
в этой чаще тропинку леший накуковал;
здесь рассвет по-дурному синий, закат же - ал,
словно выпущенная кровь, словно южный бархат...
Под твоими стенами ладно творить волшбу,
прибивая рога оленьи на городьбу,
а за ставнями слушать леса немолчный гул -
но какому шаману выстроен ты на радость?

А поставили, - отвечает, - таким, как ты:
кто пытался жить по-людски, да пожег мосты;
кто увидит с пригорка мой почерневший тын,
тот и станет желанным гостем на двадцать весен.
Здесь туманы стоят, густые, как кисели,
здесь спокойно: захочешь - плачь, а захочешь - злись,
и под ноги смотри, и в сонно-стальную высь -
все одно, все давно предсказано и напето.
Для того, у кого не звезды внутри - смола
да болотная жижа, - леший меня послал.
В этой чаще без нас с тобою достанет зла,
так что ты поклонись порогу
да обживайся.
©Даэрон

королевна, царство твоё — лёд, и невредимым никто не уйдёт
От войны и печали
Знаешь — о главном молчали, пока ты лечила, срезая багровую грязь бинтов
Королевна, каждый, по-своему, и в дамках, и пешка:
Жизнь подарила, в насмешку, и тепло, и свидание со злом
Это, конечно, берет на излом -
Ты скручиваешь сердце своё в упругий щит,
Да только зима кричит
Голодной метелью, пустою постелью, разрытой могилой
Королевна, королевство твоё не пахнет ни мирой, ни сандалом
— ты сама от силы своей устала?
На ладонях — осколки битых кристаллов
— ну а если бы все начинать сначала?
— я бы вновь королевною льда стала
(с) Марина Осадчая

Никогда не встречайте ветер лицом, у Великой Белой слишком много зеркал, она слишком крутого нрава, королевской рукою своей она бьет их каждый декабрь, уверяет, что это дар тем, кто ищет правду.
И они говорят, что мы видим одно уродство, сочиняют страшные сказки - потом, с испуга, им дописывают финал, чтоб светлей, чтоб слаще, чтобы было чем еще утешать друг друга. Мы не можем молчать, мы, вдохнув ледяную крошку, подвергаем сомнению вечное и святое, и, дежурно высмеяв всех, кто поет об этом, мы смирились, навеки изгнанные из строя.
"Не ходи за дверь в снегопад, когда свет угаснет", - впрочем, все это бабьи сплетни, на самом деле, мы не скачем на лошадях, что белее снега, и не ищем, кого увести за собой в метели. Мы устали и злы, мы почти не знаем друг друга: иногда, в толпе взглядом чье-то лицо цепляя, мы, по древнему праву осколком раненых в сердце, говорим себе:
"Этот тоже из братства Кая".
(с) София Виллен

не возвращайтесь в Варшаву, я очень прошу вас... (Галич)
Каждую радость принять за свою, с каждою - собственной - соприкасаться: радостно, если ветра узнают, если деревья умеют смеяться. Весело жить под зеленой луной, ноты читать по цветам и по птицам. В небе ни облачка, тридцать шестой, после - расскажут о том, что случится. Лучше не знать траектории пуль, жить как напишется, смерти не нравясь, но календарь вам покажет июль и пояснит, что бывает и август. Так и споется - везде и нигде, бесповоротно и неудержимо: если режимы сильнее людей, может, поэты важнее режимов? Если однажды багровый закат кровью прольется на алом рассвете, - может, важнее событий и дат те, кого знает по имени ветер? Ветер в ответе за всех и за всё, слышите - шепчет совсем уже рядом...
...дон Федерико, куда вас несет, не возвращайтесь в такую Гранаду...
(с) Айриэн

Алиса, признайся, ведь все мы безумны
В неведомом мире зеркал перебитых?
Здесь в небе качаются лезвия-луны,
Алмазами падают метеориты.

Алиса, не бойся: я тайны не выдам,
А ты завтра днём дошагаешь до края.
Всё с клетки на клетку, по старым обидам,
Не то - куклой-пешкой, не то - оживая.

Алиса, поверь мне: кончается правда,
На бал все нацепят дешёвые маски.
Не честь и не совесть - пустая бравада,
От искренних слов - недалёко до сказки,

Алиса. Ты слышишь, как падает время?
Беснуется бездна, играя с годами...
Ты только держись, не вставай на колени,
Как знать, может мы
                                         потанцуем
                                                               на грани.
(с) Humpty_Dumpty

Иногда бывает нельзя молчать, пусть легенды, сказки - но говори.
Тишина срывает опять печать, и четыре всадника у двери
Ждут, когда наступит Армагеддон, чтоб на мир обрущить поток огня,
Только час его не наступит до
дня, как сказки кончатся у меня.

Я качаю дьявола колыбель и шепчу над ним: "мой младенец, спи,
Ты не будешь рад ведь своей судьбе, не по вкусу будет кровавый пир"
Я шепчу ему, как красив Багдад, как богат халиф и хитёр визирь,
Я шепчу об острове Никогда, как герой циклопа легко сразил.

"Посмотри, как небо горит в ночи, как идёт по лесу единорог,
Как бродяга-вор теребит ключи, как гадалка вновь подчиняет рок,
Как младой принцессе хвалу поют добродушный рыцарь и злой дракон,
Гладиатор, выживший вновь в бою, переходит заново Рубикон"

Но дрожит на небе звезда Полынь, лже-пророк тихонько скребётся в дверь,
Сет блуждает в тёмной жаре пустынь, под землёй беснуется адский зверь,
Солнце рухнет скоро Фенриру в пасть, за зимою вслед придёт Рагнарёк.
Всё игра Господня: пропущен пас, значит будет время спустить курок.

"Рассказать тебе, как заморский царь стал рабом своих же прекрасных чувств?..."
...небеса дрожат и горит алтарь. Я шепчу сквозь страх, через боль шепчу:
"Ты послушай, там, на холодном дне, стерегут русалки прекрасный клад,
Холодней его и чудесней нет, но русалкам хочется лишь тепла..."

Мир готов обрушиться в никуда, начинает Шива последний бал.
Спи, Антихрист, бедный проклятый дар, что поделать, раз такова судьба.
Я тебя укрою своим плащом, за последней сказкой уйдёт весна...

Всем своим легендам веду я счёт.
Их осталась тысяча и одна.
(с) Джезебел

Знаешь, мой мальчик, меня похищали феи,
А потом их подменышу горло прожгли железом.
Я вернулась домой, но глаза мои зеленее
Мшистых лесов,
Злее,
Чем лента змеи, приготовившейся ужалить.

Глоток из реки, текущей сквозь холм волшебный,
Во мне поменял слишком многое, чтоб вернуться
Такой же, как прежде, беспечным земным ребенком,
Играть в ваши игры, слушаться маму с папой,
Любить тебя, мальчик, рожать тебе сыновей.

