«А тебе не приходило в голову, что эта война никогда не кончится?»
«Ах, Шара, ты не можешь так думать. В противном случае мы сражаемся ради самой войны, не так ли?»
— Шара Бэй и Л'уло Л'эмпар
13.IX. 22 BBY. Шаре 3 года.
Шару достает какой-то дурак чуть постарше. Шара уверенно бьет его лопаточкой по сопатке и бежит домой. Дома фоном идут новости: белые войска, черная техника. Сенат – не наши, наши закрылись и не участвуют в данной галактической мясорубке – выиграл битву на Дантуине. Война уже идет целых четыре месяца. В учебники будущего она войдет как Война Клонов.
Война в глазах маленькой Шары выглядит бело-черного цвета.
20 BBY. Шаре 5 лет.
Дурака, оказалось, зовут Гираном, ему почти шесть лет и он любит звездолеты. Последнее оказывается достаточно решающим аргументом, чтобы перестать считать его настолько сильным дураком. В новостях показывают черный дым на фоне белоснежного храма Джедаев, белоснежные войска и черные звездолеты. Самым частным словом, слышимым у взрослых, является слово «война».
18 BBY. Шаре 7 лет.
Мама уезжает в командировку, брат на выходные – к дедушке с бабушкой, и папа мужественно остается на хозяйстве. Все идет хорошо до того момента, как в школе не задают принести блины на Праздник урожая. Отец отказывается, отнекивается и вообще считает, что все в его силах он сделал – даже девчачье платьице погладил! Шара убеждена, что над ней все будут смеяться, ведь она единственная придет без блинов. Итогом становится, что папа в семь утра поднимается и делает стопку тоненьких-тоненьких кружевных блинчиков, потом идет с дочерью на праздник, где гордо сидит. Шара горда как никогда – у всех пришли мамы, у неё одной па; и убеждает, что его блины самые вкусные!
В школе рассказывают про доброго Императора и мерзких джедаев, отравляющих воду, помогающих террористам и попытавшихся убить нашего дорогого Императора. Император строго, пытливо смотрит со стены. Он весь в черном.
15 BBY. Шаре 10 лет.
Теракт происходит на день рождения брата. Она обещает себе никогда-никогда больше никого не терять. До нарушения обещания остается целых десять лет. Небо расплывается от воды в глазах и, кажется ослепительно-белого цвета. Больше на людях Шара в жизни не плакала. Да и дни рождения тоже не праздновала в честь солидарности со старшим.
Террористов и прочих повстанцев она ненавидит настолько кристаллической ненавистью, что ту можно продавать на развес вместо соли.
12 BBY. Шаре 13 лет.
Шара нагло прогуливает уроки политграмотности. Скучно там до зубной боли – взвейтесь, развейтесь, стабильность, порядок, бюрократическая машина чуть не погубившая галактику и сплошь враги. Ненавидеть терроризм это все равно не мешает.
Все в семье знают, что деда у них умный и служил отнюдь не пилотом. В общем, он тоже из КорБеза. Впрочем, КорБез у них скорее давно семейное, КорБезом у них никого не удивишь. Дело в том, что Шара намылилась в разведчики. Нет, она, конечно, летать любит и будет скучать, но разведка классная же. Оперативник внимательно слушает щебетание внучки, наблюдая, как та нервно дергает за черные бусинки браслета, и бросает лишь одну фразу.
- Ты не вытянешь.
В ответе деда честность. А честность Шара, проходившая то под одними знаменами, то под другими, всю жизнь ценила как исчезающе редкий дар.
10 BBY. Шаре 15 лет.
Они подсчитывают на пальцах, кто сегодня летчик. Выпадает Гирану. Она показывает язык и запрыгивает в корабль, занимая место второго пилота. Когда корабль поднимается в воздух, за белые облака, они вдвоем обретают целый мир.
Потом они идут к остальной компании, ночевать на берегу реки. Ночевка превращается в ловлю рыбы, готовку ухи и чтению с выражением про похождения потомка старинного рода, которому не давали спать крысы в стенах и тех боялись кошки. Спать потом уже никто не ложится.
8 BBY. Шаре 17 лет.
Гаталенка и кореллианка на Альдераане: что может быть забавнее? Однако что есть, то есть. В воздухе пахнет пряными травами и вином. Хубба-чипсы в качестве закуси к тонирею подходят мало, откровенно говоря, вообще не подходят, тем более, когда их мало, но об этой показавшейся маловажной детали, девчонки узнают только утром. Несильно пьяная Шара шутливо целует подругу, та неожиданно отвечает.
Нынче мне снятся чужие сны – ярче моих и выше…
Ночное небо Альдераана черного-черного цвета.
5 BBY. Шаре 20 лет.
Противник уходит знакомым-знакомым разворотом. Она его тыщу лет знает. Она его тыщу лет не знает. «Гиран?». «Шара? Жаль, что так вышло». «Да». Почему он выступил на стороне взрывающих мирных жителей уродов, она не спрашивает.
Медленно
Падает…
Крестокрыл исчезает в белом взрыве.
Шара думает, что у неё был выбор не поступать в Академию, а уйти в КорБез, и больше она не думает ничего. Толку-то теперь? «Чакта сай каэ» - произносит она вечером, выливая часть эля, жаль не сорокалетнего, на землю. У Гирана уже не будет ни могилы, ни алмаза – теперь он имеет самый прочный сплав, который не нарушить пламенем. Память о нем – пока она будет жива – останется.
