— Да, давно, много раз... Вообще я учусь на Этах, они даже легче, но от ощущения крестокрыла отделаться чаще всего не получается. Может быть потому, что мне не очень-то и хочется, — последнее она скорее сказала себе. В самом деле, кто-то учится кататься на велосипеде в детстве и потом тело и разум помнят об этом всю оставшуюся жизнь, а у кого-то просто велосипед... побольше.

[01.VII.34 ABY] А вы крестокрылов выдаете? — Нет, только показываем

Она пытается рассмотреть, кто стрелял, ей это очень важно, ей надо знать, кто, видя, что они пытаются спасти корабль, расстрелял его, но ничего не разобрать.

— Если кто-то видел, кто это сделал, — говорит она эскадрилье, и голос ее абсолютно спокоен, только чуть-чуть хрипловат, — вы мне его потом покажите, очень надо. А теперь — ну, чего застыли? Вы слышали приказ капитана, курс на восемь часов порядком по одному, на выходе перестроиться обратно в двойки.

Никто не слышал приказ капитана, не было никакого приказа, но пусть он лучше устроит ей разнос по всем правилам, когда они вернутся на корабль, чем вот такая тишина в эфире.

Кто-то же там был, в этом шаттле. Дети, может быть. Семьи. Кто-то, кого она знала, мало ли. И еще там был кто-то, потерявший самообладание и решивший, что так просто не сдастся ни тем, ни этим.

[03.IV.27 ABY] War will make them old

Он велел мне сваливать, сам отстреливался. Ну, секунд пять, потом лифт все-таки дополз, я дернул его внутрь, и все, импы с носом. А он... передоз стана, или, не знаю, от чего еще умирают на ровном месте, без видимых ранений?

Все бойцы, с которыми ему приходилось иметь дело, почему-то считали, что молчание — это доблесть, которая обязательно принесет их дорогому медику высшее удовольствие в жизни — не просто обработать рану, а хорошо с ней потрахаться.

Только в страшном сне Хартер может представить себе, как по ней стреляет корусантская полиция. Теоретически такое возможно, раз уж она ввязалась в это всё, а на практике – ну что она такого может сделать, чтобы за ней организовали погоню?

Мон достаточно умна, чтобы не поверить ему на слово. Но сейчас важно обозначить правила игры. Дать хотя бы призрак надежды — а она не сможет отмахнуться от него, не сможет не надеяться на призрачный шанс... Никто из них не может.

Попасться во второй раз, так просто, в этот раз даже без облавы, без сопротивления, взрывов и перестрелки.
Если она переживет эту встречу, она даже поймет, если Дравен решит ее придушить собственноручно.

Император в прошлом тоже был хорошим сенатором Шивом Палпатином, но мы с вами сейчас сидим здесь, а за наши головы можно купить эскадрилью.

...ну, мало ли причин у красивой молодой девушки плакать, когда она застряла на самом днище с кучкой агрессивных нелегалов. Тут надо лично ловить, спрашивать и утешать.

Большой чёрный дроид в большой широкополой шляпе — не глюк и не бред.
Значит, это Кей-Ту — и значит, она не умрет.

Мы не выберемся из этого бескровно, Мон — мы можем или идти до конца, или до эшафота. Если, конечно, ты не заботишься так о сохранности Империи для того, чтобы сделать этот эшафот собственным.

Ты же не будешь обгонять спидер на банте. Так почему ты думаешь, что обгонять тайку на крестокрыле — хорошая идея?

«Я покажу тебе, если захочешь» — хочет добавить он, но останавливает себя. Это такая же рефлекторная фраза, как слово «имп», которое, вероятно, не следовало произносить при импе.
— Ты быстро научишься. Я только не понимаю, зачем, — Тайко резко разворачивает свое кресло так, чтобы смотреть на Сунтира прямо, глаза в глаза.

Я похоронил половину своей жизни, Тайко. Может, я никогда не приму Новую Республику, или как бы вы не назывались... но Империю, то, во что она выродилась, я тоже не приму.

Простите, сдохнуть молодым героем не сложилось. Приходится быть старым ничтожеством.

Эти ранкоры, они хотели тебя больше всех. Не то, чтобы съесть, но так как тебя можно только съесть, тогда съесть… Такое чувство. Сложное.

— Успокоительным бывает чай и пледик!
— И боевая фармакология!

Лучше всего успокаивает того, кто ее применяет :D