Я выросла диким цветком, непривычно тихим,
Болезненным, бледным созданием темноты.
Тянулась к тому, что от хрупкости умирает
В жестоких объятиях мира живых людей.
Я научилась видеть то, что не замечают,
Тонкие тени, таящиеся в углах.
Глаза мои стали глубокими, как озера
В горных долинах, темными, словно лес.

Смотри мне в глаза, мой мальчик, и наслаждайся
Тем, как твои иллюзии дружно летят к чертям.
Прочие девочки любят шалфей и мяту,
У них на руках котята, а я - змея.
Озера в горах прорастают корнями в бездны,
Феи боятся железа, я - не боюсь.
Древний священный камень, заросший мхами,
Стал моим детским манежем, а ты агукал
И ручки тянул к бутылочке с молоком.

Смотри мне в глаза, мой мальчик, в них гибнет вечность,
Сгорают во времени вселенные и миры.
Я вижу, как древний город затоплен морем,
Как исчезают горы, растут леса,
Как из болот выходят зловонные, злые духи,
Как над великой степью цветет заря,
Как зеленеет трава над твоей могилой,
Как тает в тумане желанный мой Аваллон.

И если тебе не страшно от этой бездны,
Желтеющей кромкой вокруг моего зрачка,
Бери меня за руку, замуж, на край вселенной,
Но только потом не жалуйся.
Никогда.
(с) Мари Покусаювас

Милые девочки носят чулки и платьица,
Нежно мурчат тихонько смешные песенки.
Как им узнать, что болью за всё расплатятся,
Если они не знали жестокого прессинга

Со стороны всех "добреньких", "мудрых", "опытных",
Знающих чётко, какая жизнь будет правильной?
Тихие девочки слушают их безропотно,
Смирно живут по заветам, что им оставили.

Нежные девочки смотрят всегда восторженно
И улыбаются ярко, светло и ласково.
Им не узнать, что живут они в огороженном
Тесном мирке, не схожем с волшебной сказкою.

Впрочем, они же правильные - до ужаса,
Думают, как дозволено и положено:
Словно стрекозы, в танце последнем кружатся,
Томно вздыхают принцессами на горошине.

Делаю вид, что верю в своё бесправие,
Следом иду за нежными тихими сестрами.
Я притворяюсь хорошей и милой - правильной,
Но проверяю, насколько все когти
острые.
(с)Джезебел

Он хотел уехать, но не было билетов,
он хотел растопить весь снег - наступило лето.

Он хотел поднять флаг, но поднял лишь тряпку,
он хотел накормить дворнягу - ту убили на шапку.

Он хотел идти - дожди размыли дорогу,
он хотел спасти всех людей - но их слишком много.

Мечты сожгли душу, вино сожгло тело,
и было так страшно, но надо же что-нибудь делать...

Он вышел из дома в два часа три минуты,
сел в набитый трамвай с неизвестным ему маршрутом.

По бокам были две бабки, сзади дядька в фуражке,
впереди была девчонка, ее волосы пахли ромашкой.

Он на миг позабыл про Восток и про Запад,
только трясся на задней площадке и вдыхал этот запах.

На конечной он подумал: - Куда я еду? -
Он пробился сквозь толкучку и вышел. Она вышла следом.

Он стал ей говорить о спасении мира,
а она улыбнулась и сказала: - Какой же ты милый... -

Он стал ей толковать о великом деле,
но она взяла его за руку, и они полетели.

Через море и горы, на самый край света,
в прекрасную страну, которой и на глобусе нету.

Построили дом, окружив его садом,
и счастья не звали - ведь счастьем был тот, кто был рядом.

А потом родились дети. Девочка и мальчик.

Жаль, что все это сказка.

Интересно же, что было дальше...
(с) Айриэн

А ему твердят: человек человеку волк,
Берегись, дружок, за спиной притаился враг.
Он идёт в толпе, где любой обожает врать,
И слепая злость накрывает волной его.

Раскачался мир, как прогнивший насквозь канат
Всё идёт на слом, что искать теперь от добра?
Он бормочет зло: "хоть бы чёрт этот мир побрал!",
Каждый шаг - побег из системы координат.

Каждый шаг - в дыру, и всё шире в душе дыра,
У прохожих взгляд всё спокойнее и пустей.
Он глядит на них, и трясёт его до костей.
Для слепой толпы человек человеку раб.
___
Та, что ждёт его сквозь туманы и бег веков,
У окна стоит и глядит в серебро ночей,
Где бредёт супруг, обозлившийся и ничей.
Ей его встречать, замирать на его плече,
Убеждать его, что всё будет светло, легко -
Ведь известно ей:
Человек человеку кот.
(с) Джезебел Морган

Если у тебя внезапно что-то стало получаться как надо -
скорее всего, приятель, ты уже дней семь как сдох.
Сдох, болтаешься между Елисейскими полями и адом,
гонимый всеми ветрами по водам Стикса обугленный лепесток
сакуры, слетевший - с ветвей, с нарезки, с привычного плана
действий, выбитый из контекста зуб,
вывихнутый сустав, -
ты шепчешь, пряча слезы, "осанна!",
где-то внутри себя понимая, что уже труп,
и что навсегда - раб.
И что покуда о Западный берег бьются волны реки забвения -
строго по одной линии - да, мой Г-споди, да, именно, по Лучу, -
цикл последнего оставшегося у нас времени
останется замкнут и занят пожиранием самого себя...
Я молчу.

Я молчу, ибо боюсь грядущего, ведь дорога к нему идет Долиною смертного зла.
Я молчу: когда придет время отделять козлищ от агнцев я не отличу орла от осла.
Я молчу: что еще можно сказать, когда ты подходишь к краю и делаешь шаг за край?
Я молчу, ибо не знаю, смогу ли все сделать как надо и услышать в ответ:
"мы говорим - спасибо тебе, пожалуйста, продолжай".
(с) Ф. Канрайт

Здесь написана истина, выпей до дна
наше время свинцово – как все времена
Заключённые в стрелку наручных часов
Как наручник, как пуля, как барный засов

Это время – такое, как было тогда
Когда танки впервые вошли в города
Только окна застали стекло, а слюда –
Ни сюда, ни туда

Это время такое же. Падает принц
И стреляют орудия – не Аустерлиц,
Но кошмар, но кошмар – нет ни лиц, ни границ
Это время убийств

Это долгий двадцатый не кончится, нет
Перебой поездов, свист летящих ракет
В двадцать три по Берлину, в час три по Москве –

И кончается свет
(с)колено Рувимомо

а потом Бабетта приходит домой с войны. сбросив форменный китель, садится у камелька. у Бабетты есть ноги, и ноги ее стройны. у Бабетты есть руки, ей просто везет пока.
обнимать только некого... ранец да ппш, хоть бы кот приблудился, прокрался на треск огня. у Бабетты есть тело, а в теле живет душа, а еще обереги, которые не хранят от разрухи и мора, сумы или стражи, но почему-то приносят покой и дают уснуть. между ней и другими - дзот линии Мажино - хмурый взгляд из-под челки, отравленный, точно ртуть.
дома пусто и голо, на стенах - узор теней, паутина на лампе танцует от сквозняка. у Бабетты есть есть ноги, но путь выбирать не ей, у Бабетты есть сердце... ей просто везет пока.
сердце шепчет Бабетте: дом выстыл, а хворост сыр, прикорни ненадолго и снова иди вперед.
и Бабетта уходит - хранить наш нелепый мир.
пусть и дальше везет ей.
пускай ей всегда везет.
(с)Мкб-10

Принцессы мечей не носят, не воют они со скуки, не бегают в коридорах, сшибая своих гостей. Принцессы всегда опрятны, чисты мысли их и руки, им не интересны вовсе накалы чужих страстей.