Товарищ поздравляет с первой звездочкой. Шара молча разбивает ему нос.
2 BBY. Шаре 23 года.
Сначала Шара думает, что повстанцы – идиоты. Дебилы. Сумасшедшие. Психи ненормальные. Водить же так невозможно! Истребитель в руках Шары всем видом показывает, что водить не могут разве что тупые бывшие имперцы, а отважные сопротивленцы асы из асов. Если бы Шара самолично не приземлила кое-кого из здешних летунов, то может и поверила бы, а так скептизм у них с машиной взаимный. Маневренность крестокрыла явно желает лучшего.
Еще через какое-то время Шара, чудом не врезавшись в своего, определяет большой и жирный плюс: скорость. Понимание плюса приходит после отрыва от севшей на хвост черной блестящей тайки. В шлеме раздаётся слегка напряженный голос Зеленого-лидера, который очень-очень вежливо объясняет, что щиты тут не просто так для красоты прикрутили. К щитам девушка привыкает еще долгое-долгое время.
Наверху плывет вечный черный Космос.
0 ABY. Шаре 25 лет.
Восемнадцатый год от основания Империи был годом, в котором была война. И ничего кроме войны. Шара слушает альдераанца, как он пугающе спокойным голосом говорит про семью, Альдераан, как они поссорились в его последнюю встречу с отцом. Просто слушает. Что она теперь может еще? Они не были близкими друзьями, но сейчас это совсем не важно. Да и слушать страшные воспоминания в этом году ей уже приходилось.
Кассиан.
Восемнадцатый год от основания Империи был годом подарившим надежду.
Восемнадцатый год от основания Империи был годом изменившим всё.
"Приборы? - 600! - Что 600? - Приборы!"
Блядский восемнадцатый год от основания Империи.
2 ABY. Шаре 27 лет.
- Всё! Только половое воздержание. Аскеза! Уход в монастырь! Мужской! Выращивание редиски и подсолнухов. Да хатты зеленые, БОЛЬНО-ТО БЛЯ КАК! – не знает она, как еще выругаться и кому пообещать, чуть ли не все на свете. Удар по стене не приносит облегчения. Молодой парень испуганно смотрит на корчащуюся женщину, уговаривает её немножко потерпеть и дождаться все-таки опытных медиков, а то он всего лишь техник в пятом ряду, а не разведчик или спецназовец – это тех всему и вся учили, включая принятие родов в полевых условиях и вышивание гладью. И вспоминает откровение знакомой пережившей и роды и имперское кресло, что еще неизвестно, что было вообще больнее.
Стали батьками доньки й сини…
Боль она всегда белого цвета.
5 ABY. Шаре 30 лет.
Ей говорят: ну, вы понимаете, что у вас такие анализы? Ей говорят: ну, какие еще дети? Ей говорят: то, что ваш сын родился – уже можно назвать чудом. Ей говорят: главное, ваш сын родился здоровым – и это уже хорошо. Она кивает и говорит, что все-все понимает, просто понимаете, доктор, все же надеялась. И выходит. И гуляет. Домой она приходит, когда на улице вечер, почти ночь. Кесу она говорить про эту неприятность не будет – зачем мужа огорчать.
И ты закроешь глаза, считая до десяти…
7 ABY. Шаре 33.
- Я должна была сражаться за Кореллию… - глухо начинает она. – Должна была, но вместо этого сижу сиднем на этой вшивой планетке. Официальный уход в запас, мать его. Зато как-то в спасении Набу немножко поучаствовала. Будет иронично, если… - она прерывается и не договаривает. Боится.
- Ты сделала, что смогла. И благодаря этому, нашему дому теперь не грозит судьба Альдераана. А сейчас ты должна им, - отец показывает глазами на младшего и старшего Дэмеронов. – Взрослеют. Оба, – улыбаясь, наблюдает за внуком. Тот как раз показывал гордому Кесу фирменное: па, смотри, как я могу!
- Все взрослеют.
Он внимательно проницательно смотрит на дочь. Долго молчит.
- Нет. Ты стареешь. И я не знаю, кого молить, чтобы ты прекратила это делать.
30.VII. 10 ABY. Шаре 35 лет.
Легкий поцелуй в висок, к счастью, не будит сына, как до этого не разбудил мужа, и Шара улыбается. Показывает средний палец темноте, уже переходящую за окном в предрассветные сумерки. У них впереди вечность. Вечность – это ведь так долго.
Вечность кончается ближе к вечеру, когда неожиданно приходит резкая боль, головокружение и тошнота. Почему-то, кажется, что она сидит в отцовском истребителе, а в наушниках слышится голос брата: мелкая, держи, елки-зеленые, штурвал – я не готов объясняться, почему ты лепешкой землю украшаешь. Последней мыслью Шары неожиданно стала: интересно, а как войдет в учебники их война?
Война в глазах взрослой Шары черно-белого цвета.
здесь и сейчас - я могу бояться,
чего угодно:
от мокриц до пожара,
от простуды до войны;
но здесь и далее -
мне не страшно.
я успела сделать то,
что должна была сделать,
и получить то,
что хотела иметь.
у меня была
любовь,
ради которой я живу;
сын,
которым я горжусь;
враг,
с которым стоило драться;
дело,
за которое стоило встать;
место,
которое я знаю своим.
мне есть зачем хотеть жить;
мне есть почему не бояться умереть;
мне не страшно
идти дальше,
по какой бы стороне жизни
ни проходило мое "дальше"
ninquenaro