У Леи разбиты локти (немного ладонь и пальцы), зашитое наспех платье спрятано под плащом. На вечере жутко скучно, и скоро начнутся танцы.

А Лее всего лишь девять.

И нервы горят огнём.

***

Мальчикам с Татуина не светят чужие звёзды, им не побывать на каждой, зовущей во снах, планет. Им нужно взрослеть скорее и не поддаваться грëзам, не верить легендам старым, забытым в пучине лет.

Но Люку вновь снится небо, разводы гиперпространства, и каждая из деталей на место встаëт сама.

Для дяди любое чудо — нелепое шарлатанство.

У Люка в ладонях звëзды.

И в звëздах его судьба.

***

У Леи в подкорке своды, толмуды чужих законов, в ладонях — и шëлк, и бархат (во снах, почему-то, меч, во снах она побеждает каждого из драконов).

В реальности тем драконам велится еë стеречь.

У Леи разбиты скулы и ссадина на предплечье, и ей очень жаль, что бластер ей велено не давать.

Отец головой качает, заходится важной речью.

Лея рычит от злости и всë же уходит спать.

***

У Люка талант к полëтам, а нужно к добыче влаги, и нужно, чтоб по пустыне он не бродил один. У дяди большие планы, а в Люке полно отваги, а Люку покинуть хочется солнечный Татуин.

Ему бы шагать по небу, сражаться, любить, смеяться. Во снах он всегда бесстрашно бросается в каждый бой.

В двенадцать легко в пустыне каждому потеряться — так Бен говорит и молча приводит его домой.

***

У Леи полно работы: политика и уроки. В пятнадцать принцессам много нужно всего узнать.

У Леи во снах сраженья, у Леи во снах дороги.

И Лее совсем не хочется снова чего-то ждать.

Отец говорит подальше держаться от императора, Сенат весь пропитан страхами, холодной и вязкой Тьмой.

Политика — поле боя для каждого из сенаторов.

Однажды настанет время и ей рисковать собой.

***

У Люка полно работы, у Люка полно мечтаний, он смотрит на звëзды ночью и хочет до них достать. У дяди есть целый список невыполненных заданий, и он ничего не хочет о планах каких-то знать.

У Люка во снах полëты, ему снова снится небо, он крепко в руках сжимает знакомый зелëный меч.

Люк ярче горит сверхновой, в нëм много, так много света.

Бен говорит, любовью можно легко обжечь.

***

У Леи разбиты локти, царапины есть на коже, она выбивает в тире сто из возможных ста.

Люк видит впервые Лею.

И звëзды он видит тоже.

И всë в этой странной жизни встаëт на свои места.
(с) Л. Сулейманова

кроме балагуров, унявшихся в прежней наглости,
престарелых красавиц, изогнутых боево -
кто еще с нами дремлет на ветреных пляжах в августе?
только тучи и мидии, более никого.

кроме нас, выбывших из правдолюбивых, спорящих
(речи обличительны, добродетели показны),
кто еще свидетель всей этой роскоши, этой горечи,
этой пегости, ржавчины, белизны.

потому что воюющий с адом всегда навлекает весь его
на себя,
тьма за ним смыкается, глубока.
только мы проиграли все, это даже весело:
мы глядим, как движутся облака.

с мокрыми волосами, разжалованные, пешие,
бесполезные, растерявшие что могли,
мы садимся на берегу пожинать поспевшие
колыбельные, штормы, закаты и корабли.

да, мы слышали: хрипнет мир, и земля шатается,
как дурное корыто, стремится в небытие.
шарлатаны вершат свои шарлатанцы и шарлатаинства.
может, только это удерживает ее. (с)

Доктор, тушите свет, мне мешает ваш синий шарф. В ваших стальных глазах отражается этот шелк. Доктор, мне хуже всех, у меня умерла душа, я искал для неё любовь, но все ещё не нашёл. Каждый болен бедой, у каждого свой режим. К вам приходят спастись сотни таких, как я. Выгорает самая суть, осыпается пеплом жизнь. Как оставаться здесь бесстрастным среди огня? Люди приходят к вам, после — выходят вон. Держат себя в руках, делают важный вид. Один услышит стихи, другой — колокольный звон. Вы знаете, что любовь замешана на крови? Боимся менять себя, умеем менять других. Когда умирает душа, к телу зовем врача. Очередь в кабинет. Господи, помоги.
Доктор, тушите свет. Давайте уже молчать.
(с) Кот Басё

А девочки вырастают
И ждать прекращают сказку,
И парус в тумане тает,
И с принца слетает маска...
Однажды мы понимаем,
Что парус нас не согреет,
Среди потерянных Каев
Ни рыцарей нет, ни Греев,
И, бросив в мешок заплечный
Терпенье, любовь и волю,
Идем выручать увечных
По стылому снежному полю...
Вот так, как листок из вербы,
Ассоль вырастает в Герду...
(с) Дийна

небо смотрит на нас — на солдатиков, гнутых болью;
даже олово можно, крепко зажав, сломать.

на тактической карте размечено поле боя.

как кровавыми пятнами в поле разросся мак,
так печаль расползлась внутри — ни сорвать, ни вырвать.
мы не знаем имён стоящих на том краю,
но в домах у них точно так же темно и сыро —
материнские слёзы льются по тем, кто юн
и теперь уже вечен в возрасте чуть за двадцать.

небо смотрит на нас и силится всех простить,
зашивая рассветной нитью, дрожащей в пальцах,
пулевые отверстия звёзд на своей груди.
(c) maybe anny

Голову выше, брат...
Понимаю, что тяжко это.
Лента латунных слов...
Что война всё равно догонит...
Там в облаках нас всех
Резвые ждут кони...
Знаешь... они у тебя
Белого цвета...

А за чужой рекой... рухнул сгоревший мост
И понесла вода в Вечность ответы...
Искрами в небесах... тонны уставших звёзд...
Из под копыт коней...белого цвета...

Голову выше... зной
Точно бритвой в сухие губы...
Старенький фильмоскоп
Извечное сдвинет небо...
Прошлое никогда
Нам не заткнуть в Небыль...
Время чеканит шаг...
Медные трубы...

А за чужой рекой... в пепельном взоре дня
Сотни солдатских душ... в камень одетых
Тихо к своей луне каждый ведёт коня...
Тянется в Небо нить... белого цвета...

Голову выше... смерть?
Нам ли жалеть об этом?
Флаг ей в беззубый рот
Грубой мужской рукою...
В наглых прицелах ламп
Небо смотри какое!
И кони на облаках...
Белого цвета...

А за чужой рекой... лица ушедших снов
В чётком своём строю... смотрят на это...
В Небе ночной галоп бешенных скакунов
В Небе... табун коней...белого цвета...
(с) Гладышев

Леди Джейн понимала: в названиях кораблей скрыто больше, чем просто угроза для вод и льдов.
Там, в бескрайностях, что всех полотен льняных белей, где просолены ветры и климат и свет суров, где крадется не то стынь земная, не то мороз, чьи-то белые лапы ступают на крепкий пак. В неизведанном мире из ярости и угроз сохрани их, господь, если слышишь ты

ведь никак не узнать здесь, у берега, живы ли те, кто пел, уходя к горизонту, упорствуя и молясь.

Леди Франклин ногами стоит в ледяной крупе, и слой тонкого снега уже превратился в грязь, но ей не растопить кожей целый архипелаг, не дозваться молитвой до хищнических широт, не увидеть уже над водою знакомый флаг.

у истории радостной гибельный поворот: поглощает безмолвие мольбы и голоса, чьи-то белые лапы разламывают вельбот. И дневник о походе ушедший не дописал, и у осиротевшей команды полно забот. Говорят, что похуже сражения - их прогноз, ждать и ждать, пока выстрел не грянет на головой.
Но приходит сюда только гром от нечастых гроз.

Леди Франклин твердит: он вернется ко мне. Живой. Лучше быть там, чем здесь - и бок о бок идти за ним, принимать часть от бремени, долю от веса нош. Хуже нет чем когда в ожиданьи проходят дни, и один на другой как две капли воды похож, лучше там - подставлять под снег каменный кожу спин, сгинет все, к чему кладь заменимую не готовь.

И пока мы здесь пьем или молимся или спим, чьи-то белые лапы о снег вытирают кровь, чей-то голос зовет поименно всех мертвецов, ну а в чьем-то молчании слышен немой упрек, кто-то все говорит ненавидящему в лицо, понимая, что тот их от смерти не уберег.

Они дальше - и карт, и созвездий, и рубежей. Дальше грани, к которой их ветром вела нужда.

Сохрани нас, Господь, от участи леди Джейн.

В этом мире нет доли страшнее, чем просто ждать.
(с) marie~lin~poetry

Каждый сразится за школу Хогвартс — и первокурсник, и выпускник.
Тёмного Лорда услышав голос, сможешь ли скрыться за стопкой книг? Тёмному Лорду — идти на замок, нам — отбиваться и защищать. Здесь не экзамен, не нужно рамок, дружба и смелость острей меча, хочешь помочь — хорошо, ты в деле. Палочки к бою, спина к спине! Тот, кто ступает навстречу цели, больше не прячется от теней.
Голос шипит, заползая в душу: «Выдай мальчишку — и будешь жить». Помни: его нам не стоит слушать, мы не предатели — не сбежим. Хогвартс укрыт за щитом прозрачным, наша надежда сильней брони, помни — девчонка ты или мальчик, здесь каждый камень тебя хранит. Не было времени, жаль, на письма — знают ли дома, что тут война?
Палочки взмах — он почти как выстрел, лица смешались и имена...
Мы не сдаёмся. Наш замок вечен, шпили стремятся наверх, к луне, здесь были радость и боль, и встречи, надпись зловещая на стене, квиддич в субботу и шум гостиной, юркие эльфы, потом — Турнир, камень бессмертия, дверь-картина, Хогвартс огромен — почти как мир.
Каждый сразится за наше счастье, право вернуться в любимый класс.
Если ты стал этой силы частью —
шалость, конечно же,
удалась.
(с) Ёсими

все те же семь бед и все тот же один ответ
искать путь к себе, ковыряясь в гнилой ботве
потемки души и придуманная черта
ты все еще жив, значит, что-то пошло не так

уже не берет... и не пофиг ли, кем ты был
шагнувшим вперед на зеленый сигнал судьбы
сжигать рубежи - просто очередной этап
ты все еще жив, значит, что-то пошло не так

не пофиг ли кто... и не пофиг ли, где и с кем
стандартный итог для бредущего по доске
считать этажи, вспоминая, как мог летать
но ты еще жив, значит, что-то пошло не так
(с) невиновных нет

"...и принес мне полные горсти травы"
(с) Уолт Уитмен

Если меня спросят про идею свободы,
Я отвечу: малина.
Спелая, тяжёлая, в пол-фаланги,
Раньше слышишь запах, чем видишь хотя бы куст;
Раньше обнаруживаешь себя по уши в кусту,
Чем понимаешь, куда и зачем полез.

Если есть что-то более прекрасное и символическое, чем малина,
То разве что яблоки,
Но не будет речи об образе всего мироздания там, где уже начат разговор о его малой части.
Итак, малина:
Запах меда и лета,
Запах бесконечного и безграничного завтрашнего дня,
Каждый шарик полупрозрачен,
Различимы каждая косточка,
Каждый невесомый волосок;
И даже засохшие листья, если их добавить в чай,
Пахнут бесконечным летом ещё несколько лет после его окончания.

Дольше, чем вычищаются колючки из штанов: на это хватает примерно трех недель.
Быстрее, чем сходят пятна сока с белой футболки: они не сойдут уже никогда.

Если меня спросят о свободе,
Я протяну в ответ полные горсти малины,
И не попрошу - ни попробовать, ни раздавить в пальцах, ни согреть дыханием, ни выбросить в пыль...
(с) Ninquenaro

1.
Огня не добыть из мокрого кремня, не ври, не ври не мне,
Мы варвары, мы не вымершие не римляне,
Дохни на меня, замерзшей рукой протри меня,
Я сказка о мертвой царевне, потерянном времени.

2.
Каждое дышит стекло, во тьме умножаясь
На ноль по цельсию, на ледяную жалость,
Крот засыпает в норе, засыпает выход,
Вдыхает свой засушенный летом выдох.

Из мокрых цветов, из листьев сухих и палых
Рисую свою хохлому, свою гжель и палех,
Багряные кони бьются в холодных стойлах,
И время пришло опять выбирать достойных,

Согревшихся в золотой индевелой шерсти,
Звездой на груди, копытами стертых шествий,
Умеющих понимать неземные яства,
Умеющих плакать, но все-таки не бояться.

Достойных знать, что в мерзлой траве рассветной
Детеныш спит, глаза его гладит ветром,
Играет чакону Баха - рояль и лютня
Сухая полынь, чабрец, зверобой и лютик,

Мой Гензель ссыпает крошки в пустую колбу,
Мой Карлсон своим собакам не задал корма,
Мой Лель плетет венок из цветов и терна,
И все это - только полог, где спит детеныш.

Он спит в хохломе, в костроме, на юру, в пустыне,
Он видит сны - бездомные и простые,
И если он спит, то здесь невозможен случай
И конь сторожит его и чабрец колючий.

И он не проснется, смеясь - ему не до смеха.
Пусть мне, а не ему предоставят смету,
И если он виноват - не ему по счету.
И если спасется он - то кому еще-то.

По двадцать часов читать в ледяных трамваях,
Ломать ледок, когда я дверь открываю,
Дышать на скважину, нужное бормоча,
Над телом
Незамерзающего
Ключа.

3.
Герои сказок стоят в обнимку в ночи, что чернее дегтя,
И пальчик-с-мальчик листает книгу, в спешке ломая ногти,
Ни слова вечность ты не продашь им, ни слова архиерея
Сестра крапивные шьет рубашки, вплетая нити пырея.

И гроб на колесиках с барабашкой, и внучка, и конь соловый,
И бьет барабанщик, бьет барабанщик, ритм-секция крысолова.
И крыса-король, и крыса-герой, и синяя борода,
И вход в нору, укрытый корой, ведущую в никуда.

И слово "друг" и слово "ничей", загадка кота в мешке,
Алиса ищет связку ключей, забытую в пирожке,
И море, что заливает грот, горящий в пробирке спирт.
И теплый полог, хрустальный гроб, и снег, и детеныш спит.

И шерсть по ложу течет рекой, и рядом солнце лежит,
И конь охраняет его покой, и крот не пустит чужих,
И будет засуха, глад и зной, и ветер, и ураган,
Но спит детеныш, и сон сквозной струится по берегам.

Когда весна разломает страх, и силы иссякнут ждать,
То Гензель скажет: приди, сестра, ведь в горле скрипит наждак,
Не шей рубашки, не трогай яд, на флейты звук не иди,
Давно уже умер твой людоед с заснувшим копьем в груди.

Дракон убит, ледяная кровь впиталась в подножный корм,
И можно ступить на земной покров расхристанно, босиком,
Снегурочка тает, заплачет Лель, от слез прорастут цветы,
Детеныш катается по земле от счастья и только ты

4.
Смотришь в зеркало, но право,
Все, как прежде, все, как встарь,
Потемневшая оправа,
Переменчивый хрусталь.

И о прежнем не жалея,
Говоришь ему: Ответь,
Я ль на свете всех милее,
Всех прекрасней, правда ведь?

И молчит стекло, и ветер
Раздувает витражи
Я прекрасней всех, ответь мне?
Я милее, расскажи?

Стражники кропят рейнвейном
Скважины открытых ртов.
Я ль на свете всех мертвее
Мне ли спрашивать о том?

Я ль в гробу своем седею,
Спит на поле старый лис.

На златом крыльце сидели,
Да меня не дождались.

5.
Тепла не добыть из слов, так прости, прости меня,
Из злой лихорадки, больного огня простынного,
Последний трамвай звенит в унисон
С дождем. И луна большая.
И конь охраняет стеклянный сон
И я не мешаю.
(с)Изя Райдер

Мама читает Саше
сказку про кроху-мышонка
он заблудился в лесу,
но добрая звёздочка показала ему дорогу
Саша задаёт сразу три вопроса:
1. куда ведёт меня моя личная звёздочка?
2. правда ли, что в процессе термоядерного синтеза появляется материя, из которой состоит наша вселенная?
3. Получается, звёзды бессмертны, ведь они продолжают себя в каждом атоме рожденного вещества?
Мама отвечает:
— да, в жерлах звёзд рождался водород
но и они, взрываясь, умирали
твоя звезда ведёт тебя вперёд
как тромб ведёт изгиб коллатералей
как мать подводит дочь на эшафот
как кошка тащит мёртвую голубку.
твоя звезда - больная мясорубка
которую ничто не перемкнёт
Ты станешь пеплом, выжимками, фаршем.
— Спасибо, мам!
— Спокойной ночи, Саша!
(с) Тринле Гьямцо

...и я отвечаю: господи, я устал
внутрь себя смотреть как в некий кристалл,
перебирать все эти если бы да кабы,
раскачивать лодку, увиливать от судьбы.
падаешь в эту пропасть - убит, отпет.
вычеркут из всех списков, а дна все нет.
вальсируешь неуклюже на раз-два-три.
вязкая мгла снаружи и лед внутри.
(с) Борис Панкин

Молодильные яблоки пущены на пирог. У хрустального шара вообще ни одной идеи.
Сапоги-скороходы в ремонт — гарантийный срок, обещали отличное качество, прохиндеи.
Водяного Антипа не выманишь из болот. В депрессухе лягушка — тупит механизм захвата. Не летает Горыныч — уволен второй пилот, а у третьего лётного опыта маловато. Заколочены двери цветочной артели фей. Принц растерян донельзя — какая тут серенада.

К старой ведьме стучится не-сказочник Ерофей: научи волшебству меня, старая. Прямо надо.
Морщит ведьма лицо: недостаточно ты умён. Даже глуп. Попрошу камышей — принесёшь рогоза. Признавайся — каких ты сословий, каких племён, почему черепа на тебя посмотрели косо. Колдовать не умеешь? Да будет жалеть о том.
Для метлы ты тяжёл. Для будильника ты неточен. Хорошо. Назначаю тебя, Ерофей, котом. Прежний кот заседает в парламенте. Занят очень. Осторожно, котёл не задень. Ты совсем ослеп? Видишь — древние руны. Естественно, что-то значат. У золовки спрошу. Не в единственном я числе. Под прикрытием трудимся, золотце, как иначе?

Вот лежит Ерофей, лучезарен, пушист, хвостат. Потребляет сметану и сливки. Мурлычет громко. А у ведьмы над крышей зелёный аэростат, гномы тайно ведут запрещённую фотосъёмку. Отправляют ифриты вагонами кашемир. Разделяются страны, не делятся апельсины.
Но выходят коты по весне и спасают мир, потому что дурацкие люди уже бессильны.
Потому что кошачий спасательный архетип — говорить про любовь, бесконечную и живую.
Кстати, третьего дня под мостом водяной Антип уверял, что русалок на свете не существует.
(с)Резная Свирель

Вот когда за горло ухватит болью (и не взвидишь свет, не почуешь тьму) - не помогут тут ни осина с солью, ни клинок, в рябинном кален дыму. Волшебство такое, приятель, дело - обожжет врага, отпугнет зверей, что испачкал - сделает снова белым, наведет мосты через сотню рек. Призовет химеру на чай с печеньем, распылит валун, как песок в горсти, посчитает "пи" до любых значений, если надо - можно и до пяти. Защитит от мора, морей и моли, в жаркий летний день раскидает снег.

Но бессильна магия против боли. Ничего, увы, не придумать с ней.

Здесь у нас не сотни, а сотни сотен важных книг, тугих колдовских томов. Здесь такое прячется в переплетах - ты б за жизнь свою прочитать не смог. Всё: рецепты зелий, да карты кладов, да узор ковра, чтобы мог летать...

Есть один совет, чтобы с болью сладить. Не волшебный, каждый сумеет так. За руками смотришь? Гляди на блюдце, наливное яблочко покати; вот узоры тянутся, вьются, вьются, в тридцать девять царств без одной версты. Тридцать девять царств, тридесятый витязь молча смотрит в темный глухой экран; и царевны-Лебеди карта бита, а Иван... как водится, он дурак. Кто-то, в дождь лицо запрокинув, бродит по пустым дворам, распугав котов. Кто-то тихо плачет, а кто-то вроде зубы стиснул - к бою, ваш-мать, готов. Кто-то спит в обнимку с чужой гитарой, иль играет в покер с самим собой. Во вселенной нашей - огромной, старой - каждый миг свечою мерцает боль. От любви, от памяти, от обиды, от того, что снова не позвонил, слишком мелких искорок не увидеть, и нельзя винить, а кого винить?

Да, я знаю, плохо. Хоть вой, хоть тресни, хоть рычи барбосом в ночную тьму... Дай мне руку, хочешь - мы будем вместе? Протяни ладонь, я ее возьму. А потом - другому тяни, не струхни. Нас так много, искорок в темноте. Кто-то вдалеке включит свет на кухне, кто-то тихо ляжет без слез в постель. Улыбнется Лебедь дурной привычке, да Ивана вроде отпустит чуть. Зажигает небо от спички спичку, люди держат Землю - плечом к плечу.

Тридцать девять царств пробежит дорога, за пустынный край, за зеленый бор. Просто боль, разделенная на многих - это лишь частичка, почти не боль. Это лишь кусочек, витраж узорный, рыцарь с витража, напои коня.

Небо стало серым - а было черным.
Протяни мне руку. Коснись меня.
(с) Волколис

Хочешь бесплатный совет, уважаемый сэр?
Если твой оппонент - идиот, и споры бессмысленны,
То расслабься, приятель, спокойно достань револьвер.
Излечи кретинизм целительной силой выстрела.
(с) Ignaz Denner

он говорит: нет вернее закона, хочешь принцессу - мочишь дракона
или хотя бы бой поизящней изобрази где-то около башни.
в чем заковыка? ей нужен рыцарь! чтобы без визы через границы,
чтобы с конем (только пусть не как Локи), чтоб под гитару ровные строки.
ну а потом всё обычно и просто - секс, отношения, рыцарский отпуск
и, если быт не стучит в крышку гроба, в принципе, счастливы будете оба.

я говорю: ну давай, ну попробуй, буду драконом хищным и злобным,
буду дышать в тебя пламенем страшным, тихо курсируя в области башни.
ты выходи на коне, при доспехах, крикни там что-то для гулкого эха,
отсалютуй ей мечом, всё такое, и приступай к поединку с драконом.
пусть она смотрит в щелку сквозь ставни как я тебя покружиться заставлю,
пусть поволнуется (так даже лучше), что ты ко мне заявился на ужин.

ну а когда она будет готова, в страхе не сможет вымолвить слова -
вот идеальное время развязки! следуя правилам рыцарской сказки,
ты непременно получишь принцессу, храбро пронзив моё черное сердце.
(с) Эфа

королевство плохих концовок, дом утративших суть чудес.
если путь был хитёр и долог, вился тропами через лес, если в плечи клыки вонзались, а в лицо улыбался кот, для чего ты сюда ввязалась, зная: слабая не дойдёт? слышал, в Лондоне жить неплохо, так зачем же нырять в нору? ладно, девочка, но не охай. помни: люди повсюду врут, помни: что не хлебнёшь – то зелье, и грибы не кусай с углов.
твой характер противно зелен – мало дела и много слов, и булатности не хватает, раньше – младше, зато сильней. это время тебя слатало, не оставив ни сходства с ней? ладно, чёрт с этим, в добрый дальний, пока в чайнике скрылся след.

видишь сказки, что пеплом стали в этой сталью дышащей мгле? видишь, пламя горит сквозь время, и сочится доселе кровь? я пытаюсь в тебя поверить, ты твердишь «не секла голов, не меня вы уже встречали, и не мне покорится меч», раз уверенно жмёшь плечами, что я должен тебя стеречь?! отправляйся же! путь твой – вязкий, замок виден издалека. да, финал этой горе-сказки, к сожаленью, в твоих руках. а моя из узлов дорога снова ляжет к врагу во стан.
есть же вера в твоих чертогах – собери ее и восстань!
– а безумие – это смелость или трусость?
– смотря когда. ты сумела?
да, ты сумела. даже лучше, чем я мог ждать. ты булатнее, цельней, твёрже, чем враги на твоём пути. всё – потерянное – твоё же, так хватай это и иди. есть ли смысл просить подмогу, если попросту не дадут? но чем больше во мне тревоги, тем сильней твой Алисий дух. шесть чудес – мне достань седьмое – пусть сегодня тебе свезёт: каждый чокнутый бравый воин будет верой своей спасён. ты безумная, у таких ведь голова не слетает с плеч!
я бы отдал всё Красной Ведьме, лишь бы только тебя сберечь.
(с) Булгакова

Говорят, у меня минимальный ОБВМ,
То есть прост я, как лазер или стальной топор
Да, счастливое детство, в семье никаких проблем,
Да, женился я рано и счастлив с тех самых пор.

Говорят, у меня самый быстрый на свете флот,
И манера боя Альянсу внушает страх
А рецепт до смешного простой, как и я: - Вперед!
Заправляйтесь чаще, летите на всех парах!

Говорят про меня, что я верности образец.
Даже спорить не буду, про это и спорить лень.
Стать мне специалистом советовал мой отец,
Так что я совершенствуюсь в верности каждый день.

Говорят, что и в будущем нет никаких проблем,
Дети, дом и работа, живу я, судьбой храним...

Впрочем, пусть говорят. Минимальный ОБВМ
Позволяет молчать о многом. Спасибо им. (с)

я, говорит, пришел из иных краев, из чужих земель
белым одет и сед, я кровавую клятву принес зиме
был, говорит, живым, да хлебнул неистовой синевы,
да шагнул в метель,
окунулся в снег, утонул во сне,
с Неблагой разделив постель

я, говорит, забыл, что такое мир, каково в нем жить
спал на ее груди и дышал дыханием госпожи
кем для нее я был? краткий миг борьбы,
учащенный пульс, внутривенный жар
холод врастал в меня, будто сотни игл, десятки жал

я, говорит, сражался, но лед держал

я, говорит, пропал; присягнул на верность - она взяла
там, где горело пламя из Божьей искры, теперь зола
что ж ты меня, родная, не отмолила, не сберегла?

я, говорит, ослеп, затерялся след мой в ее лесах
я, говорит, готов за нее и в бездну и в небеса
имя с себя сорвать, пусть останусь после и наг, и нем

зря ты, родная, дверь отворила мне

я, говорит, войду, серебром сияя, лишенный чувств
пахнут ладони ладаном, тени льнут к моему плечу
брошу ворох душ на ее алтарь
лягу псом у хозяйских ног

и достает клинок
(с) книга теней

Предостереженья «ты плохо кончишь» - сплошь клоунада.
Я умею жить что в торнадо, что без торнадо.
Не насильственной смерти бояться надо,
А насильственной жизни – оно страшнее.
Потому что счастья не заработаешь, как ни майся,
Потому что счастье – тамтам ямайца,
Счастье, не ломайся во мне,
Вздымайся,
Не унимайся,
Разве выживу в этой дьявольской тишине я;

Потому что счастье не интервал – кварта, квинта, секста,
Не зависит от места бегства, состава теста,
Счастье – это когда запнулся в начале текста,
А тебе подсказывают из зала.

Это про дочь подруги сказать «одна из моих племянниц»,
Это «пойду домой», а все вдруг нахмурились и замялись,
Приобнимешь мальчика – а у него румянец,
Скажешь «проводи до лифта» - а провожают аж до вокзала.
И не хочется спорить, поскольку все уже
Доказала.
(с) Вера Полозкова

Дорога – это проснуться ночью, почти наощупь собрать рюкзак, позволить сотням пустых обочин вовсю плескаться в твоих глазах, дорога – это огни заправок, глухих окраин прощальный джаз, и ты вздыхаешь, ох, боже правый, куда я вляпался в этот раз. И липкий страх начинает литься в тебе холодным и злым дождем, ты в сотый раз вспоминаешь лица тех, кто обратно тебя не ждет, в тебе, шипя, остывает город, проблемы, планы – и ты один…

…еще дорога – седые горы, кусочки неба в твоей груди. Дорога – это когда наутро ты вдруг проснешься под шум колес, и кто-то очень лихой и мудрый внутри прикажет не вешать нос. Когда весь мир, что горел в пожаре, теперь смеется, живет, летит…

А тот, уже незнакомый парень остался где-то на полпути.

Храни нас, Боже, наивных, резвых, таких обидчивых и прямых, храни нас, Боже, бухих и трезвых, когда кричим и берем взаймы, храни нас, Боже, горячих, верных – и глупых - но неплохих ребят. Храни нас, Боже, когда не верим в себя, в прощания – и в Тебя.

Морская пена, закаты, сосны, откуда вся эта красота; дорога – это вернуться после, и в то же время остаться там.

И пусть закончишь ты это просто, домой вернувшись в конце концов.

Но видишь – линии перекрестков опять рисуют твое лицо.
(с)джек-с-фонарём

На самом деле война
Играет не в шашки, не в шахматы,
Не в го, не в сёги, не в тактический симулятор.

Война играет в кубики.
Если хочешь - в конструктор.
Собирает из наших душ и разумов
Что-то новое, и, вероятно, недолговечное.

Если строить высокую-высокую башню,
Обязательно выиграет сила,
Тянущая вниз,
Обязательно выиграет сила,
Обрушивающая башни:
Война никогда не была
Достаточно аккуратной.

Если возводить крепость,
Собирать звездолет,
Если складывать из кубиков слова -
Всегда чего-то не хватает:
Эта арка не удержится без перекладины - а в наборе только кубики,
Из этих деталей не получается пары одинаковых крыльев,
Этих букв не хватает на слово “вечность”.

Война играет на недостатках, лакунах, зияющих дырах,
Течет от высокого к низкому,
От заполненного к опустошенному,
От звонкого к почти неслышному,
Превращает позвоночники в стальные клинки,
Солнечное золото - в текучую нефть,
и всегда выигрывает,
Потому что никогда не соблюдает никакие правила.

Потому что она и есть правила,
Расставляющие фишки по доске,
Диктующие им ходы,
Говорящие: “ты черный, я белый - мы никогда не будем на одной стороне”,
Говорящие: “в эту игру можно играть только друг против друга”,
Говорящие: “ты убит, падай!”

Давай выйдем на уровень выше:
Где ничьих правил не существует: ни твоих, ни моих,
Ни её.
Четыре точки можно соединить одной замкнутой линией, если выйти за пределы квадрата.
Параллельные прямые пересекаются, если отойти от Евклида.
Падающий кубик в невесомости висит и не падает.

Давай выйдем в поле,
Где нет соревнования,
Где нет споров,
Где нет попыток доказать, кто лучший, и чья вера вернее.

Где из твоего рукава падает
Последний
Такой нужный мне
Кубик от слова “вечность”.
(с)Ninquenaro

что внутри накопилось — обвалится, загремит.
наши раны — порой — говорят громче нас самих.
потому что "живой" значит "лакомый для ножа":
кожей лезвие не сдержать.

души светятся — кожа прозрачная, как кристалл.
хорошо, что порезам так нравится зарастать
самой светлой рубцовой гладью — архипелаг
для касания новых рук,
не несущих зла.
(с) шесть демонов мэйю

Лети через мосточек, сухой кленовый листочек...
Если съела тебя тоска - поймай листочек, не отпускай.
Приведет, никуда не денется!
За мосточком - сухое дерево:
под корнями - карлики, день-деньской
добывают страх и кошмары, мастерят пирожки с тоской.
Над корнями ствол - перекручен, замшел, дубов,
и сидит котище - полная пасть зубов!
Точит когти: два ряда, стальной отлив.
Вырвет сердце: не боли теперь, не боли...

Но пришел и ждешь, а что-то пошло не так.
Это верно, когти острые у кота,
режет северное сияние в лоскуты:
вот и ветки уже нарядны и не пусты.
Цап звезду, и еще, созвездия поменяв:
засияют на кроне звёзды теперь, звеня.
Прилетят пичуги, сядут и запоют,
разлетятся трели от городов до юрт.
А народ подземный птицам несет носки:
пой, не пой - морозы зимой крепки!
Ну, а ты-то чего стоишь? Проходи, родной!
Не за этим шел?
Не все ли теперь равно??
(с) Дильдина Светлана

Водную гладь изнутри разбиваю своей рукой, и воздух вдыхаю пряный и обжигающий. Насколько я знаю, он тут всегда такой. Он всегда тут такой, когда мы с тобой встречаемся.
Ты смотришь мне в самую душу, глаза твои - целый мир. Ты разрываешь мне сердце своим касанием. Я отвожу глаза, и рассказываю, как из-под темной воды видится ваше небо - далекое и бескрайнее.
Как колыхаются, словно дышат, водоросли на дне, и отраженный свет рисует узор на коже. Ты усмехаешься горько - видела это во сне. Мы с тобой вечно видим немножко одно и то же.
- А луна пробивает пространство сотней лучей! Если б ты видела, как это все красиво...я тихо вздыхаю. Ты не сможешь на глубине. А я задохнусь в вашем сером обугленном мире.
Мы держимся за руки, солнце и месяц, огонь и вода. Соленые капельки катятся вниз по коже. Однажды мы попрощаемся навсегда. И это будет страшнее, чем самый безумный шторм.
(с) Саша Хенниг

Я слушаю.
Подношу динамик ко рту и надеюсь,
что связь будет без перебоев.
Иногда общение тоже дается с боем.
Очень часто общение тоже дается с боем.

Подозреваю, будто меня не слышно.
Если динамик плохой, если из-за маски
Волны, рожденные голосовыми связками,
Разобьются о скалы материи между мной
И Другим.

Подозреваю, волнуюсь и опасаюсь,
Дрожь, порождённая нашими голосами
Входит с другими волнами в резонанс
Это волнение объединяет нас.

Правильно ли я тебя услышала?

Повторяю услышанное по своему,
Смотрю вопросительно через стойку,
Изгибаю, тяну свою интонацию,
Замолкаю, стараюсь не отвлекаться.

Ты говорила , что глухота страшнее,
Чем слепота, и я говорю нежнее,
И на всякий случай еще говорю с тобою,
Мало ли что в самом деле случится же.

Иногда общение тоже дается с боем,
Но после победы не остается жертв.
(с) Знаменосица Ира

...в этом мире, в котором ничего уже не исправить,
у меня все было лучше, чем можно себе представить:
я знал, что все могу, и что ничего не боюсь,
но несколько лет назад со мною случился блюз.

Мне назвали твое имя, разрешили допить вино
и дали указание: разыскать любою ценой.
Сказали: встань и сделай, и не жди ничего взамен,
и с тех самых пор я готов сдохнуть в любой момент.

О, сколько было поездов, пеших переходов, попутных авто,
я не знаю, сколько мне лет - может, сорок, может быть сто,
я реликт, замшелый валун, призрак ушедшего дня,
но даже камни идут, если их послал тот, кто послал меня.

Знала бы ты, сколько раз я слал на самый верх депеши и письма:
"Вы допустили ошибку, и она, черт подери, может стоить мне жизни,
я в аэропорту, начальник, не могу вылететь, все дело в погоде,
а ее не существует в природе, да, не существует в природе".

И снова шел вперед, а объявления о розыске шли в печать.
Никого не волнует, что я тоже конечен и что я тоже могу устать,
но в этом мире, в котором ничего уже не исправишь,
ты либо чему-то служишь, либо кого-то славишь.

Дороги ложатся швами, я сам теперь один большой хирургический шов.
С течением времени все это стало напоминать любовь,
серьезно, детка, никто в мире не ищет тебя так, как я -
наяву, во сне, когда трезв и когда в стельку пьян.

Что до снов: о да, я, конечно же, вижу тебя во сне -
силуэтом, отблеском в огне, тенью на стене,
пониманием, что наконец-то моя цель оправдала все мои средства.
Я подхожу к тебе и говорю "Здравствуй", говорю тебе "Ну наконец-то",

и просыпаюсь: в гостинице, в ночлежке, мордой в стол в кабаке,
с бутылкой в кармане, с ориентировкой в руке,
но знаешь что? Все сдвинулось с мертвой точки примерно на прошлой неделе:
у меня появились доказательства, что ты существуешь на самом деле.

Так что я почти счастлив. я, можно сказать, дошел
до ручки, до точки. Но теперь все будет хорошо,
поскольку я все могу и ни черта уже не боюсь.
И я пою блюз, детка, я пою тебе этот блюз.

Я тебя не виню. Не думаю, что это вправду твоя вина -
я же не в курсе, кому и для чего ты на самом деле нужна,
но я знаю, сколько ты пьешь и с кем ты сегодня спишь,
жаль, что ты не подпеваешь. Ужасно жаль, что ты все время молчишь.

В общем, дело есть дело. Позади годы, впереди неизвестно что.
Эти чертовы поиски превратили меня в чертово решето.
Знала бы ты, как я устал тратить свое время на всю эту ерунду.
Догадайся сама, что будет, когда я тебя найду.
(с)радио фарангейт

Почувствуй бит, ощути как льется на сердце музыка сотен строк
Как тает лёд под июльским солнцем, пустив по венам горячий ток
И может стоило так бояться, вокруг судьбы нарезать круги...
Чтоб просто плюнуть, пойти на танцы и вдруг проснуться совсем другим.

Неважно что это - волны джаза, ритмичный хаус, бунтарский хоп,
Ты был как все, а теперь ты сразу незваный, дерзкий, чужой, лихой,
Другие мысли, другие люди, ты их узнаешь в любой толпе
И пусть что будет - не просто будет, а чтоб хотелось об этом спеть

Ведь танец - это не звук колонок, не просто свет, номера, цвета...
Когда танцуешь - ты резок, звонок, весь мир несется с тобою в такт
Когда танцуешь, с тобой удача играет бликами на стене...
Ты слышишь музыку? Это значит что танец вечен, что смерти нет.
(c) Джек-с-фонарём

Корабельная кошка вчера принесла котят.
То есть как... отложила яйца. Команда в трансе.
Осьминог предложил омлет, навигатор - яд,
Интендант - просто сбросить к дьяволу в подпространство.

Капитан обратился к ИскИну за справкой о
Биологии этого вида. Угрюмо слушал.
Боевые действия, всё-таки, это одно,
А топить целый выводок - как-то тревожит душу.

Врач невольно смотрел с сожаленьем на ложемент,
Где под сферой лежал в отключке ксенобиолог:
Так бездарно профукать такой интересный момент -
Для учёного хуже, чем боль, темнота и холод.

Инженер составлял черновик объявления: мол,
Отдаются в хорошие руки... шипы... размеры...
Сам себе говоря, что до ручки совсем дошёл,
Добавлял всё же фразу, что мать - крысолов отменный.

Корабельная кошка, кончик хвоста взяв в рот
И свернувшись кольцом, работала колыбелью.
Молча гладил колючую спинку второй пилот,
Созерцая блестящую кладку в своей постели.

Корабельная кошка урчала в районе жабр,
Поджимала во сне нечётные пары лапок
И не знала, что вызвала разом потоп, пожар,
Революцию, мор, сход лавины и много мата.

Всё решиться могло как попало, ведь время шло,
Яйца трескались... Но тут из штаба прислали карты.
И в ближайшем порту капеллан и второй пилот
Сдали выводок монстров счастливому зоопарку.
(с) Suboshi